Сегодня мы опять отступали. Нет, конечно, замполит говорит, что мы отходим для занятия новых, более удобных позиций, чтоб лучше бить фашистов. Но мы же все видим - мы отступаем. Шли долго, километров двадцать. Где-то сзади остались раскаты канонады, это соседний батальон сдерживает немцев. Там остался Сашка – мой друг, я тебе о нём писал. Увижу ли я его? Как хочется думать, что – да! Но по опыту знаю, что от его батальона, скорее всего, никого не останется… Как же их остановить-то – немцев этих?
Ты знаешь, что самое страшное? Это глаза старухи, которую мы встретили при выходе из одной деревни. Она стояла с пацаненком, маленьким, лет трех-четырех, у самой дороги и смотрела на нас. Молча так смотрела, но как! Лучше бы стыдила, ругала - было бы легче. Этот взгляд, как жало шершня, протыкал до самого мозга и выворачивал наизнанку. Было так стыдно и больно. А вдруг я так до самого дома дотопаю?.. Не дай бог! Нет, мы должны остановить их. Знаешь, я хочу еще раз увидеть ту старуху. Только с другим взглядом.
Устали, как собаки, когда пришли. А надо было еще рыть окопы. Я даже не знаю, смогу ли еще играть на гармошке. Руки и пальцы от лопаты стали неуклюжими и жесткими, как подошва сапога. Так что, когда вернусь, буду царапать ими. Смеюсь. Сколько я за эти три месяца земли-то перевернул, наверно такой холм, как у нас за околицей насыпать можно. Жрать хочу постоянно, кухня не всегда успевает за нами, а сухой паек уже весь съел. Так что я теперь стройный, как тополь. Вчера видел тебя во сне. Ты была в том синем платье, мы были на речке, а потом налетел ветер, и стало темно. Проснулся и больше не смог заснуть. Как вы там? Чувствую, долго мы не увидимся. Ты только жди меня.
Все, заканчиваю писать, замполит пришел, сейчас политинформацию будет проводить. А что проводить-то, мы и так все знаем. Нам просто надо победить. Просто надо…
Я люблю тебя.
Все, побежал, твой Ванька.