Большая девочка. похоронка

Агата София
Свекровь, видом уже совсем старуха, хотя по летам и не стара была, все карты кидала. Говорила про сына: «Жив он, жив, в казенном доме!» А что за казенный тот дом, карты ей не открывали.
Похоронка на сына не ей пришла, а снохе ее, Феодосии, на мужа. В бумаге отчество не сына/ другое/ ошибка ли /мало ли чего не бывает /может жив он. Феодосия в ошибку не поверила.

Неделю, точно не муж ее, а сама она умерла, лежала на кровати ничком. Плакать не могла, выла, затихала, а потом вскрикивало зверино, пугая детей. Этот жуткий вскрик будто прорезывал всю ее, она скручивалась телом как от судороги и оставалась в таком положении минуту, другую, а потом валилась на простыни ничком.

Двое старших, мальчик и девочка, пяти и шести лет, от этого вскрика матери забивались в угол комнаты и тоже громко орали, цепляясь друг за друга, будто бы этим криком своим отталкивая от себя что-то страшное, неопознанное, по всему какое-то зло, которое появилось у них в доме.

Младшая, годовалая девочка, вначале тоже ревела истошно, реагируя на мать, но все старательно карабкалась на постель к матери. Кровать была железная, высокая, за подзор, что под простыней почти до полу свисал, ухватиться малышке было способно, а дальше-то никак, мала кроха для такой высоты.  Когда кричать, да выть сил не сталось, Феодосия затихла.

С кровати подняла ее сестра родная, приехала в выходной свой день с утра пораньше, да отходила ее ремнем: «Что умереть дура хочешь, а троих детей сиротами оставить!» - лупила сестру, а и сама рыдала. Свекровь в дверях стояла, только что насилу детей увела в кухню, пришла взглянуть удастся ли сестре снохи вразумить ее.
Ремень, которым Фруза, сестра Феодосии, взялась сестру охаживать, с себя сняла – заготовилась, видать, заранее.  Феодосия, будто ей все нипочем, лежала недвижимая.
Свекровь заплакала: «Дочка, да что же ты!», запричитала она глядя на нее: сама худая вся, а по спине коса длиннющая, толстая, как змея – будто высосала ее всю. Волос у Феодосии черный был, богатый. В девках ходила – порода. Сама стройная, высокая, белолицая, волос черный, а глаза серые, большие и необычные какие-то. Будто алмазы драгоценные в них сверкают. Зыркнет как посветит, да глаза отведет. Сын -то ее как с ума от нее попятился. Отцу чуть не в ноги своему кидался.

Сватов на хутор, где семья Феодосии жила, к 15 ее годам заслали. Родитель Феодосии дочь не отдал, мала, пусть учится лучше,свадьбу отложили на другой год.  Что ж, воспитание в семье -то Феодосии правильное. Грамоте отец детей учил, правда не всех: сыновей всех, да Феодосию с Фрузой, остальным наказал матери по дому помогать, да детей младших няньчить, а всего у него детей двенадцать душ. Поначалу мужики с подозрением отнеслись к вновь прибывшей в их места семье. Хутор помещик продавал года два, все покупателя не было, а тут - явились.  Место хорошее, земли много: луга заливные, и большой кусок охотничьих угодий. Местные гадали, что да как, ну а ведь на земле человек как на ладони, сразу видно каков. Родитель Феодосии сам до работы охочий, все дети при нем не лентяи. Хозяйство большое, нанимал крестьян на покос, обмолот, какие другие какие работы, платил исправно. Бывал ее родитель на сходах крестьянских, когда требовалось, молчал все больше, а если спрашивали, говорил складно, по делу и коротко. Недолго крестьяне посудачи о приезжих, да и не особо повод те давали, на том и кончились разговоры – что пустое тереть, своих дел на земле не переделать.
Дело было сделано. В комнате тихо стало. Феодосия села на кровати, бледная спокойная, ноги босые вниз спустила, а Фруза обхватила ноги и сама на колени бухнулась: «Прости уж сестра, прости!»
– Да хватит! Что уж ! И ты прости меня! Все простите!, – говорила Феодосия а голос деревянный, скрипучий, чужой. – Мама, что ж теперь… Давайте наши комнаты поменяем, съедемся, пенсию за…погибшего будет, зарплата моя, опять же. Будем как-то детей поднимать.
– Нет уж. Не могу я, с тобой всю душу выворотишь. Хорошая ты для сына моего была, а была бы другая, тоже хорошая, может и лучше еще. Не я тебя выбирала, не мне с тобой и жить, – не думала свекровь, что вот так сказать об этом придется, а пришлось. Да и лучше, сразу -то сказать.
В другой бы раз, Феодосия бы сильно поранилась бы о слова свекрови, но сейчас как пустая сидела перед ней, будто силы все из нее вышли, и как есть она оболочка одна. Кивнула старухе: ладно, мол, горе и у тебя, помутился разум. Что ж…
– Да на что ж вы…Пенсия ж совсем маленькая.
– А я на пособие подала в военкомат. За сына своего! - вскинулась гордо свекровь, - Сказали разделить можно с дитями*. Чтобы матери погибшего пенсию, а и им, отдельно.
До Феодосии дошли слов свекрови не сразу. А как поняла все – у детей кусок хлеба мужнина мать отнимает, встала с кровати и обратно села – ноги у нее ослабли. Изнутри, в солнечном сплетении образовываясь и поднимаясь все выше и захватывая уже все ее тело, поднималась жгучая волна. Жгло ее всю, как будто внутри кислота какая.
–Проклинаю тебя, – тихо сказала Феодосия. Вроде как прислушалась к своим словам и кивнула утвердительно и буднично, – Уходи!  –закричала дурно, заблестев жестко глазами. И чтоб близко к детям не подходила. Никогда! Нет у тебя внуков. Проклинаю!
Свекровь попятилась от Феодосии, никогда ее такой не видела. Вышла из комнаты, какое-то время еще постояла в коридоре, подумала, вдруг сноха окликнет ее: «Мама!».  Сама ведь мать, а то… сына -то потерять горше еще чем мужа, хуже чем сиротство, неправильный ход жизни! Старуха часто задышала, у нее из глаз слезы покатились. Ни звука не доносилось из комнаты.  Не опомнилась сноха. Видно время надо. Ничего, после, значит. Как же внуков ей никогда не видеть. Тоже, Феодосия, удумала, да кто она такая? Хотя… кто ей теперь указ. Мужа-то нет, его она боготворила и побаивалась. При нем тиха покорна, а без него-то коза задиристая, да своенравная. Во кровь -то. Говорила она мужу, когда сын просил сватать его к Феодосии: семья неизвестная. Прибыли в их места не так давно, хутор купили богатый, земли много, кто такие- никто не знает. Откуда приехали неведомо. Какого рода, мы знать не знаем. Русские, говорят, а волос, что у отца Феодосии, что у нее самой черный, смолянистый- разве у русских такие косы бывают, в кулак толщиной. Деньги откуда у крестьянина- бывший помещичий хутор купил, да угодьев пахотных, да охотничьих. Таких вопросов не задавать не принято, а все же…
 Пр. сл