Нух

Евгений Журавли
Бабуля говорила, поют только счастливые. Сестрёнка всегда запевала первой. В те холодные горные зимы, когда в тьму высыпались все звёзды неба, семья садилась за низкий стол, хрустко ломался свежий каравай, трещали в очаге дрова, старшие плескали по пол стакана кисловатого красного. Родители долго смотрели в точку, уперев усталые руки о стол, а потом начинали подтягивать своими голосами эти вечные истории, в которых колосится хлеб, гуляет меж гор ветер и всегда кто-то куда-то скачет. Наступали покой и ясность. Кроха Басиль, уцепившись за край стола, задирал головку. Тихо смахивала слезу мама, дядя Данияр тайком подливал себе ещё. Мы знали, не бывает судеб, о которых не спето песен.
И вот не собирались все вместе лет пятнадцать, до похорон отца. Разбросанные по миру, стали непохожими на себя и свою забытую родину. Мариам вышла замуж за местного, я впервые увидел племянницу. Язык с трудом провернул первые слова приветствий на родном языке. «Профессор наш» - всхлипнула сестра и, притянув голову, чмокнула в лоб, как когда-то. Я не профессор, но давно бросил переубеждать их. Моя Ясна многих не знала, однако быстро освоилась и держалась молодцом. Мы не говорили, что надели кольца лишь чтобы не расстраивать лишний раз близких. Из своих краёв примчал на недешёвой машине заматеревший малыш Елай с шумной стаей своих черноглазых ксерокопий. Белый и шершавый как сушёный курут дядя едва отвечал на приветствия. У них теперь всем заправлял сдержанный красивый мужчина, в котором я едва узнал Басилея. Разместились все в помещении братишки, он, оказывается, собрался открыть ресторан национальной кухни. Пахло штукатуркой, у стен грудились затянутые в плёнку вытяжки и столы. Елай без конца подшучивал, мол придётся переехать, чтоб брат не разорился, ведь во всей округе не сыскать земляков. Но Мирта лишь отмахивался, остро парируя, что пока не имеет столько детей, чтоб жить на пособия, как некоторые. Его юная невеста, привезённая из ветхозаветных далей, смотрела на суженого с нескрываемой нежностью и надеждой, а её крепкий седой отец одобрительно похлопывал будущего зятя по плечу.
«Назову его Адам, в честь твоего отца» - внезапно шепнула Ясна, сложив пальцы на животе. Прислонилась щекой к плечу. Уж не помню, когда последний раз мы могли сидеть так. Говорят, склеенный кувшин не удержит воды. Я двинул ближе стакан, отщипнул ещё кусочек от золотистой ковриги. Долго держал во рту, не пытаясь жевать. Чертовски хороший хлеб. Будто из настоящей танур. Как он здесь это смог? Может, и вправду, перебраться поближе? Сестра, кажется, что-то заметила. Соорудила звезду из фольги, стала обносить всех, изображая гадание – кто принесёт новое имя в семью, недвусмысленно бросая взгляды в нашу сторону. Стало больше улыбок. Малыш Елай не преминул выдать пару острот, насчёт того, как «это» делается «у профессоров». Невеста Мирты смущённо прикрывала лицо, бросая на нас извиняющие взгляды. Покряхтывал еле живой дядя Данияр, да и я не сдержал улыбки. От этой доброжелательности становилось лишь больней. Ковчег рассыпан. Я не оправдал своё имя.
На улице стемнело, тихо вышел подышать. В этих проклятых краях редко бывают звёзды. Какие здесь могут быть судьбы? Сидя на крыльце, уставившись в ночь, услышал, как высоко-высоко поднялся в небо бархатный распев Мариам. Спустя время влился голос малыша Елая. Моя жена тоже неплохо поёт, хотя и не знает наших песен. Но я всё сидел и сидел, надеясь услышать и её голос. Лишь бы не пошёл дождь.