W. Bert Foster: The Mother Of The Waters
Нельсон закинул ноги на перила веранды и откинулся на спинку стула в привычной для американцев манере, одновременно подтолкнув коробку сигар через стол ко мне. Его жена только что покинула нас, чтобы заняться домашними делами, и Нельс, очевидно, был настроен на доверительную беседу.
- Попробуй одну из этих, - сказал он, кивая на сигары. - Мне никогда не нравились сигареты, которые курят южноамериканцы, хотя Тареза любит скручивать их для меня по вечерам, и я курю их, чтобы доставить ей удовольствие, - благослови ее бог!
- Ты, безусловно, очень счастливый человек, Нельс, - сказал я. Это был мой первый визит в Пару, и большую часть времени я проводил на гасиенде моего друга, расположенной недалеко от города. Он приехал в Бразилию лет десять назад на службу в американскую каучуковую компанию, позже женился, и сейчас я застал его в самых комфортных условиях, поскольку он давно закончил свое обучение и стал главой филиала фирмы в Паре.
- Ты счастливый человек, - повторил я. - Если бы в этой стране была другая женщина, похожая на твою жену, которой бы приглянулся я, у меня бы возникло сильное искушение остаться и поселиться здесь.
Нельс как-то странно усмехнулся.
- Готов ли ты заплатить за это? - спросил он.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну... - Он стряхнул пепел с сигары и посмотрел на меня из-под широких полей своей шляпы. - Иаков когда-то трудился ради Рахиль, как ты прекрасно знаешь. Позвольте же мне рассказать тебе, как я трудился ради Тарезы.
Я приготовился слушать. Ибо прекрасно знал, что если Нельс не забыл, как это делается, то история будет рассказана так, что ее стоит послушать.
- Ты знаешь, что я приехал сюда еще зеленым юнцом двадцати двух-двадцати трех лет, только что окончившим колледж и с очень маленьким опытом практической деловой жизни. Это было настоящим чудом, что фирма послала меня сюда, ведь я был так молод. Но поначалу мои обязанности были не такими большими.
Филиал здесь в Паре в то время находился в руках испанца по имени Мануэль Диас. Я находился в его подчинении, и он присматривал за мной - научил меня ведению дел и языку, так что через несколько месяцев я уже мог хорошо работать.
Еще он ввел меня прямо в свою семью. Он так решил, - добавил Нельс, слегка скривив тонкие губы. - Тареза была членом его семьи, и если когда-нибудь молодой идиот влюблялся с первого взгляда, то им был я.
- В этом нет твоей вины, - пробормотал я.
- О, ты не понимаешь, да? Хотя следовало бы. Мануэль Диас приходился ей двоюродным братом, он был назначен ее опекуном ее отцом, лежащим на смертном одре, и они были обручены уже три года. Ей тогда было семнадцать. Ему около тридцати пяти. Мне - двадцать три. Неплохая комбинация, не так ли?
Нельс несколько мгновений курил в задумчивой тишине.
- Я скажу так, в оправдание своего идиотизма: я не знал тогда, что они помолвлены, пока не провел в доме какое-то время, когда мое внимание к Тарезе стало вызывать недоумение у окружающих. Тареза была настоящей маленькой кокеткой (она недавно вернулась из женского монастыря и мало что знала о мире), и я полагаю, что ее мало волновали Диас или я. У меня не было возможности узнать, что они связаны друг с другом узами, которые испанцы и португальцы считают самыми священными.
Не думаю, что маленькая Тареза хоть на миг когда-нибудь задумывалась, испытывает ли она что-то к своему кузену или нет. Для здешних девушек приличествует выходить замуж - и выходить молодыми. Обычно все улаживается их родителями, и девушки выходят замуж так рано, что не могут видеть достаточного количества мужчин, чтобы иметь какой-либо выбор. Тареза приняла мое открытое восхищение самым практичным образом, и я думал, что у меня все идет гладко, пока однажды вечером мать Мануэля не отвела меня в сторону - о, она была потрясающей старой сеньорой! - и рассказала мне, на какую опасную почву я ступаю.
Раньше я не замечал перемены в поведении Мануэля; видишь ли, я ни на кого и ни на что не обращал внимания, кроме Тарезы. Но когда мои глаза однажды открылись, я увидел, что испанец «был очень зол» на меня и только огромным усилием сдерживал свою ярость. У меня хватило ума понять, что это место не для меня, и я перебрался в гостиницу, однако, по правде говоря, Боб, у меня было очень тяжело на сердце.
Диас стал лучше относиться ко мне, когда я столь ясно дал понять, что не намерен вмешиваться в его любовные дела, но судьба, казалось, была против того, чтобы мы поладили по-дружески. Клянусь, я держался как можно дальше от его дома и от тех мест, где могла бы бывать Тареза, насколько позволяли пределы города; но пусть меня повесят, если я не натыкался на нее в любое время и в любом месте. Теперь я понимаю, что шалунья делала это нарочно. Тот факт, что я покинул дом ее кузена осень сильно задел ее. Сеньора Диас почти всегда была с ней, потому что девушки в этой стране редко ходят без сопровождения, и, конечно, Мануэль получал полный и подробный отчет о каждой нашей встрече.
Вот что я тебе скажу, Боб, у меня были все основания ожидать, что однажды ночью мне вонзят нож между ребер, потому что жизнь, по крайней мере, в те дни, не слишком высоко ценилась в Паре. У этих даго есть неприятная привычка закалывать человека, к которому они испытывают неприязнь, и их совсем не интересует то, что будет с ними дальше. Но насчет Диаса скажу: он прекрасно сдерживал себя. По крайней мере, я так думал в то время.
Однако я не пробыл в Паре и трех месяцев, как получил уведомление о том, что меня уволили из здешней конторы и что я должен отправиться вверх по реке на меньшую станцию. Я думаю, что Диаз стоял у истоков этого обмена, хотя он и выразил большое разочарование в связи с моим вынужденным отъездом. Станция, на которую меня отправили, находилась под его общей юрисдикцией, и поэтому он лично отправился со мной, чтобы представить меня моим новым сотрудникам и проверить отчеты моего предшественника. Мы поднялись на одном из кораблей компании до Сантарема, а затем Диас нашел деревянную лодку, в которой на веслах сидели два самых злодейских на вид туземца, чтобы пройти остаток пути.
Маленькая станция, на которой мое начальство собралось меня похоронить, находилась в четырех днях пути от Сантарема, и чем глубже мы уходили в дикую местность, тем меньше она мне нравилась. Если бы со мной не было Диаса, я, возможно, испугался бы тех двух индейцев. Они выглядели вполне способными остановиться в каком-нибудь удобном местечке, разжечь костер и поджарить нас на углях себе на ужин однажды ночью, точно как тех обезьян, которых они били в течение дня. Почему-то эти обезьяны, когда были приготовлены, выглядели ужасно по-человечески, и я не смог заставить себя есть их.
Но были ли эти туземцы каннибалами или нет, они принадлежали к одному из самых деградировавших племен сельвы. Они были невежественными, глупыми язычниками, и общение с худшими представителями белой расы, которых всегда можно отыскать в новой стране, не улучшило их нравы.
Однажды в пути, когда каноэ плыло близко к берегу, мы прошли под большим нависающим деревом. Я лежал на спине и, взглянув вверх, когда мы вошли в аркаду, образованную дугообразными ветвями, увидел большую плоскую голову с двумя тускло пылающими глазами, медленно опускающуюся к лодке. На мгновение я был парализован, потом вскрикнул и указал на огромного удава, шесть или семь футов тела которого было хорошо видно.
Туземцы заметили его, но вместо того, чтобы покрепче схватиться за свои весла и спастись, они бросили их и встали на колени прямо в каноэ, бормоча заклинания и покачивая головами перед ужасным существом. Запах змеи почти одолел меня, я дрожал от страха, но прежде чем удав успел соскользнуть достаточно, чтобы схватить одного из нас, я поднял весло и вывел каноэ из-под деревьев.
Диас, спавший на дне каноэ, проснулся как раз вовремя, чтобы мельком увидеть змею.
- Что это? - спросил он.
- Матерь Вод, сеньор, - ответил один из гребцов, снова беря в руки весло.
- Сеньор Нельсон, - сказал мне тогда испанец, - вам чудом удалось спастись. Это был огромный водяной удав - анаконда - самая большая змея в Бразилии (и, если уж на то пошло, он мог бы сказать, что и во всем мире, - добавил тихо Нельс). - Местные племена поклоняются ей; они никогда не бегут, если Матерь Вод требует жертвоприношения.
Остаток дня меня трясло, но это было единственное приключение, которое мы пережили в пути. Станция представляла собой не более чем пристань, позади которой стояли несколько длинных навесов для хранения каучука и крохотное одноэтажное здание для начальника, чью тягостную должность должен был сейчас занять я. В радиусе нескольких миль не было другого белого, кроме, конечно, Диаса. Человек, занимавший до меня эту должность, уже отправился вверх по реке на другую станцию.
Домик, который мне предстояло занять, был достаточно комфортным, и если бы станция не была таким Богом забытым местом, я был бы вполне доволен этой перспективой. По некоторым причинам я был рад уехать из Пары. Я чувствовал себя не очень хорошо из-за Тарезы и знал, что должен держаться от нее как можно дальше.
В одном из складов было сделано небольшое офисное помещение, и в ночь после нашего приезда я оставил Мануэля Диаса работать там с бумагами, а сам отправился в свою комнату где-то около девяти часов. Слуги спали в лачуге позади гасиенды, и, таким образом, я был один в темном доме. Я вошел в свою спальню, не зажигая лампы, и уже собирался снять одежду, как различил позади осторожные крадущиеся шаги. Я тут же прыгнул к двери, но прежде чем смог дотянуться до нее или закричать, что-то было наброшено мне на голову и плечи, а мои руки были крепко прижаты к бокам.
Мои неистовые крики были приглушены толстыми складками плотной ткани, и, как я ни боролся, я не мог совладать с держащими меня сильными руками. Через минуту я был покорен, мои руки были связаны за спиной, а ноги стянуты так, что я едва мог ходить. Потом меня вытащили из дома и поволокли по тропинке к реке.
Мне показалось, что похитителей было двое, но они не издавали ни звука, поэтому я не мог понять, кто они были. Они шли по обе стороны от меня, держа меня за плечи, и таким образом тащили по крутому склону. Где-то около складов мои похитители свернули и направились по тропинке вдоль берега реки. Почти час меня волокли столь позорным образом, и я всем сердцем желал, чтобы мои руки были свободны, а чтобы выхватить нож из ножен нужно всего мгновение.
В конце концов, похитители бросили меня на дно каноэ, забрались в него вслед за мной и столкнули суденышко в реку. Через несколько мгновений мы наткнулись на какой-то предмет, лежавший на некотором расстоянии от берега. Все так же в полной тишине меня вытащили из лодки и с большим трудом подняли наверх. Тяжелый мешок был сорван, и я увидел своих врагов. Лунный свет струился сквозь нависшие кроны деревьев и освещал злобные лица двух индейцев, которые доставили нас на каноэ из Сантарема.
Они притащили меня к огромному стволу дерева посреди реки, и я лежал на большой ветке со сломанным концом. Индейцы, не проронив ни слова, привязали меня к ней, так что я не мог пошевелиться. Дерево было около тридцати ярдов в длину и такое большое, что его округлая поверхность казалась плоской. Оно поднималось почти на восемь футов над водой.
Индейцы приготовились забраться обратно в свое каноэ.
- Сеньор, - сказал самый злодейски выглядевший из них на самом ужасном ломаном английском, какой я когда-либо имел счастье слышать. - Сеньор, твоя уже быть мертвый, да? Великая Мать Вода брать твоя, сеньор, но твоя сбежать так, да? Теперь твоя стать еда, да? Понимать?
Он перебрался за своим спутником в лодку, оставив меня осмысливать его слова и ситуацию. Должен сказать, что было несколько вещей, которых я не понимал.
Например, почему меня избрали для такой участи. Насколько мне известно, я не причинил вреда индейцам, и они схватили меня не ради грабежа, потому что даже нож на моем поясе остался нетронутым. Вскоре ствол начал двигаться в воде. Вероятно, этот гигант когда-то сел на мель у илистого берега, и теперь индейцы каким-то образом снова спустили его на воду.
Я кричал, пока не охрип, но безрезультатно. Огромное бревно подхватило течение, и оно медленно поплыло вниз по большой реке. Я начал подсчитывать в уме, сколько времени потребуется дереву, чтобы доплыть до Сантарема, и смогу ли я выдержать этот путь без еды и воды. Не было никакой надежды, что я доберусь живым до города.
Тогда я изо всех сил попытался освободиться, пока не почувствовал, что каждый мускул в моем теле был словно вывернут наизнанку. Своими действиями я немного ослабил путы, но мое продвижение в этом деле было настолько медленным, что целую дюжину раз до рассвета я почти терял любую надежду освободиться. Луна зашла, и вскоре после этого звезды померкли перед наступающим светом дня. Ночи в тропиках короткие. Резкий лай и болтовня бесчисленных обитателей леса приветствовали солнце, и едва оно появилось над верхушками деревьев, я смог, наконец, освободить одну руку, а после небольшого усилия снял путы с другой, и через несколько мгновений развязал ноги.
Берег был не более чем в полумиле от меня, и хотя не было видно ни просвета в лесу, ни открытого места, я с тоской смотрел на землю. По крайней мере, там была еда, и я подумал, что лучше потеряться в глуши сельвы, чем плыть по могучей реке. Я, конечно, умел плавать, но против этого было одно очень мерзкое обстоятельство. Река кишела кайманами, их уродливые морды то и дело появлялись рядом с плывущим деревом. Каждая грязевая отмель просто кишела ими.
После того, как я достаточно размял свои ноги, чтобы иметь возможность ходить, я внимательно осмотрел свое странное судно от носа до кормы. Это было большое дерево, вероятно, приплывшее от самых истоков реки, где деревья вырастают просто огромными. Возможно, оно пролежало в воде много лет, потому что паводки с каждым сезоном подгоняли его все ближе и ближе к морскому побережью.
Рядом с тем местом, где меня оставили мои похитители, в стволе была заметна дыра больше человеческого тела. Там, где ветка отломилась близко к стволу, древесина сгнила, оставив в сердцевине дерева пролом приличного размера. Вокруг этой дыры кора была гладко содрана, и я решил, что перед тем, как дерево упало в реку, в этой полости устроило себе логово какое-то животное. Действительно, когда я подобрался ближе, до моих ноздрей донесся самый неприятный запах.
«Там кто-то сдох и сейчас гниет», - подумал я и заглянул внутрь, разглядев только смутные очертания какого-то тела, лежащего совершенно неподвижно.
В этот момент я поднял взгляд и увидел приближающееся ко мне с берега каноэ. Сначала я испугался, что это возвращаются мои «друзья» индейцы, но через мгновение понял, что в каноэ был только один человек. Когда он приблизился, я узнал Мануэля Диаса, который греб изо всех сил, и мое сердце сильнее забилось от благодарности. Через несколько мгновений он был рядом.
Что ж никогда раньше в своей жизни я не был более благодарен судьбе за то, что увидел перед собой простого смертного, и я тут же сказал ему об этом. Но он лишь хмуро посмотрел на меня и спросил, как я освободился.
- Значит, тебе было известно, что эти жестокие индейцы бросили меня здесь? - спросил я. - Как ты узнал?
- Да, я знал, - сказал он медленно. - И вышел посмотреть, как они справились со своей работой, и мне повезло, да? - добавил он, скривив губы в сардонической улыбке.
Тогда в моей голове возникли первые подозрения, что здесь что-то не так.
- Что ты имеешь в виду, сеньор Диас? - тихо спросил я.
- Я имею в виду, что это по моему приказу тебя связали! - прошипел он. - И когда я уйду, ты останешься связанными.
Диас подогнал каноэ ближе и приготовился перепрыгнуть на бревно. Я отшатнулся от него, а моя рука искала нож за поясом. На мгновение я подумал, что он сошел с ума, иначе я не мог объяснить его слова.
Но когда он снова заговорил, я все понял.
- Ты, сеньор, в моей власти! - воскликнул Диас. - Как же долго я ждал этого. Каррамба! Ты думал, что испанский джентльмен позволит собаке американо встать между ним и его обещанной женой? Эти проклятые индейцы плохо справились со своей работой, но не я - будь уверен!
Испанец уже привязал свое каноэ и теперь вскарабкался на ствол.
- Остановись! - закричал я, вытаскивая свой нож. - Сумасшедший ты или нет, но я честно предупреждаю, что порежу тебя, если подойдешь ко мне.
Он дико захохотал, и прежде чем я успел до него добраться, - хотя и прыгнул смело вперед, чтобы атаковать его, - он уверенно встал на ноги и вытащил из кармана пистолет. Я сразу остановился. Я не мог подступить к нему всего лишь с ножом. И Диас это прекрасно знал.
- Нет, нет, сеньор! - воскликнул он, вновь разразившись дьявольским смехом. - Я не такой глупец, а? Брось нож, и я свяжу тебя - на этот раз крепко.
- Ты оставишь меня здесь умирать? - в ужасе воскликнул я.
- Si, сеньор, именно это я и имел в виду. Ты в моей власти.
Диас стоял на самом краю бревна, и между нами было то место, где я пролежал всю ночь, а так же полость рядом с ним. Я огляделся в надежде вокруг, но никого не было видно. Я не рискнул бы прыгнуть в реку и плыть к берегу. Каноэ было позади Диаса, и я не мог добраться до него. И потом, в его руке был револьвер; даже если он был плохим стрелком, он все равно легко мог бы меня подстрелить в такой ситуации.
Он шагнул вперед, а я отступил к своему краю бревна.
- Стой, сеньор! - приказал он. - Не стоит пытаться убежать от меня.
Говоря это, он перешагнул углубление в стволе. Внезапно из-под самых его ног поднялась большая плоская голова, покрытая блестящей чешуей, с широко раскрытым шипящим ртом. Диас вскрикнул и отпрыгнул назад, увидев кошмарное существо.
Но он пяткой зацепился за край ямы и упал плашмя на бревно. Огромная голова тотчас взметнулась над ним, медленно покачиваясь взад и вперед, а кроваво-красные глаза пылали, словно угли. Я стоял, будто каменная статуя, крепко сжимая нож в руке. Теперь мне стала понятна причина того зловонного запаха, который я почувствовал у дупла в стволе дерева, и мысль об угрозе моей жизни почти парализовала меня.
Диас попытался подняться на ноги. Револьвер все еще был у него в руке, и он нажал на спусковой крючок, когда стальное дуло было менее чем в четырех футах от головы удава, но каким-то образом промахнулся.
Словно вспышка опустилась огромная голова, и беднягу отшвырнуло на бревно с такой силой, что у него перехватило дыхание. Револьвер вылетел из его рук и упал в воду. Диас что-то гневно прохрипел, и тогда большая змея обвилась вокруг него.
Несколько секунд шла ожесточенная борьба, а потом Матерь Вод подняла свою уродливую голову и обратила на меня свой злобный взгляд. В центре ее огромных колец лежало тело Диаса.
Неминуемая угроза жизни побудила меня к действию. Я метнул нож прямо в змею и прыгнул боком в реку. Ее ужасная голова пронеслась менее чем в футе от меня.
Прежде чем она успела прийти в себя, я добрался до каноэ и вскарабкался на него. Я смог развязать веревку, затем схватил весло и оттолкнул прочь легкое суденышко. И только отплыв на большое расстояние от дерева, я рискнул оглянуться.
И я увидел, как целых двадцать футов тела удава показались из дупла, его покрасневшая голову нависала над бесформенной массой, лежащей поперек огромного дерева. Я в ужасе отвернулся, чтобы не видеть завершающего акта.
Нельс спустил ноги с перил веранды и швырнул окурок сигары в кусты лантаны внизу.
- Это хорошая история, чтобы рассказать ее тебе перед сном, - сказал он, посмеиваясь и пожимая плечами. - Ты не попросишь меня рассказать еще одну. Я стараюсь не думать об этом, чтобы не терзать себя, а Тареза так и не поняла до конца, что же приключилось с ее кузеном.
Он был настоящим кровожадным негодяем. В этом нет сомнений. Но я бы никому не пожелал такого конца. Нечасто обманщик попадается в собственную ловушку столь буквально. Он заплатил тем неграм, чтобы они привязали меня к дереву и отправили вниз по реке, прекрасно зная, что мне с него никуда не деться. Но он даже не подозревал о присутствии там анаконды, иначе бы никогда не отважился ступить на ствол. Об этом, видимо, знали только индейцы, а они думали, что оставили меня там, у входа в змеиное логово, как подношение за любое возможное оскорбление, которое они могли нанести Матери Вод по пути из Сантарема.
Удав, должно быть, был в спячке, иначе я не смог бы провести рядом с его логовом всю ночь, не привлекая его внимания. Но наши голоса, должно быть, разбудили его, когда Диас решил позлорадствовать над моим несчастным положением, и он был готов к завтраку, когда бедняга прыгнул на бревно.
Дело закончилось для меня благополучно. Я написал фирме о случившемся, отвез индейцев в Сантарем для наказания и через десять месяцев получил приказ вернуться в Пару, чтобы занять место, освободившееся после смерти испанца. И после хорошего сезона, я вновь стал ухаживать за Тарезой, и вскоре мы поженились.
Нельс взяла еще одну сигару и задумчиво откусила кончик.
- Иаков, конечно же, трудился ради Рахиль много дольше, чем я ради Тарезы, но я гарантирую, что его работа была не столь захватывающей.