Проснуться одному в квартире было еще пол беды. Семену Аверьянову через каких-то двенадцать часов предстояло одному в этой же квартире засыпать, а навыков к этому у него не было. Впервые в жизни его оставили одного. Татьяна Аверьянова скопила на санаторий с питанием и с ребенком. Папу и кота Тимофея оставили стеречь дом.
Сема с опаской зашел на кухню. Там пока все оставалось по-прежнему. Холодильник гудел, кран капал, хлеба не было. Семен одел трико со слегка отвисшими коленями, ботинки на подошве, кепку со словом Хело и пошел в магазин. Неприятности начались уже на лестнице. Супруги Котовы, активисты и сплетники, расспросив куда это такси увозило двух других Аверьяновых в предутренней смуре, с ходу съязвили: “Смотри, Сеня, много женщин не води!” и загыгыкали саркастическим смехом.
Удар был ниже пояса. Семен Аверьянов не пользовался у женщин популярностью до такой степени, что не только не изменял жене, но и вообще. Интимная жизнь, в ее гламурном понимании, обходила Семена за версту. Устав провожать ее взглядом, он свыкся и простил родителей за свою не эпатажную внешность.
Около Гастронома пели весенние воробьи и визжали коты, не поделившие упаковку от селедки. Трое известных в округе алкоголиков считали в шести ладонях мелочь.
Думая о предстоящем дома бутерброде, Семен вышел из магазина и увидел дворнягу, с надеждой глядевшую на человека женского пола, который распаковывал что-то запакованное. Две тетки, и несколько мужчин, не считая упомянутых ранее алкашей, таращились в том же направлении. В отличие от пса, их интересовал не фруктовый батончик, а то для чего он был предназначен. Семен, не раздумывая, присоединился к уже остолбеневшим. Батончик служил утренним лакомством девушке такой внешности, которая была неуместна не только в микрорайоне Затулино, но даже на обложках доступных по цене журналов, продававшихся в киоске за остановкой.
Аверьянов был натощак, поэтому опомнился первым. Он побрел мимо девушки наощупь, стараясь не споткнуться. Почему-то вспомнились пустая квартира и жестокая шутка Котовых. Глядя под ноги, Семен мысленно произнес: “Пойдемте ко мне” и, опять-таки про себя, криво усмехнулся.
- А вы далеко живете? – раздалось над левым ухом. Сема вздрогнул и застыл. – Можно я у вас в туалет схожу? – задала еще один вопрос незнакомка.
- Да, - ответил Семен и почувствовал острое кислородное голодание.
Котовы уже расположились на лавочке, делясь своей удачной утренней шуткой с Ильиничной с третьего этажа и Михайловной из второго подъезда. На подходе к дому девушка из другого мира чуть не сломала каблук о вмерзший в асфальт ковш экскаватора после чего взяла Семена под руку. В таком виде они подошли к двери. Котовы дышали тяжело, бабки не дышали вовсе. Семен не к месту поздоровался.
Девушку звали Настя. После посещения туалета она подошла к окну, полюбовалась видом на гаражи и курящуюся за ними свалку, а затем попросила разрешения принять душ. Аверьянов все еще стоял с хлебом и семечками в прихожей.
Из душа Настя вышла в футболке желтой, трусах белых. Семен в третий раз кипятил чайник. Гостья выглядела очень задумчивой до рассеянности. Глядя в неконкретное никуда, она задала несколько вопросов. Из Семеновых ответов стало ясно, что какие-то люди уехали утром на за город. Посочувствовав, Настя предложила перекусить.
Семен достал все, что стояло в холодильнике, включая нажаренные женой котлеты. Ели молча. Девушка думала о чем-то своем. Семен тоже думал о ее, иногда переключаясь на свое, в котором он быстро путался.
Настя закончила трапезу и впервые посмотрела в лицо хозяину дома. При этом она с чувством произнесла: “Спасибо вам за то, что вы меня приютили”. Семен думал дольше, чем положено, но не справился и ответил фразой: “Гостеприимство – закон проживающим”. Настя рассеянно согласилась и ушла с кухни.
Плед, который жена прятала в кладовке для особых случаев, закрывал Настю от пяток до подбородка. Диван съежился в размерах от непривычки к долгоногим посетителям. Фотография, где Аверьяновы так натужно улыбались, что уголки рамки разошлись от напряжения, удивленно взирала на происходящее.
- Я туда больше не вернусь, - разрезало тишину от занавесок до куска мыла в Семеновых руках. Он наспех ополоснул руки и поспешил в зал, где монолог был в самом разгаре. Пропустив важную вторую четверть из-за потерянного по дороге тапка, Сема, тем не менее, ухватил главное - они обещали, но не дали: ни контракта, ни кутюрье, ни Парижа, и она от них сбежала. Кто были ‘они’ видимо осталось в пропущенной части. Выговорившись, девушка закрылась с головой, но тут же скинула плед и поднялась.
- Здесь душно, пойдемте гулять! – предложила Настя, и Семен убежал в спальню искать свои лучшие брюки.
На улице девушка засунула обе ладони в карман его полупальто и, ступая по свежему снегу однобокой елочкой вспоминала свое детство на Васильевском острове. Фонари на подъездах толкали рассеянные лучи в голубой туман, Семен семенил за увлекшейся рассказом Настей, припадая на мешавшую ее движению левую ногу.
После первого круга у парадной стороны хрущевки образовалась кучка имитирующих взаимное общение жильцов. После третьего верхние этажи дома опустели, поскольку их обитатели все как один выскочили выбивать резиновые коврики. Население нижних этажей торчало в окнах. На лицах тех и других лежала печать неверия в светлые идеалы.
Домой заходили через строй занятых домашним трудом соседей. Настя не прерывала свой рассказ, Семен прикидывал варианты переезда после неминуемого развода. Большую часть дня хозяин с гостьей играли в шахматы, смотрели клуб путешественников и разгадывали кроссворды, которые Семен прятал от жены, не одобрявшей это занятие.
Когда нудный свет серого дня без остатка ушел за двадцатиэтажку напротив, Настя одела джинсы и попросила у Семена денег на продукты. У Аверьянова отлегло от сердца. Он как-то даже слишком суетливо выгреб из кошелька всю оставленную ему наличность и протянул девушке. Она, как обычно, рассеянно перелистала купюры и засунула их в задний карман.
“Наконец-то все выяснилось. Ей просто нужны были деньги. Может это ее профессия (про таких неоднократно рассказывали на лавочке), или просто поиздержалась, потерялась, отстала в дороге. Но теперь все прояснилось, и он вернулся в прежнюю оболочку мужа толстенькой коротконогой женщины и отца конопатого оболтуса-сына”. Семен смотрел на уходящую “от бедра” Настю из облупленного окна на третьем этаже. Котовы с дворней смотрели с оставленных на потом строителями прошлого века бетонных плит на Семена, который провожал обратно в космос пришельца из другой галактики.
Он еще сидел на полу у батареи, когда в дверь позвонили. “Ну вот и домком. Сейчас будут пытать”, - Семен пошел открывать, все еще глупо улыбаясь. В прихожую вошла припорошенная Настя с сумками и сдачей. Потом она целый час не пускала хозяина на кухню, и он коротал время все в том же окне, разглядывая кружок любознательных, то и дело высовывавшихся из-за плит с увеличительными приборами.
В назначенный срок Семену подали итальянскую пасту-базилико, с фета-салатом, французским вином и свечами. Девушка ела мало, пила много. Сема все делал наоборот и часто лазил под стол, подбирая выскакивавшую из дрожащих рук заморскую снедь. Посуду мыли “всей семьей” под непонятный Семену разговор о современной музыке.
Процесс отхода ко сну занимал все свободные ячейки Семенова мозга во время и после ужина. Перебрав возможные и немыслимые варианты, он вошел в ступор и механически застелил кровать в спальне комплектом чистого белья, а использованное перетащил на диван в зале. Его пижама протерлась в нескольких местах. Сменной не было, поэтому пришлось позаимствовать новую, подаренную жене его мамой. Она была несколько коротковата и широковата, но в целом, Семен остался доволен, когда осмотрел себя в стоявшем на полу в ванной осколке зеркала.
- Красивая пижама, - сказала Настя. При этом она смотрела, как обычно, в угол комнаты, мимо Семена и его неуверенной улыбки. – А у вас для меня не найдется чего-нибудь, как-то зябко?
Семен опешил. Из ночных гарнитуров оставался только его, с выползшей резинкой и дырой сзади. Дрожащей рукой он достал выцветшую пижаму, предложив тут же выбросить ее в мусор, а гостье предоставить женин халат и дополнительное одеяло. Настя опять не слушала, поэтому взяла пижаму и через минуту появилась облаченная в это убожество, которое на ней, отчего-то смотрелось нахально, вызывающе и даже привлекательно. Семен понял, что даже в новой жениной пижаме с восхитительными кружавчиками на воротнике и манжетах он проигрывает своей постоялке, облаченной в мужское спальное отрепье.
- Ну, спокойной ночи! – сказал он, не в силах больше выдерживать паузу.
- Да…, - ответила гостья. И, подумав, как обычно, еще раз повторила да.
Сема скукожился на диване и неотрывно смотрел на свет ночника, который пробивался из спальни. Что будет завтра он не знал, и это его одновременно пугало и радовало. Через минуту оказалось, что даже сегодня еще не кончилось.
- Давайте я вам сказки почитаю, мне тоже не спится!, - сказала Настя, выплывая со стороны спальни со старой толстой книгой в руке.
Она забралась на софу. Ее пятки касались Семеновых коленей, а колени локтей. От безысходности Семен заплакал. Случилось это на диалоге старика с рыбкой. Он проплакал всю Красную шапочку, Кота в сапогах, а на Прекрасной царевне и Семи богатырях уснул тревожным сном.
Утро скрасило нежным цветом лицо жены и стены древнего комода напротив. Противные физиономии Котовых не красила даже узорчатая тень от герани мелкотычинковой. Семен открыл глаза и почувствовал сплетение длинных рук и ног, обвивавшее его недогеркулесное тело сзади. Про глаза ему показалось. А когда он открыл их по-настоящему руки с ногами уже уползли. В облике жены выделялся вытянутый подбородок, у Котовых плюшевые халаты, а Надворнюки с шестьдесят восьмой квартиры выделились из общей массы только тогда, когда сквозь них в ванную прошла Настя. Ситуация находилась в стадии развития. Никто не решался сделать ход не то, что конем, хотя бы лошадью. Семен обвел взглядом все, что попадало в поле его прозрения и увидел лежавшие на полу “Сказки на ночь”. Эффект был поразительно схожим: губы задрожали, слезы потекли. Котовы склонили головы на бок как озадаченные собаки. Жена произнесла эквивалент слову “удивительно”.
Настя появилась полностью одетой и со стойким макияжем. Она подняла с полу книжку и с улыбкой и словами “почитаю в метро” положила ее в сумку. Даже покидавшая в последний раз Затулино при коммунистах Ильинична была уверена, что в их городе метро никогда не водилось. “До вечера”, - помахала рукой девушка, к вящему смущению собравшихся. Наконец, в комнату пробрался через решето ног совершенно забытый автором кот Тимофей. Он вслушался в многовекторное дыхание присутствующих, скрип половиц уходящей, писк знакомой мыши под плинтусом, и ему подумалось, что это, наверное, и есть счастье.