#ВоспоминанияЛичноеПроВКШ
Беспроигрышная цель
Моя подруга Аля Новикова шла к поступлению в ВКШ (Высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ) целенаправленно. Брали только коммунистов или кандидатов. И она стала членом КПСС. Узнав, что профилирующая дисциплина в школе – политэкономия, через три года после окончания Пермского университета пересдала этот предмет с «тройки» на «четвёрку». Она всеми силами пыталась вырваться из забытого Богом Карагая…
А моей жизнью правит случай. Все получается легко, как бы между прочим. Трудности потом я сама себе создаю.
Звонок в мою редакцию из обкома ВЛКСМ от инструктора по имени Игорь. С ним мы познакомились в жюри какого-то газетного конкурса. Нам одинаково не понравились ура-материалы претендента на первое место, но две руки «против» не пересилили большинство.
«Хочешь в Москве учиться?» «Хочу!». Принесла документы, попили кофейку, поговорили. Оказалось, это было собеседование. На мой вопрос: «Большой конкурс в ВКШ?», Игорь отмахнулся: «Не волнуйся, поступишь! ЦК комсомола бьет только по беспроигрышным целям! Главное – не забудь спортивную форму, а то зачет по физкультуре будешь на каблуках сдавать».
Я сильно сомневалась в своей «беспроигрышности». И решила по-честному готовиться. Но благие намерения и меня привели в другую сторону. Подготовиться я не успела - на работе вышли неприятности.
Главный редактор ушла в отпуск, а мы с подругой Женей Елистратовой, оставленные без идеологического присмотра, выпустили номер. Или «выкинули номер» – так сказала наша начальница, в срочном порядке вызванная с дачи. Ничего, по сегодняшним меркам, особенного. Просто люди говорили о том, что волновало. Рабочие – что им срезают расценки. Бригадир – что соцсоревнование – пустая формальность. А ребята из КМК (комсомольско-молодежного коллектива) - о своей группе. Не комсомольской. А музыкальной. Играли они полузапретный тогда тяжелый рок. Играли, кстати, классно… Музыка нас и сгубила.
Беспартийная Женька отделалась головомойкой у шефа. Меня разбирали на партсобрании. Партком воспринял газетный номер как кинжал в спину КПСС. Зам. секретаря по идеологии, приятный молодой мужчина Борис Н. (с ним мы иногда беседовали о вселенской любви и предназначении человека), глядя мимо меня, потребовал отозвать документы из ВКШ. Я геройски держала оборону, прикрываясь материалами Всесоюзной партконференции с её перестройкой, обновлением, критическим настроем… Защищалась от товарища Бориса его же партийным оружием. Может, Горбачев помог, а, может, им просто было лень затевать большой скандал… В общем, от меня отстали.
Но из-за этого оказалось совершенно не до экзаменов. Время было упущено. Больше всего смущал неведомый мне предмет - «Комсомольское строительство». Решила: там, на месте, быстренько подначитаю. Набила сумку учебниками и поехала в Москву.
Заезд был с 5 по 7 июля. Я приехала 7-го. Раньше – не могла. Потому что 5 июля - день рождения моей лучшей подруги Лены Бруснигиной (тогда я не знала, что этот день родился другой замечательный человек, с которым на всю жизнь подружусь в ВКШ, - Армен Габриелян). А Ленкины именины – святое. Их мы отмечали шумной компанией в модном тогда ресторанчике. Только мне было не до веселья. «Не переживай, - весь вечер утешала верная моя Ленка, - ну не может же экзамен быть в день заезда! У тебя впереди, как минимум, ночь. Не впервой, успеешь подготовиться!»
Ленка ошиблась. С бала я попала прямо на корабль. В запасе не было и часа. Прямо с поезда, бросив в общаге сумку с так и нераскрытыми учебниками, я побежала на собеседование. Потому что, комиссия уже начала работу. Хотелось повернуть назад, на Площадь трех вокзалов (тогда Комсомольскую)... Но, представив иезуитскую улыбку Бориса Н., поняла: отступать некуда – впереди только Москва!
…Что несла на собеседовании, не помню. Наверно, какую-то глупость с умным видом. Про комсомольское строительство - точно. «Почему они смеялись?» - спросил абитуриент, слушавший у двери. Если бы я знала!
Позже, окончив курс, мы с Алей Новиковой в канцелярии ВКШ наткнулись на результаты вступительных экзаменов нашего потока. По всем предметам, как ни странно, у меня были хорошие отметки. Даже по комсомольскому строительству. А по творческому конкурсу – вообще куча плюсиков. Так что цель, и правда, была беспроигрышной. Хотя поступили не все.
Не знаю, как ЦК комсомола, а я в проигрыше не осталась...
Принц и нищий
Новый год – семейный праздник. Потому мы его встречали в ВКШ большой интернациональной семьей. Хотя, нет, вру. Так бы мы написали тогда в ВКШовской «Искре». На самом деле всё было прозаично и совсем без идеологии. Чуть ли не на следующий день был экзамен, а потому уехать домой не получалось. И мы отправились на новогодний бал. Относительно развлечений тогда особого выбора не было. Да и бал был не балом, а обычными танцами. Только посреди зала - ёлка под потолок, облепленная мишурой так, что не видно иголок.
Около нее мы с подругой и стояли, смеялись и болтали с ребятами из нашей группы. Без конца крутили модную тогда песенку про братца Луи, чьи поцелуи никому не нужны. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась. Молодой человек, пригласивший меня танцевать, был в чёрной маске, как мистер Икс. Хотя бал и не был маскарадом. Высокий, стройный, темноволосый. Прекрасный незнакомец. Принц из девичьих грёз. Не братец Луи, нет! Король Луи. Из тех, которые всё могут. Что-то во мне дрогнуло…
Впрочем, то, что он - не он, выяснилось еще до того, как кончился танец. Ему просто нужна была девушка на вечер. Любая. Я себя любой не считала. И решив, что на принца нищие духом не тянут, с легким сердцем от него сбежала, не оставив не только хрустального башмачка, но и не назвав имени.
Близилась полночь. И Новый год хотелось встретить в своем кругу. Без всяких непонятных молодых людей с их понятными низменными интересами. «Посидим без дураков», - сказала я подруге (моя любимая присказка;)). И мы открыли шампанское.
Однако не все мечты сбываются даже в новогоднюю ночь. На втором бокале в дверь настойчиво постучали. Молодой человек каким-то образом разыскал меня и потребовал продолжения банкета. Идти в гости не хотелось, но он был невероятно настойчив.
«Чего хочешь, скажи!», - говорил он как всамделишный король, не зная, что с этой должности уже разжалован. И я, как вредная принцесса из сказки, решила загадать что-то неисполнимое. Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Чтоб ушел – и не вернулся. Просто послать его я в силу своей природной скромности (да, да! это так!)стеснялась. Самое трудное, почему-то решила я, достать наркотики. «Хочу попробовать!» - испытывающе глядя в глаза будущего комсомольского лидера, сказала я.
В моём представлении никак не вязалось: комсомол и наркота. Но, похоже, о комсомоле я знала ещё меньше, чем о пагубных пристрастиях. Это сейчас «дурью» торгуют на каждом углу. Тогда с этим было строго. А ВКШ и вовсе казалась мне зоной, свободной от наркотиков. Крепостью, бастионом, фортом…
Я заблуждалась. Мой наркобарон вернулся через полчаса. Извинился, что долго: «Все гуляют». Зелёная трава, похожая на табак… Но наркотики меня совсем не привлекали. Наоборот, пугали. Я от них шарахнулась, как и от этого молодого человека, общество которого всё больше и больше угнетало. Даже если бы я расширила сознание с помощью травки, он бы в него всё равно не уместился…
Но новогодняя ночь должна принести что-то чудесное. Так и случилось. Земляк, с которым он нас познакомил, оказался умным, обаятельным, интересным парнем. Совсем не похожим на моего мрачного визави. Как они существовали на одном пространстве, не представляю.
Так ночь осветилась иным светом: моя подруга встретила любовь.
… У них не сложилась совместная жизнь. Каждый пошёл своим путем. Но родился сын. Прекрасный мальчик. Маленький принц. Вот оно, чудо.
Письмо ХХ съезду комсомола
После ноябрьских праздников я поссорилась с молодым человеком. Хотя «поссорилась» – не то слово. Была поставлена точка. Но сказать: «Всё!» просто. Даже понимая: ничто еще не кончилась. Думаешь: так легче. А все наоборот. Невыносимо было видеть его каждый день рядом, но отдельно. Чеховские сестры мечтали: «В Москву!». Я мечтала из столицы уехать, убежать, уползти. Куда угодно, только поскорее. Господи, должен же быть какой-то выход!
Бог есть. И он оказался комсомольским. Мы, как никак, учились в ВКШ. На следующий день ко мне подошла староста нашей группы Гузель Басырова. Сказала, что нас с ней включили в группу доклада ХХ съезду комсомола.
«Ты не против?» - спросила Гуля. Конечно, не против, милая Гуля!
Кроме нас с Гузель, в группе доклада были второкурсники-журналисты Лидия Ранерт и Петр Тултаев. Задание: проанализировать и систематизировать письма, поступившие в адрес комсомольского съезда. И дать заключение: что больше всего волнует молодежь.
В редакции «Комсомольской правды» нам сгрузили несколько мешков с корреспонденцией, акцию «С трибуны ХХ съезда ВЛКСМ я бы сказал…» затеяла газета. Руководил группой доклада Владимир Сунгоркин, позднее - главный редактор и генеральный директор «Комсомолки», а тогда просто сотрудник этого издания.
Автобус отвез нас в Подмосковье, на базу ЦК ВЛКСМ, что недалеко от аэропорта Быково. Жили в скромной гостинице. Там было холодно, по казенному серо и неуютно, а вечерами отключали горячую воду. Все по-советски, не как в находящемся в нескольких метрах комсомольском пенхаузе. Такую обстановку тогда можно было увидеть лишь в западных фильмах: огромный холл, изразцовый камин со свечами, увитыми изящными восковыми розами, киноэкран во всю стену… На второй этаж, к комнатам отдыха, вела красивая деревянная лестница, а в подвале была сауна с бассейном… ЦК комсомола в комфорте себе не отказывал. Но мы здесь не отдыхали, а работали.
Утренние рейсы самолетов поднимали лучше будильника. А письма уже снились во сне. Их было нереально много. Но чужие проблемы отвлекают от собственных. Хотя какие это чужие проблемы?
… Письмо с Дальнего Востока: секретарь комитета комсомола крупного завода раскритиковал всю тогдашнюю политику. Честно, умно, аргументировано. Если бы и, правда, с высоких трибун так говорили, мы бы давно жили в другой стране. «Комсомолка» потом делала публикацию по этому письму: парень пошел ва-банк, заявив о выходе из комсомола. Как, интересно, сложилась его судьба? Надеюсь, он не потерялся в этой жизни.
… Письмо из зоны: его в «КП» переслала какая-то сердобольная женщина. Послание она нашла в упаковочном ящике, который делали зэки. «Бутылочная почта» советского периода. Неизвестный мужчина рассказал, какие побои и унижения от охранников терпят заключенные, о голоде в колонии, жестоких нравах в среде заключенных… Я назвала письмо «Отверженные». «Почему отверженные?» - удивился Сунгоркин. «А разве им кто-то поможет?» - ответила я. «Попробуем, есть способы…» Но единственный способ, который мог бы помочь – изменить пеницентарную систему – до сих пор не применен.
… Откуда-то из Сибири мужчина писал, как вывел из запрещенной религиозной секты («тоталитарной» - говоря современным языком) несколько человек. Переубедил, «перевоспитал» - как бы тогда сказали. А проще говоря – спас.
Были письма идеологически выдержанные, сделанные, словно по шаблону. Сдержанно-достойное приветствие, затем об «отдельных, имеющихся у нас недостатках», и – обязательно - мажорный финал – с великой верой в светлое будущее. Сунгоркин их осторожно отодвигал в сторону. Они были из разряда отработки: нужные, но не интересные.
Много было писем злых, сердитых на прогнивший советский строй, беспомощное руководство страны, зарвавшихся партийных боссов. 1986-й год – излет Советского Союза, все вот-вот должно было рухнуть… Мы даже знали: если послание из Харькова, то чистая «антисоветчина». Если из Кемерово - обязательно проблемное. А вот из Прибалтики в Москву не писали. Что тоже симптоматично: зачем критиковать, если всё и так понятно… Было много анонимных посланий: о гаде-начальнике, ворюге-соседе и т.п. Удивило: у всех доброжелателей в чём-то схожий почерк: очень разборчивый, с круглыми, крупными буквами. Словно анонимы боялись, кто-то не сможет прочесть их пасквиль.
…Бесконечный поток мыслей, эмоций, переживаний… Казалось, это чтение никогда не кончится. Но бесконечность – только в космосе, на земле - всему свой срок… Я потом посмотрела: в докладе ХХ съезду ВЛКСМ наша работа уложилась в один абзац. И эти выводы можно было сделать, не читая писем. Так, общие места. Без той боли и накала, которые были во многих посланиях.
…Я тогда тоже получила письмо. В нем было то, о чем с трибуны не скажешь. Подруга писала: мой молодой человек ходил на свиданье с другой девушкой.