Марксман

      Анастасин А.В.
      Федосеев С.Л.

В пехотных подразделениях всех армий еще во времена Первой мировой войны или даже раньше существовало ясное понимание того, что степень владения огнестрельным оружием есть результат индивидуальных особенностей тех или иных стрелков, их тренированности, а также качества самого оружия.

Логично, что со временем командиры пехотных подразделений начали выделять из общей массы тех бойцов, которые показывали наилучшие результаты в стрельбе. Работа метких стрелков была всегда дополнительным аргументом командира подразделения в боевой обстановке. Такой солдат мог решать огневые задачи на бОльших, чем основная масса пехотинцев дальностях и с меньшим расходом боеприпасов. 

В бою такой боец, как правило, находился в непосредственной близости от командира и выполнял персонально поставленные ему задачи. Естественно, что такой ценный пехотинец стал играть более важную, чем остальные роль, и получил вместе с этим определенные привилегии по службе. Постепенно категория «меткий стрелок» приобрела определенный статус. В ряде армий этот неформальный статус трансформировался в войсковую должность, получившую свое название – «марксман».
Марксманы, находясь на положении рядовых стрелков в своих подразделениях, стали, по возможности, получать, более качественное, показывавшее лучшую кучность оружие. Вместе с тем, такой стрелок всегда действовал в боевых порядках своего подразделения, имел минимальную самостоятельность, решал те же задачи, что и остальные пехотинцы. Наличие марксмана в отделении, взводе, роте позволяло этим подразделениям решать важную тактическую задачу – отодвинуть противника за пределы дальности эффективного огня метких стрелков.

В русской армии меткие стрелки, именно в таком понимании, стрелки-истребители, появились раньше, чем в армиях западноевропейских государств. Первые шаги в этом направлении были сделаны Петром I, который своим специальным указом требовал отбирать лучших стрелков, вооружать их штуцерами (новинка 1711 г.) и использовать в бою «особо».

Таким образом, можно констатировать, что еще с петровских времен в особую категорию были выделены «лучшие стрелки», которые фактически, и были марксманами, хотя этот термин в нашей армии никогда не использовался.

В дореволюционной российской армии марксманов как таковых не было, однако вопросам прицельной стрельбы и стрелковой выучке пехоты всегда уделялось серьезное внимание. В 1891-м году войска получили на вооружение великолепное, даже и по современным меркам, оружие с достаточно большой прицельной дальностью – трехлинейную винтовку Мосина. Вопрос обучения пехоты меткой стрельбе встал со всей остротой. Быстро выяснилось, что пехотинцы, имеющие одинаковое оружие, показывают далеко не одинаковые результаты. Меткие стрелки, в том числе и офицеры, стали пользоваться в войсках особым уважением.

Ещё А.А. Свечин, выдающийся военный теоретик, обращал внимание на необходимость стрелковой подготовки пехоты, важность прицельного огня: «Пехота должна сознавать, что сила ее огня заключается именно в прицельности, тщательном наблюдении за полем сражения, в одиночной боевой работе каждого солдата по выбору наиболее выгодных целей, по выбору наиболее удобного момента для выстрела».
Он указывал, что залповый огонь, важный в бою, и оказывающий сильное морально-психологическое воздействие на противника, является недостаточно прицельным. Командиры должны использовать залповый огонь в наиболее ответственные моменты боя и не злоупотреблять им. Он справедливо полагал, что стрелок, имеющий возможность самостоятельного выбора цели и момента выстрела, всегда будет более эффективен в огневом поражении противника.

В Русско-японскую войну 1904-1905 гг стало незыблемым правилом, когда в каждой роте назначалось по 5-6 метких стрелков для уничтожения наиболее важных целей.  В армии не существовало еще понятия «снайпер», но понятие «меткий стрелок» стало общеупотребительным. Именно эти меткие стрелки и являлись теми самыми пехотными снайперами, которых в армиях некоторых государств назывались марксманами.
В Первую мировую войну 1914-1918 гг русская армия для ведения меткого огня, который можно было называть снайперским, имела для этого винтовку с оптическим прицелом, т.е., используя современную терминологию, снайперский комплекс – винтовку и прицел.

Появление снайперской винтовки, как самостоятельного сегмента стрелкового оружия, привело к стремительному подъему снайперского дела. Именно с этого момента произошел переход от марксмановского к снайперскому пониманию меткой стрельбы. Этот, казалось бы, вполне логичный и очевидный шаг, имел и негативные последствия, связанные в конечном счете с утратой марксмана в составе пехотных подразделений.

На фронтах Великой отечественной войны наши снайперы доказали свое превосходство над снайперами противника. Их чрезвычайно сложная, героическая «работа» оказала серьезное влияние на ход и исход боевых действий на разных этапах войны. Нанося противнику болезненные потери, зачастую неожиданные для него, снайперы оказывали на него мощное психологическое воздействие, деморализуя и сковывая противостоящую группировку.

Поскольку в нашей армии не существовало разделения метких стрелков на снайперов и марксманов, снайперы Великой отечественной войны частично брали на себя и марксмановские задачи. Особенно это было характерным для эпизодов, связанных с обороной Севастополя и Сталинграда, а также в ходе штурмовых действий при взятии крупных населенных пунктов. В этих случаях они зачастую действовали непосредственно в боевых порядках пехотных подразделений именно как меткие стрелки.

Впрочем, если оперировать понятием «меткий стрелок» применительно к марксману, то полезно вспомнить, что Людмила Павлюченко, наш выдающийся снайпер, причисляла снайперов к сверхметким стрелкам. То есть у нее существовало понимание, с которым необходимо согласиться, что марксман – это меткий стрелок, а снайпер – сверхметкий стрелок. Казалось бы, несущественная разница в понятиях, непринципиальная качественная характеристика, которая, однако, если детально разобраться, влечет за собой целый комплекс сложных вопросов.

Эта неочевидная терминологическая тонкость позволяет нам подойти и с другой стороны к пониманию того, что есть две разных специальности, а именно, «марксман» - меткий стрелок и «снайпер» – сверхметкий стрелок.

Кроме показателей в собственно стрельбе, снайпер находится на совершенно ином, чем марксман, уровне индивидуальной подготовки в плане самостоятельной работы. Необходимый уровень навыков в выборе и оборудовании позиции, разведке целей, маскировке – результат длительной подготовки. Такой уровень недоступен для взводного снайпера - марксмана, от него, впрочем, этого и не требуется.
Фронтовики, оценившие ведущую роль снайпера среди стрелков и автоматчиков пехотного подразделения, полагали, что эту войсковую специальность следует вводить в каждый взвод или даже отделение.

На конец сороковых – начало пятидесятых годов приходится этап послевоенной трансформации Сухопутных войск, а с ней и этап реализации идей, которые вызревали ещё в ходе войны. Фронты были расформированы, вместо них созданы военные округа и группы войск, в состав которых вошли объединения и соединения Сухопутных войск. На должности командующих округами назначались вчерашние командующие фронтами и армиями. В тактическом звене от командира взвода до командира дивизии должности занимали фронтовики-победители.

На фоне этих крупных преобразований частная проблематика, связанная со снайперским делом, отошла на второй план, но не была забыта и игнорирована. Именно на этом этапе, анализируя эффективные действия штурмовых групп, усиленных снайперами, в стрелковых частях пришло понимание, что снайпер, кроме того, что он способен автономно делать свою снайперскую работу, должен стать штатной единицей стрелкового подразделения и выполнять огневые задачи в его составе.
Создание в 1957 году мотострелковых войск явилось переломным моментом в развитии нашего пехотного дела. Возглавлявший в тот период Министерство обороны СССР, главный инициатор этих преобразований, маршал Победы Георгий Константинович Жуков, имевший огромный опыт нескольких войн и лично возглавлявший штурм Берлина, до тонкостей знал вопросы применения стрелковых подразделений. Главнокомандующим Сухопутными войсками в то время был другой легендарный маршал и соратник Г.К Жукова – И.С. Конев. Именно их и следует считать главными идеологами моторизации пехоты и придания ей нового качества.

Фронтовики, находившиеся в войсках, с энтузиазмом взялись за реализацию этих планов. В войсках и в органах военного управления того времени царила такая обстановка, которая позволяла провести различные эксперименты с новыми организационно-штатными структурами мотострелковых подразделений и частей.
При этом «отцы-основатели» мотострелковых войск решили идти «снизу-вверх», от мотострелкового отделения, справедливо полагая, что никакие стратегические операции не будут успешными, если войска на уровне мелких подразделений будут уступать в тактике и огневой мощи противнику.

Было принято решение о создании из мотострелкового отделения эффективной, относительно автономной, боевой единицы. Пехотное отделение превратилось в огневую группу, сбалансированно вооруженную оружием различного предназначения - автоматами, ручным пулеметом, гранатомётом, снайперской винтовкой. Отделение поддерживалась огнём бронетранспортёра, а в последующем - боевой машины пехоты.
Отделение такого состава могло успешно применяться в любом виде боя. Мотострелковый взвод стал представлять собой внушительный кулак из трех, способных при необходимости действовать автономно, огневых групп – отделений. Большую дальность эффективной стрельбы взвода обеспечивали, кроме ручного пулемета и вооружения БМП, три штатных снайпера.

Одним словом, необходимость снайперов в мотострелковом взводе  нике не ставилась под сомнение, более того, воспринималась как аксиома.  На тот момент еще не был забыт Приказ Наркома обороны от 16 марта 1942 года 0052, изданный в самый разгар войны, в котором требовалось «усилить каждый стелковый взвод стрелковых полков на три снайпера».

Для оснащения мотострелковых войск, получивших в каждом отделении штатную должность снайпера, потребовалось большое количество снайперских винтовок. На первых порах их просто не хватало, и, в качестве временной меры, часть снайперов вооружалась старыми винтовками Мосина с оптическим прицелом.

Это обстоятельство не осталось незамеченным, и многие горячие головы в органах военного управления и в войсках, а это был уже хрущевский период, резко выступили против такого шага. Возврат в подразделения устаревшего оружия сильно портил имидж революционно преобразованной в мотострелковые войска пехоты.

Общая обстановка нового этапа развития мотострелковых войск, проходила в условиях доминирования авантюрного хрущевского понимания взгляда на военное искусство. Такая «мелочь» как снайпер в тот период оказалась далеко не на первом плане.
В качестве полумеры было решено оставить по одному снайперу, оснащенному новейшей на тот момент снайперской винтовкой Драгунова, во взводе, а из отделений снайперов убрать. Это решение, как казалось тогда, было оптимальным.

Мотострелковый взвод получил-таки штатного снайпера, это уже было хорошо, хотя, как показали дальнейшие события, недостаточно.

Самих снайперов в нужном количестве тоже не было. Их надо было готовить, для чего и были созданы школы снайперов. Вскоре стало выясняться, что подготовка снайперов оставляет желать лучшего.

Было замечено, что «…снижение качества подготовки армейских снайперов берет начало еще с 70-х годов». Авторы настоящей статьи, один из которых после окончания командного училища в 1976 году с головой окунулся в боевую подготовку и прошел войсковые должности от командира взвода до командира батальона, согласны с этим наблюдением, добавив, что процесс этот начался гораздо раньше.

Дело в том, что речь идет не столько о снижении качества подготовки, а о том, что массовая подготовка пехотных снайперов, по сути марксманов, априори не могла обеспечить тот уровень, которым обладали элитные снайперы в годы Великой отечественной войны. Если к этой специальности подходить с позиций оценки их как марксманов, то, вполне возможно, их уровень можно было признать достаточным для назначения на соответствующие должности в отделениях и взводах.

Вот тут как раз и находится та тонкость, которая оказалась нами не понята, не нашлось специалистов, способных понять всю глубину, казалось бы, очень простой идеи и на этом этапе отделить марксмана от снайпера.

Группа Советский войск в Германии 70-х годов представляла собой анклав Вооруженных Сил СССР с эталонным уровнем боевой подготовки, возведенной в настоящий фетиш. Легендарная Третья ударная армия, в которой довелось начинать войсковую службу одному из авторов данной статьи, в тот период представляла собой образцовое по оснащенности, укомплектованности, боеготовности и боеспособности, не имевшее себе равных по совокупной боевой мощи, объединение. Надо ли говорить, какой уровень требований предъявлялся к процессу и результатам боевой подготовки в этой армии.

Нигде и никогда больше столь высокого ее уровня, столь высокой напряженности боевой учебы, в наших войсках не было достигнуто. Как стало ясно впоследствии, именно эти требования, которые предъявлялись, в том числе, и к подготовке взводных снайперов, оказались завышенными.

Вместе с тем, уже тогда ощущалось влияние «предрассудков» мирного времени, о которых предупреждал А.А. Свечин. В погоне за бумажными результатами, которые, несомненно, тоже нужны, в войсках как-то незаметно стало исчезать понимание самой сути боя. Войсковые будни, наполненные напряжённой боевой учёбой, крутились безостановочным колесом, как говорится, невзирая ни на погоду, ни на другие обстоятельства, днем и ночью. Сама эта учёба и её результаты повсеместно и тщательно контролировались, оценивались, ранжировались, докладывались в различные инстанции.

Оценка результатов боевой подготовки мотострелкового подразделения, части, соединения превратилась в многомерную, плохо сопрягаемую со здравым смыслом и целями этой подготовки, задачу. Командиры всех уровней вынуждены были постоянно решать головоломку, связанную со сложной методикой вывода итоговых оценок. Справедливые, казалось бы, частные требования, предъявляемые, к тем или иным аспектам боевой подготовки, в своей сумме создавали громоздкую и неадекватную реальным потребностям систему критериев.

В итоге, пострадавшей от этой системы специальностью оказались именно снайперы. Тезис о том, что снайпер – это очень важная, даже важнейшая воинская специальность, был затёрт до дыр. Очередной проверяющий не упускал случая заметить, что каждый патрон должен быть израсходован по назначению, а каждая пуля просто обязана попасть точно в цель. Каждая!!! Требовать подобного от автоматчика или пулемётчика было нереально. А вот от снайпера, как говорится, сам бог велел.
Масла в этот огонь подливали специалисты снайперского дела, имевшие спортивную направленность. Сами, будучи уникальными, штучными стрелками мирового уровня, они были причастны к разработке программ и методик подготовки снайперов. Разумеется, логично и правильно было использовать их опыт стрелковой подготовки, который, однако, необходимо было серьёзно корректировать через призму конкретных войсковых задач. Возведенное ими в ранг аксиомы требование – «один выстрел – одна цель», не обязательное для марксмана, загоняло решение проблемы с подготовкой взводных снайперов, по сути – марксманов, в тупик.

В конечном счете понятия о его задачах, месте в бою и методиках подготовки не имел никто. На всякий случай требования к подготовке этой специальности были предъявлены самые высокие. «На то он и снайпер», считали те люди, которые благими намерениями мостили дорогу не туда куда надо.

Основная масса снайперов в войсках с этими требованиями не справлялась. Отделения, взводы, роты, батальоны и полки оценивались по системе, в которой отстающая специальность могла завалить весь результат многотрудной боевой подготовки. Имея в своем распоряжении большое количество снайперов посредственной квалификации, командование всех уровней, нацеленное на решение текущих задач, не знало, как от них избавиться.

Одним из таких приемов, позволявших несколько улучшить бумажные результаты подготовки войск, стало устранение снайперов из взводов путем некомплектования их должностей. С началом развала Вооруженных Сил этот прием стал массовым явлением, то есть снайперы стали принудительно выводиться из взводов. «Должности снайперов во многих подразделениях остались вакантными. Да и головы у командиров стали болеть о другом: в наряды некому ходить, на работы некого отправлять, техника в парке стоит необслуженная. До меткой ли стрельбы тут?»

Автоматчики, будучи основной специальностью в мотострелковых войсках, худо ли бедно, освоили стрельбу из автомата Калашникова, и в целом справлялись с задачами огневой подготовки.

Пулемётчики, испокон веку умевшие выигрывать «красные революционные шаровары», всегда показывали хорошие результаты. Крепко подводили гранатомётчики. Стреляли плохо. Всегда. Но тут можно было как-то выкручиваться, объясняя себе и другим, что стрельба из гранатомёта – дело дорогостоящее, а уж когда начнётся настоящая война, гранатомётчики лягут под танки, но не подведут. Убрать гранатометчика из отделения рука не поднималась ни у кого.

И тут выяснилось, что хуже всех с нормативами справлялись именно снайперы. Они портили всю статистику, могли подмочить репутацию любого командира или просто поломать ему карьеру, военную судьбу, перекрыв, например, путь в академию из-за низких результатов по огневой подготовке подразделения.

Само понятие «снайпер» в войсках к тому времени оказалось полностью дискредитированным. Стало определённой нормой, что снайперы, которые «болтались без дела» использовались не по предназначению, чаще других назначались в наряды, на хозяйственные работы, в полигонные команды, на свинарники и по другим надобностям, не связанным с боевой подготовкой. Тем самым ещё больше ускорялось их стремительное падение вниз.

В чём же заключалась проблема? Оказалось, что заниматься обучением взводных снайперов в войсках просто некому. Командиры взводов и рот загружены задачами подготовки подразделения, других «более важных» специалистов, а тут одиночный боец винтовкой. До него не доходят руки, да и не каждый офицер мог справиться с непростой задачей подбора и подготовки этого специалиста. Что-то надо было делать.

Решили снайперов натаскивать централизованно, в масштабе батальона. Чему учить и как учить, везде понималось по-разному. Девять снайперов батальона надо было кому-то обучать. Назначали какого-нибудь командира взвода, который по своему разумению заниматься их подготовкой. Таким образом, где-то лучше, где-то хуже, но все-таки подготовка снайперов велась. Однако в целом эту войсковую специальность никак не удавалось втиснуть в прокрустово ложе нормативных показателей.

В итоге снайперы в войсках стали «притчей во языцех», о низких результатах их подготовки уже устали говорить на всех уровнях. Всем было понятно, что добиться подготовки снайперов до уровня, заложенного в нормативы по стрельбе можно только путём их централизованной системной подготовки в составе снайперского подразделения, «выдернув» их из взводов, где они оказались на положении пасынков. Таким образом, изначальная идея «отцов-основателей» мотострелковых войск относительно роли и места снайпера, дошла до состояния, когда логичный, казалось бы, ход событий поставил её «с ног на голову».

Был и еще один важный фактор, который объективно повлиял на снижение внимания к снайперскому делу в войсках. Тактика действий подразделений, частей и соединений к концу семидесятых годов окончательно сформировалась в направлении большого пространственного размаха. Войска готовились к высокоманевренным действиям в условиях возможного применения ядерного оружия. И в Советской армии, и в армиях вероятного противника исходили из того, что длительное соприкосновение противоборствующих сторон на близких дистанциях станет невозможным. При такой тактике объем предполагаемых задач для снайпера резко сузился.

Таким образом, боевая подготовка мирного времени неизбежно и неизменно уводит в сторону вопросы боевого применения стрелкового оружия, в том числе, и снайперского. Явление это, опасное для любой армии, было замечено Свечиным больше ста лет назад: «Маневры в мирной обстановке значительно влияют на распространение ошибочных взглядов на метод боя. На маневрах оружием не действуют – пули не летают, штыки не колют. Смысл боя – употребление оружия – на маневрах отходит на второй план.»

Если тактические действия на учениях обозначаются реальным маневром подразделений, то огневое поражение только имитируется. Стрельба ведется по мишеням при отсутствии встречного огня противника. В таких условиях «ошибочные взгляды на метод боя» не могут пройти реальную проверку и укореняются ещё глубже.
Такие ошибочные взгляды на место, роль и значимость пехотного снайпера – лучшего стрелка, вопреки опыту прошедшей войны, постепенно стали доминировать мотострелковых войсках Советской Армии, а теперь уже и Вооруженных Сил России. Произошло это вопреки идеям «отцов-основателей» мотострелковых войск.

Первое отрезвление пришло с началом афганской кампании. В условиях нетипичного применения войск, к которому они не были подготовлены, вдруг выяснилось, что снайпер является незаменимой единицей и на блокпосту, и в рейдовых действиях, и на марше, и в засаде, и в любых других условиях обстановки. Вновь пришло понимание, что мотострелковый взвод, какие бы задачи на него ни возлагались, не может обходиться без меткого стрелка.

Были приняты срочные меры по подготовке снайперов. Главным управлением боевой подготовки под руководством его начальника, генерал-полковника Меримского В.А., с этой целью было издано специальное учебно-методическое пособие. Тот, кто помнит по войсковой практике боевой подготовки генерала Меримского, который был грозой полков и дивизий, понимает, с какой энергией начали внедряться в войска эти идеи.
Принятые меры дали свои, безусловно, положительные результаты. Главным результатом явилось то, что в войсках на всех уровнях вернулось понимание места и роли меткого стрелка в бою. В пособии подчеркивается, что «в условиях современного общевойскового боя, несмотря на применение современных средств борьбы, роль снайпера по-прежнему остается важной».

Однако и здесь снова были допущены те же ошибки, что и ранее. Смысл этих ошибок сводился к тому вопросу, что теперь уже в новых условиях, опять не было произведено глубокого осмысления того факта, что снайпер и марксман – это близкие, но не тождественные специальности.

По этой причине сама методика представляет собой иллюстрацию данного противоречия. В ней указывалось, что «Снайпер – это специально подготовленный, особо меткий стрелок, превосходно владеющий искусством стрельбы, маскировки и наблюдения». Обратим внимание, что снайпер, по мнению авторов методики – это особо меткий стрелок, так же, как у Людмилы Павлюченко, снайпер – это сверхметкий стрелок. Далее излагается методика подготовки снайпера.

Анализ этой методики приводит к заключению, что она не позволяет подготовить «особо меткого стрелка», который «превосходно» владеет искусством стрельбы, маскировки и наблюдения. Выполнение прилагаемой к методике программы обеспечит подготовку всего лишь «меткого стрелка», получившего только базовые, начальные навыки маскировки и наблюдения, т.е. – марксмана. Чтобы из этого марксмана в последующем подготовить снайпера необходимо пройти дополнительный, специально разработанный курс подготовки именно «особо меткого стрелка». И далеко не каждый марксман способен стать снайпером.

Между тем, мотострелковые взвода испытывают острую потребность прежде всего в марксманах. «Снайперу в бою предоставляется значительная самостоятельность», утверждают авторы пособия. Это совершенно справедливо именно для снайпера, а не для марксмана, который как раз будет ограничен в самостоятельности.
В пособии описываются приемы и способы действий снайпера в бою, более характерные именно для марксмана, задачи которому определяет, как правило, командир мотострелкового взвода. Подчеркивается, что «…командиры взводов (рот) снайпера (часть снайперов) могут оставлять около себя для решения внезапно возникающих задач». Именно с такого применения «меткого стрелка» и начиналась судьба марксмана как самостоятельной войсковой специальности во многих армиях мира.
Пособие содержит и рекомендации, боле походящие для снайперских подразделений, чем для марксманов. Например, делается упор на инициативу и самостоятельность снайпера: «В ходе боя снайперы действуют в одиночку или парами. Иногда в отдельные моменты боя целесообразно снайперов применять централизованно в масштабе роты или даже батальона».

Эта двойственность, неразрешенность главного вопроса, проходит через всю брошюру, впрочем, весьма и весьма полезную даже и в таком виде.

Необходимость противоборства общевойсковых соединений и частей с иррегулярными формированиями противника в Афганистане в восьмидесятые годы прошлого столетия явились для наших Вооруженных Сил большой неожиданностью, к которой они длительное время не могли адаптироваться. Боевые действия в сложных условиях горно-пустынной местности потребовали пересмотреть многие вопросы тактики и огневого поражения противника, вернуть снайперскую тему в число приоритетных.
Завершение афганской кампании в 1989 году совпало с началом длительного периода разложения войск и всей системы их боевой подготовки. Снайперская тема, слишком мелкая на фоне масштабного развала наших Вооруженных Сил, быстро дошла до самого низкого уровня во всей ее истории.

Две чеченские кампании, особенно первая, преподнесли свои тяжёлые уроки. Одним из таких уроков стали последствия очередной деградации снайперского дела в войсках. «События на Северном Кавказе достаточно убедительно показали: снайперов мы готовили слабо, неэффективно. В некоторых случаях хуже, чем в годы Великой отечественной войны», утверждает автор статьи.

С ним приходится согласиться, так как подготовка эта осуществлялась в спешном порядке, когда выяснилось, что в мотострелковых войсках снайперское дело опять пришло в полный упадок. На тот момент не было ни специалистов, ни энтузиастов снайперского дела, ни методик подготовки войсковых снайперов, ни условий для этого.

И только боевая действительность, когда появляются реальные потери, снова вынуждает пересматривать ситуацию. События на Северном Кавказе заставили в спешном порядке вернуться к снайперской теме. Опыт Афганистана, а, тем более Великой отечественной войны, уже был забыт, новое поколение войсковых офицеров, не говоря уже о солдатах-срочниках, практически не имело о нём понятия.
«Почему вдруг оказалось, что и к снайперской войне мы совершенно не готовы?» - вопрошает автор статьи, анализируя уроки первой чеченской кампании. Вопрос, как выясняется, оказался риторическим. Адресовать его было некому.

Спешно принятые в этом направлении решения, в целом весьма полезные, были не до конца продуманы. Вместо того, чтобы в первую очередь сосредоточиться на массовой подготовке марксманов и насытить ими мотострелковые подразделения, решено было пойти по пути подготовки малочисленной когорты снайперов высокого уровня.
Надо отдать должное, иногда даже наспех подготовленные, они оказались сильнее снайперов противника и, попав в войска, сумели быстро изменить обстановку в пользу федеральных сил. Однако по-прежнему далеко не каждый мотострелковый взвод получал в свое распоряжение снайпера. И первая, и вторая чеченские кампании дали множество примеров, когда мотострелковые взвода, вооруженные автоматами, «жестко» упирались в оборону противника, не имея возможности ответить на марксмановский огонь даже неквалифицированных снайперов противника.

Автор статьи сетует, что в ходе чеченской кампании снайперы «…действуя, как правило, в составе своих рот и взводов, что представляется не вполне оправданным в городских кварталах, они главным образом выполняют огневые задачи обычных стрелков» и полагает, что целесообразно было бы их использовать по-другому, то есть чисто «по-снайперски». Действительно в этих условиях ощущался недостаток огневой поддержки снайперов-профессионалов.

Это рассуждение, вполне здравое, дает нам ещё один повод для расстановки точек над «и» в вопросе кто такой марксман, а кто – снайпер. На наш взгляд, не следует переориентировать пехотного снайпера – марксмана, действующего в составе взвода, на чисто снайперскую работу. А вот дополнить группировку войск, осуществляющую штурмовые действия достаточным количеством снайперов из полковой стрелковой роты, которой в то время еще не существовало, было бы необходимо.

Прицельный снайперский и марксмановский огонь в сочетании с плотным автоматическим огнем пулеметов и автоматов атакующих подразделений позволил бы более успешно решать те задачи, о которых идет речь выше.

По прошествии тридцати лет после завершения афганской и двадцати лет после второй чеченской кампании снайперское дело не оказалось заброшенным, но развитие его в войсках длительное время не находит правильного направления. Бесконечное реформирование, шараханье от дивизионной к бригадной и обратно структуре войск, всё это не могло не сказаться на снайперской тематике.

Наконец, к настоящему времени, решено в мотострелковом полку сформировать отдельную стрелковую роту снайперов и максимально централизовать их подготовку. Сказано - сделано. Марксман, окончательно получивший статус снайпера, давно отбившийся от строя, от тактики мотострелкового подразделения, всё дальше и дальше уходит от взвода, в котором он всегда был остро нужен. Он уже давно не во взводе, не в роте, не в батальоне, он теперь в полку.

Что же в этом плохого, неправильного,- может возразить каждый. Казалось бы, какая разница, где находятся снайперы, в полку или во взводе? При необходимости их могут придавать подразделениям из полковой роты. На самом деле, те, кто знаком с войсковой спецификой не понаслышке, кто понимает разницу между подчинёнными и приданными, тот согласится, что штатный, подчиненный боец, он всегда под рукой, он всегда готов к выполнению задачи в отличие от приданного.

А, самое главное, полковая рота снайперов – это средство командира полка. Применяться она будет по плану командира полка, а батальоны, за редкими исключениями, не смогут располагать возможностями этой роты. Сами снайперы подготовлены к чисто снайперской работе, которая существенно отличается от более «черновой» марксманской.

Примечательно, что снайперская тема является дискуссионной на протяжении длительного времени и в армиях зарубежных стран. В этом смысле актуальными остаются рассуждения известного немецкого теоретика Эйке Миддельдорфа.
При написании своего исследования, изданного в 1956-м году, немецкий специалист опирался на обширный, совсем еще свежий на тот момент, опыт минувшей войны. Авторы настоящей статьи являются противниками обширного цитирования, но полагают, что именно эту, довольно громоздкую цитату, необходимо привести в полном объеме, без изъятий и промежуточных комментариев.

Итак, Миддельдорф утверждал следующее.
«Особого внимания заслуживает проблема снайперов. Ни в каком другом вопросе, связанном с боевыми действиями пехоты, нет таких больших противоречий, как в вопросе использования снайперов. Одни считают необходимым иметь в каждой роте или, по крайней мере, в батальоне штатный взвод снайперов. Другие предсказывают, что наибольший успех будут иметь снайперы, действующие парами. Мы попытаемся найти решение, удовлетворяющее требованиям обеих точек зрения.
Прежде всего, следует различать снайперов-любителей и снайперов-профессионалов. Желательно, чтобы в каждом отделении имелось по два нештатных снайпера-любителя. Им необходимо дать к штурмовой винтовке оптический прицел четырехкратного увеличения. Они останутся обычными стрелками, получившими дополнительную снайперскую подготовку. Если использование их в качестве снайперов не представится возможным, то они будут действовать как обычные стрелки. Что касается снайперов-профессионалов, то их следует иметь по два в каждом взводе или шесть в группе управления роты. Они должны быть вооружены специальной снайперской винтовкой, имеющей начальную скорость пули более 1000 м/с, с оптическим прицелом шестикратного увеличения большой светосилы. Эти снайперы, как правило, будут вести «свободную охоту» на участке роты. Если же в зависимости от обстановки и условий местности и возникнет необходимость использования взвода снайперов, то это будет легко осуществимо, так как в роте имеется 24 снайпера (18 снайперов-любителей и 6 снайперов-профессионалов), которые в этом случае могут быть объединены вместе».

Анализируя рассуждения Миддельдорфа, можно заключить следующее. Во-первых, автор справедливо утверждает, что вопрос, связанный с применением снайперов, является противоречивым, спорным. Добавим, что эта ситуация является таковой и до сегодняшнего дня. Во-вторых, он однозначно отделяет понятие «снайпер-профессионал» («собственно снайпер» «сверхметкий стрелок», «особо меткий стрелок») от понятия «снайпер-любитель» («меткий стрелок», «пехотный снайпер», «марксман»). В-третьих, соотношение марксманов и снайперов в стрелковой роте, по его мнению, должно быть примерно три к одному. В-четвертых, общая численность «метких и сверхметких стрелков» в роте должно быть достаточно большой. В данном случае – 24 человека. В-пятых, оружие снайперов и марксманов должно иметь отличия, предопределяющие неодинаковую дальность их эффективной стрельбы. В-шестых, немецкий теоретик полагает необходимым провести различие в задачах снайперов и марксманов. В-седьмых, наличие большого количества снайперов и марксманов, по мнению Миддельдорфа, позволяет командирам гибко использовать их либо в качестве одиночных стрелков, либо создавать из них снайперские пары и снайперские группы. В-восьмых, он подчеркивает, что «снайперы-любители», т.е. марксманы действуют в составе своих подразделений как обычные стрелки. В-девятых, только «снайперы-профессионалы» (сверхметкие стрелки) имеют право вести «свободную охоту».

Учитывая, что за десятилетия, прошедшие с момента написания книги произошли существенные изменения и в тактике, и в оснащении войск, авторы тем не менее полагают, что вышеприведенные рассуждения в значительной мере сохранили свою актуальность. В целом с обозначенным выше подходом можно согласиться и сейчас. Разделение всех метких стрелков на две категории – снайперы и марксманы, не существующее в наших мотострелковых войсках, представляется целесообразным и полезным.

Это разделение является отправной точкой для всех дальнейших рассуждений. Оно позволило бы отчасти разрешить традиционные противоречия, существующие в мотострелковых войсках относительно места, роли и численности метких стрелков в линейных подразделениях и частях.

Соображения, которые Свечин относил к залповому огню, сегодня в полной мере относятся к автоматическому огню подразделений. Автоматический «автоматный» огонь, являясь основным в мотострелковых подразделениях, всегда был и всегда будет недостаточно прицельным и недостаточно дальнобойным по сравнению с марксмановским огнем. В этих условиях наличие во взводе одного - трех марксманов с оружием под мощный винтовочно-пулеметный патрон 7,62х54R существенно повышает его боевые возможности.

Итак, какова же позиция авторов, пытающихся найти решение «удовлетворяющие обеим точкам зрения»? Каким видят авторы выход из создавшегося положения?
Он очень простой. Необходимо вернуть марксманов (не снайперов!) во взводы, обучать их тактике боя и оборонительного, и наступательного, и другим действиям вместе со всем подразделением.

Марксман – это лучший стрелок взвода. Стрелок, который выполняет, как это было изначально, те же самые задачи, что и все остальные бойцы, только не с автоматом, а с самозарядной снайперской винтовкой. Для штурмовых действий желательно к такой винтовке примкнуть магазин увеличенной ёмкости и обеспечить ей возможность стрельбы очередями.

Задачи взводных марксманов частично пересекаются с задачами снайперов полковой стрелковой роты. Вместе с тем, их основное предназначение – работать во всех видах боя в составе своего подразделения.

Марксманы должны располагать достаточно большим боекомплектом, чтобы создать плотный прицельный огонь на дальностях, превышающих дальность эффективной стрельбы из автоматов. Марксманов нецелесообразно, точнее, недопустимо, привлекать к контрснайперской борьбе.

Огневая подготовка марксманов должна проводиться по программам мотострелковых подразделений. Упражнения учебных и контрольных стрельб марксманы должны выполнять на обычном войсковом стрельбище. Раз в период целесообразно проводить месячный сбор марксманов в масштабе полка с использованием опыта специалистов полковой стрелковой роты снайперов. В ходе этого сбора может осуществляться своеобразная ротация между этими специальностями. Лучшие марксманы, способные выполнять снайперские нормативы могут рассматриваться в качестве кандидатов для обучения на специальность снайпера. И наоборот, отстающие снайперы, могут быть переведены на должности марксманов в батальоны.

Нормативы по стрельбе из снайперского оружия для марксманов должны быть облегчены по сравнению с нормативами для снайперов. Так, например, оценка «отлично» для марксмана должна примерно соответствовать оценке «удовлетворительно» для снайпера.

Пусть не отличник, пусть троечник с точки зрения снайперских нормативов, но он всё равно будет самым метким и самым «дальнобойным» стрелком во взводе, он всегда «под рукой» у командира.

Полковая стрелковая рота снайперов, существующая в современных штатах мотострелковых полков, должна сохраниться при этих трансформациях неприкосновенной. У нее свои задачи, своя, если хотите, миссия, свое место в бою, свои программы и методы подготовки. Об этом можно поговорить отдельно, за рамками данной статьи.

Итак, полковая стрелковая рота снайперов – это тот правильный водораздел, который позволит отделить снайперов от марксманов. Необходимо четко отделить одну от другой эти две, несомненно, близких, но далеко не тождественных воинских специальности – марксман и снайпер. Марксмана необходимо вернуть в мотострелковые взводы и отделения, где нужда в них наиболее острая.

К какой же войне должны быть готовы мотострелковые соединения, части и подразделения? Никто не отменял угрозу крупномасштабной, в «классическом» понимании, войны против хорошо оснащенного и обученного противника.
Сторонники известной концепции «бесконтактных войн» начисто отвергают подобные сценарии, утверждая, что «противник не приедет на танке». Дело в том, что он действительно «не приедет», если будет информирован, что наши войска готовы его надежно «встретить».

Вместе с тем в практическом плане регулярные вооружённые силы стран и коалиций все глубже втягиваются в воронку глобальной «мятежевойны». И они должны быть готовы к тому, что этот процесс только усилится.

Участие регулярных вооруженных сил в вооружённых конфликтах разного масштаба, интенсивности и длительности стало к концу двадцатого века и, особенно, в начале нового столетия, в определенном смысле некоторой «нормой». Оснащение и боевая подготовка армий многих государств полностью переориентировались на парирование подобных вызовов.

Специальная военная операция по защите Донецкой и Луганской народных республик на Украине вновь со всей остротой обнажила описанные выше проблемы.
Вся эта ситуация требует очередного переосмысления места и роли меткой, сверхметкой и высокоточной стрельбы в боевой деятельности тактических войсковых формирований.

Совет для снайпера, звучащий как требование: «Помни, что твоя пуля должна бить только наверняка», кажется справедливым и для марксмана. И действительно, всегда нужно стремиться к поражению цели с первого выстрела. Это требование, возведенное в абсолют, становится препятствием для организации эффективной марксманской стрельбы, которая должна быть ориентирована на создание плотного прицельного огня и быстрое поражение большого количества целей. При этом двукратное или троекратное увеличение расхода боеприпасов марксманом на каждую цель по сравнению со снайпером не следует считать недостатком.

В дальнейших рассуждениях будем исходить из того, что в существующих организационно-штатных структурах мотострелковых подразделений в настоящее время нет ни снайперов, ни марксманов. Иными словами, метких стрелков в батальонах, ротах и взводах не существует. Будем при этом утверждать, что во взводе необходимо иметь три марксмана.

Что касается оружия, которым должен быть вооружен этот меткий стрелок, то авторы предлагают следующий подход.

Выбор калибра оружия и его конструкции однозначно предопределяются патроном, необходимостью использовать уже имеющиеся штатные боеприпасы. Вводить в мотострелковые подразделения какой-либо иной патрон, кроме существующего 7,62х54R, создавая проблему разунификации боеприпасов, недопустимо. Данный патрон производится промышленностью в снайперском и ординарном исполнении. При отсутствии снайперских боеприпасов марксманы могут использовать ординарный винтовочно-пулеметный патрон, который применяется для стрельбы из пулеметов.
Оптимальным на сегодняшний день оружием марксмана, по мнению авторов, является снайперская винтовка Драгунова. При этом наилучшей ее модификацией для вооружения марксмана, по нашему мнению, следует считать СВДМ. Учитывая, что в настоящее время на складах хранится большое количество винтовок Драгунова разных модификаций, изъятых в своё время у снайперов мотострелковых взводов, их следует вернуть в войска.

Марксман участвует во всех тактических действиях отделения, в том числе и штурмовых, поэтому целесообразно кроме винтовки Драгунова иметь в подразделениях более компактное оружие с магазином увеличенной емкости и способностью вести автоматический огонь. Марксман в составе штурмовой группы, вооруженный такой снайперской винтовкой – мощная единица, сопоставимая даже с пулеметом. Важно, что при этом он, благодаря компактному оружию, более маневрен, чем пулеметчик.
Обозначенным выше требованиям на сегодняшний день полностью отвечает винтовка СВУ-АС, разработанная конструкторами ЦКИБ на базе снайперской винтовки Драгунова. Она выпускается серийно, в ее комплект входит кроме обычных магазинов, магазин повышенной емкости на 30 патронов.

Следовательно, как вариант, можно предложить следующий набор снайперского оружия для мотострелкового взвода. Один из трех взводных марксманов может быть вооружен винтовкой Драгунова, два марксмана - винтовками СВУ-АС. Таким образом, в роте будет девять марксманов, в батальоне 27.

Соотношение количества снайперских винтовок Драгунова и СВУ-АС в батальоне может быть и другим в зависимости от требований, предъявляемых театром предстоящих военных действий.

Итак, как же быть с терминологией? Подбор правильного термина для этой специальности позволил бы однозначно отделить две близких, но нетождественных воинских специальности – «снайпер» и «марксман».

Понятно, что внедрение подобного англицизма в нашу военную терминологию вызовет массу возражений. Вместе с тем полезно вспомнить, что понятие «снайпер» также пришло из английского языка и происходит от слова «snipe» (снайп) - бекас.
Англичане, любители эстетичной охоты, всегда умели отдавать дань уважения многочисленной на британских островах болотной дичи. Бекас - небольшая птица, обитающая на мокрых лугах и по берегам болот, отличающаяся стремительным зигзагообразным полётом, по праву считается самым сложным трофеем при стрельбе в лёт.

Те охотники, а это были преимущественно офицеры, кто был наиболее удачлив в охоте по бекасу, стали называться снайперами – «добытчиками бекасов». Неудивительно, что в войсках именно они являлись наиболее меткими стрелками, оправдывавшими в окопных условиях право называться снайперами.

Если же отказаться от предложения о введении понятия «марксман» в отечественный лексикон, то терминологическая канитель будет продолжаться и дальше, не позволив реализовать изложенные выше идеи.

Можно, конечно, назвать эту специальность как-нибудь традиционно, например, «стрелок-снайпер», «старший стрелок-снайпер», «взводный снайпер» и т.п. Можно было бы назвать его «пехотный снайпер», что наиболее близко отражает и этимологию термина, и суть воинской специальности. Но и тут будет много возражений, так как пехоты у нас нет, а «мотострелковый снайпер» - это звучит совсем уж громоздко.
Жизнь показала также, что использование слова «снайпер» применительно к марксману в любой комбинации с другими терминами даст хорошо теперь известный эффект. Многочисленные и разнонаправленные специалисты снайперского дела, сторонники аксиомы «одна цель – один выстрел», сумеют снова загнать дело в тупик.

Но, авторы надеются, что поднятая в статье тема не уйдет «в песок» и, как минимум, даст повод для дальнейшей дискуссии по снайперской и марксмановской проблематике.

     2023