Глава 59
Граф де Ла Фер, наш дорогой Атос, действительно, счёл Шарлотту дворянкой и влюбился в неё, поддавшись очарованию её красоты, пленительного голоса, утончённых манер, приобретённых воспитанием в двух монастырях. Обнаружив по чистой случайности на её плече клеймо, он запер её в одной из комнат своего роскошного дома, поручил двум слугам стеречь её и снабжать самым необходимым для жизни, а сам предпринял детальное расследование причин появления этого клейма.
Свои розыски он начал с палача, поскольку клеймо, как он легко выяснил, указывало на город Лиль. Палач сообщил ему то же, что и впоследствии написал мне в том письме, которое я привел в предыдущей главе. Атос отправился в Тамплемарский монастырь бенедиктинок, где узнал новые подробности жизни Шарлотты Баксон. Там же он узнал, что доставил её в монастырь отец Бенедикт. Он разыскал также и отца Бенедикта, который рассказал Атосу историю Шарлотты Мюнье, начиная с самого детства. Атос затратил большую сумму денег для того, чтобы выкупить несколько вещиц, которые посчитал весьма важными для разговора со своей женой.
Прибыв в свое имение, Атос зашёл в комнату, где томилась всё это время его супруга.
— Сударыня, вы жестоко обманули моё доверие и навсегда опозорили меня, покрыв несмываемым пятном бесчестья весь мой род, — сказал он. — Мне лишь остаётся благодарить судьбу за то, что наш кратковременный союз не успел увенчаться рождением совместного с вами наследника моего рода.
— Граф, вас жестоко обманули! — воскликнула Шарлотта. — Выслушайте меня! Я расскажу вам всю историю того, как появилось у меня это проклятое клеймо. Ведь я невиновна, клянусь вам! Я чиста и невинна! Я – жертва коварного негодяя, который похитил меня и старался завладеть мной насильно, но когда он понял, что я не отдамся ему, а скорее умру, он связал меня и поставил это гадкое клеймо, отомстив мне за мою честность и неприступность. Верьте мне, граф! Я не лгу!
— Весьма интересный рассказ, сударыня, — горько улыбнулся Атос. — Я, пожалуй, поверил бы вам, если бы не многочисленные свидетельства того, что вы – жалкая лгунья, в добавление к тому, что вы воровка и убийца, пособница чудовищных преступлений и исполнительница не менее чудовищных злодейств.
— Всё, что вам могли рассказать обо мне – клевета! — страстно возразила Шарлотта. — Многие мечтали обладать мной, поэтому многие преследовали меня, а когда я отказывала им, они становились моими врагами. У меня так много врагов среди мужчин, которым я отказала! Неужели же вы поставите мне это в вину? Мою честность и скромность, которая привела к такому количеству ненавидящих меня мужчин! Они превратили мою жизнь в Ад, я надеялась, что всё кончено, поскольку я повстречала вас! Ведь я люблю вас, граф!
— Расскажите мне, Шарлотта, откуда у вас появился этот медальон, который вы продали, чтобы пустить мне пыль в глаза, изображая дворянку? — спросил Атос, выкладывая на стол медальон, изображающий Богоматерь, украшенный алмазами.
— Это подарок моей доброй матушки, графини Баксон! — ответила Шарлотта.
— Нет такой графини, и никогда не было, — ответил Атос. — Я знал семейство маркизы де Бельтам. Этот медальон – их семейная реликвия. К нему есть пара, которую я у них выкупил. Точно такой же, изображающий Спасителя, точно также украшенный бриллиантами. Вот, посмотрите. Так вы продолжаете настаивать на том, что ваш медальон – подарок от вашей матушки графини Бакстон?
— Хорошо, я признаюсь! — ответила Шарлотта. — Я купила этот медальон на деньги, оставленные мне моими родителями, он мне очень понравился, но позже я была вынуждена его продать. Неужели вы поставите мне в вину то, что я купила понравившуюся мне вещицу на собственные деньги?
— Елизавета де Бельтам была такой молодой, когда вы её отравили, чтобы завладеть этим медальоном, — грустно сказал Атос. — Родители показали мне её портрет. Очень милая и славная девушка, она была доброй и умной. Примерно вашего возраста. Сейчас ей, стало быть, было бы восемнадцать лет. Но она погибла, не дожив и до десяти. Вы её убили.
— Нет! — вскричала Шарлотта. — Это клевета! Наветы! Я ни в чём не виновата!
— Взгляните на это зеркало, сударыня! — сказал Атос. — Кого вы в нём видите?
— Что за ерунда! — возразила Шарлотта. — Любой знает, что в зеркале он видит самого себя!
— А я полагал, что в этом зеркале вы должны были бы увидеть бедняжку Анабель де Лерню, — сказал Атос. — Ведь она так часто смотрелась в это зеркало, которое ей подарила её матушка. Она была очень красивой девочкой, и могла бы стать не менее красивой женщиной, но, на свою беду, она встретила вас, и поэтому умерла в возрасте тринадцати лет, пять лет назад.
— Это клевета, наветы, это не правда! — вновь горячо возразила Шарлотта.
— Посмотрите на эту дароносицу, — продолжал Атос. — Здесь хранится палец святого Августина. Она вся из золота и украшена сапфирами, изумрудами, жемчугом и бериллами. Вы убедили бедного Жака похитить её и другие драгоценности на сумму пятьдесят две тысячи пистолей.
— Пятьдесят две тысячи! — невольно восхитилась Шарлотта, но тут же спохватилась. — Я никогда не видела эту вещь, и никаких других вещей, о которых вы говорите, и я не знаю никакого Жака!
— Всё ложь, сударыня, одна сплошная ложь, — сказал Атос ещё более мрачным голосом. — Скажите же хотя бы одно слово правды!
— Я люблю вас, граф, и это правда! — сказала Шарлотта.
— Если это правда, и если вы меня любите, признайтесь же в своих преступлениях, скажите мне правду обо всём этом, — ответил Атос.
— Я сказала вам всю правду, граф, — ответила Шарлотта. — Меня оклеветали, ничего из того, что вы сейчас рассказали, я не знаю, этих вещей я не видела, моя совесть чиста, я не совершала тех ужасных преступлений, о которых вы говорите.
— Итак, вы продолжаете лгать, — сказал Атос, кивая сам себе с горькой ухмылкой на лице. — За ваше воровство вам полагалось двенадцать лет тюрьмы, из которых вы отсидели только две недели. За ваши убийства вас полагалось бы повесить.
— Нет, нет! Я не виновата! — кричала Шарлотта.
— Молчите, сударыня, я ещё не всё сказал. — продолжал Атос. — Для того, чтобы вы стали обладательницей вот этого прелестного перстня, ваши родители убили премилого добрейшего старичка. Ради вот этого кольца был убит молодой человек с зелёными глазами и чёрными кудрями, который угостил вас сахарным петушком. Это кольцо было снято с пальца сорокалетней дамы, которая назвала вас «прелестным ребёнком» и подарила вам гребень из черепахового панциря. Вот этот перстень стоил жизни молодой девушке и сопровождавшему её юноше, которые сравнили вас с ангелочком. Продолжать?
— Нет, нет, нет! Это ложь, этого не было! — продолжала отрицать Шарлотта.
— Не беспокойтесь, сударыня, Шарлотта Мюнье, так вас, кажется, зовут на самом деле? За эти преступления ваши родители Мишель и Жанна Мюнье, уже были наказаны, а вам, по вашему малолетству, эти убийства не были поставлены в вину, хотя, впрочем, вы сознательно содействовали им, подмешивая сонные травы в корм лошадям, и выведывая, где обречённые путешественники прячут свои ценности, не так ли?
Шарлотта молчала, не в силах более отрицать. Она была в ужасе от того, насколько глубоко Атос изучил её прошлую жизнь.
— Не беспокойтесь, сударыня, виселица вам не грозит, — сказал Атос, наконец.
— Да, граф! — обрадовалась Шарлотта. — Ведь вы не выдадите меня? Вы никому не расскажите? Я сделаю для вас всё, всё, что хотите, только не выдавайте меня!
— Виселица вам не грозит, поскольку вы заслужили колесование, — мрачно сказал Атос, выкладывая на стол янтарные чётки. — Я совершенно точно знаю, что если бы не ваше упрямство, ваши родители не решились бы убить священника. Так что наказание, которое понёс за вас ваш батюшка, должно было бы быть применено к вам.
— Нет! — закричала Шарлотта в отчаянии. — Нет! Нет! Я не хочу! Я не виновата.
— Ну что ж, оставим в стороне ваши детские преступления, — сказал Атос. — Ваш отец взял вину на себя. Вы были ещё так малы, хотя, впрочем, для правосудия этот возраст уже достаточен, чтобы предъявить вам обвинение в таком тяжелом преступлении, как участие в убийстве священника. Но допустим, что это забыто. Тогда вам положена всего лишь виселица. Вы согласны со мной, сударыня?
— Я ничего не знаю, я ничего не понимаю, я не могу говорить, оставьте меня, сударь! — ответила Шарлотта, поскольку ей пришло в голову изобразить невменяемую.
— Эту ночь, сударыня, вы проведёте в молитвах, как и я, — сухо сказал Атос. — Вас препроводят в семейную часовню, где вы будете молить Всевышнего о ниспослании вам прощения за ваши грехи. Утром к вам придёт священник, дабы вы могли покаяться во всех свершённых вами преступлениях, после чего вас соборуют, и я дам вам выпить напиток, подобный тому, который вы приготовили вашим лучшим подругам Елизавете де Бельтам и Анабель де Лерню. Впрочем, напиток, который я вам дам, будет более щадящим. Ваши подруги умерли в муках, угасая несколько дней, вы же попросту уснёте спокойным сном и предстанете перед Создателем, если он не сочтёт необходимым отправить вас прямиком в Ад. Вы сделаете это добровольно, я надеюсь, или же я заставлю вас выпить его.
«Быть может, мы выпьем его вместе» — подумал тогда Атос.
— Хорошо, я согласна, — с притворной покорностью сказала Шарлотта, понимая, что спорить с графом бесполезно, и надеясь, что ночь предоставит ей возможности спастись.
Она покорно проследовала в семейную часовню, опустилась на колени перед распятием и приступила к молитвам.
Атос закрыл двери, запер их и приказав своему слуге Пьеру не выпускать Шарлотту ни при каких обстоятельствах, отправился в свой кабинет, где также посвятил ночь молитвам о ниспослании прощения Шарлотте де Ла Фер.
Наутро Атос пошёл в часовню, чтобы убедиться в том, что Шарлотта всю ночь молилась, а не предпочла посвятить это время сну или другим мирским занятиям.
Он обнаружил распахнутую настежь дверь. В часовне на полу лежал Пьер с проломленным черепом в луже крови, рядом лежал тяжёлый крест–распятье, который Шарлотта, вероятно, после долгих усилий, умудрилась сорвать со стены, на которой его удерживали четыре гвоздя. Самой Шарлотты нигде не было.
Не говоря ни слова, Атос направился в конюшню, выбрал самую быструю лошадь, схватил длинный кнут и поскакал по следам беглянки. Поскольку Шарлотта плохо разбиралась в лошадях, она выбрала самую красивую лошадь, но не самую быструю и не самую выносливую. Через пару часов Атос догнал беглянку и, связав её своим кнутом, заткнул ей рот своим платком и привёз обратно в свой дом.
— Вы не пожелали замолить свои грехи, предпочтя взять на свою душу новый грех убийства, — сказал он мрачным голосом, от которого по телу Шарлотты побежали мурашки. — Я не скажу вам: «Умри с миром», сударыня. Я скажу вам: «Отправляйся в Ад». Я не предоставлю вам последнего слова. Всё, что вы могли сказать на этом свете, вы уже сказали. Приберегите своё красноречие для встречи с Сатаной.
После этого Атос забрался на стремянку, снял с потолочного крюка тяжёлый канделябр и привязал к нему хлыст. На другом конце хлыста он сделал петлю. Атос торопился так, как если бы каждая лишняя минута пребывания Шарлотты на Земле грозила человечеству новыми несчастьями. В этот момент он, действительно, ощущал это всеми фибрами своей души. Он так торопился, что не проверил крепость тонкого конца хлыста, не намылил его для того, чтобы обеспечить скольжение петли, пренебрёг тем, что руки Шарлотты остались развязанными, поскольку ему пришлось их развязать, чтобы использовать хлыст по новому назначению. Он не предпринял и некоторых других мер, которые были известны любому палачу, но о которых даже не подозревал такой уточнённый аристократ, как Атос.
Поспешно, словно боясь передумать, он втащил на стремянку Шарлотту, надел ей на шею петлю и ударом ноги выбил из-под её ног стремянку. После этого он, даже не взглянув на результат деяния своих рук, захлопнул двери комнаты, где извивалась на верёвке Шарлотта, и выбежал из дома. Он намеревался утопиться в ближайшем пруду.
Добежав до пруда, он, не раздеваясь, с размаху бросился в тёмную глубокую воду. Вода скрыла под собой благородного графа, в ушах он услышал звенящее молчание воды, изредка прерываемое глухим бульканьем, тяжёлые сапоги потащили его ко дну. Но инстинкты не позволили ему утонуть. Ему не хотелось глотать мутную отвратительного вкуса воду, через несколько секунд вода вытолкнула его на поверхность. Атос закрыл глаза и постарался снова нырнуть, но опять не смог заставить себя сделать вдох под водой, чтобы его лёгкие заполнились отвратительной жижей. Сделав ещё две-три попытки, он стал вяло грести руками к берегу, после чего выбрался и повалился ничком на скользкую мокрую траву. Он лежал на траве час, или два, совершенно не ощущая утренней прохлады несмотря на то, что вся его одежда была мокрой. Наконец он поднялся и побрёл, сам не зная куда.
На дороге он встретил сержанта королевских войск в сопровождении двух солдат.
— Молодой человек! — воскликнул сержант. — Вам чрезвычайно повезло! Я вижу, дела ваши не так уж хороши, если вы по утру купаетесь в одежде и валяетесь в грязи! Проигрались в карты? Любовница изменила вам с вашим лучшим другом? Дядя оставил наследство не вам, а вашему двоюродному брату? Не беда! Записывайтесь в королевскую армию. Армия позаботится о вас! У вас будет всё, кроме проблем. Вы забудете про любовницу, карточные долги, про наследство и про все прочие беды.
— Могут ли меня убить в случае, если я последую вашему совету? — мрачно спросил Атос.
— Мы с вами не дети, и понимаем, что армия – есть армия, но это маловероятно, — добродушно ответил сержант. — Не так уж часто солдаты Короля находят смерть, как об этом говорят. Любая дуэль представляет намного большую опасность, чем служба в королевской армии.
— Тогда это мне не подходит, — ответил Атос.
— Подождите, молодой человек, не спешите отказываться! — поспешил уточнить сержант, подстроившись к взглядам Атоса. — Я забыл сказать, что одна из неотъемлемых прелестей армии – это игра со смертью, которая так сильно щекочет нервы, что составляет незабываемую прелесть армейской службы.
— В каких войсках смертность выше? — спросил Атос.
— В военное время во всех, а в мирное, как сейчас – у мушкетёров Короля, — ответил сержант. — Но для того, чтобы поступить в мушкетёры, надо быть дворянином и уметь отлично фехтовать, стрелять из пистолета и мушкета, скакать на коне.
— Это всё имеется, — ответил Атос равнодушно. — Где подписать?
— Вот тут и вот тут, — ответил сержант. — Когда вы сможете прибыть на пункт сбора?
— Немедленно, — ответил Атос.
(Продолжение следует)