Однажды летом, порядком устав от отдыха, я решил поучаствовать в конференции в одном из вузов Краснодарского края с подозрительным названием «КГИК», состоящем из целых трёх смычных («взрывных») согласных. Меня, видавшего виды, аббревиатура, напоминающая икоту, не только не отпугнула, но даже слегка раззадорила. В конце концов – вуз, не какой-нибудь центр «Научный прорыв» в московском подвале, зарабатывающий на лентяях-аспирантах. Пять страниц диссертационного формата – сущий пустяк, главное – бесплатно и с регистрацией в электронной системе. Всё лучше, чем предаваться каникулярной праздности. По старой привычке с утра я бодренько подытожил накопленный мною опыт в вирусной теории лингвогенеза, не забыв упомянуть Докинза, Земона, Гердера и, безусловно, маугли в ипостаси homo ferus. Библиография, проверка ошибок, антиплагиат и всё – статейка готова, вынимайте из печи! Безмерно гордый собой, я набросал электронное письмецо, изобилующее любезностями и насквозь пронизанное глубочайшей благодарностью за возможность бесплатной апробации, прикрепил статью, кликнул мышью – и свежее послание на электронных крыльях умчалось в «КГИК». Как сегодня всё просто и удобно! Можно отправлять письма в любую точку миру, апробировать результаты исследований, участвовать в обсуждениях, не отходя, так сказать, от кассы! Фантастика!
Полностью оправдав очередной день отпуска ещё до обеда, я в приливе эндорфина отправился на кухню, чтобы разогреть заслуженную еду. Обыкновенно это занимает не дольше пяти минут. На кухне телефон оповестил меня о приходе нового сообщения на электронную почту. «Неужели от оргкомитета?» – удивился я, зная, как долго «маринуются» статьи в вузовских сборниках. Некоторые – годами. Нет, определённо от кого-то другого. Или письмо попросту не доставлено. Так бывает, если ошибка в адресе. Но ошибки здесь не было. Кто же мог подумать, что не я один маюсь каникулярным бездельем?
Я получил ответное письмо от главного редактора сборника, некоей Валерии Юрьевны, которая строгим тоном ментора указывала мне на многочисленные недостатки моей статьи и просила устранить их в кратчайшие сроки. Я так и сел.
Открыв вложение, я обнаружил свою статью вдоль и поперёк перечёрканной красным шрифтом с бесконечными комментариями на полях и затекстовым заключением о том, как всё в ней ужасно и глубоко ненаучно. С момента отправки письма прошло менее пяти минут. Что за монстры обитают в этом «КГИКе»? Едва я пробежался глазами по первому абзацу, исполосованному «высоконаучными» комментариями Валерии Юрьевны, как зазвонил телефон.
Звонила сама Валерия Юрьевна:
– Добрый день, Вы ознакомились с моими замечаниями? – протараторила та, уложившись ровно в секунду. Вот это темп речи! Как её вообще понимают коллеги и домашние?
– Не успел, простите ради бога! – признался я добродушно, чтобы разрядить обстановку. Однако это ничуть не смягчило тон менторши, вошедшей в бессмертную роль главного редактора всея Галактики.
– Меня весьма смутили многие формулировки, которые Вы использовали в тексте статьи! – расстреливала меня пулемётными очередями слов Валерия Юрьевна.
Предчувствуя, что попался в лапы серьёзных лингвоантропологов, я продолжил курс на смягчение:
– Уважаемая Валерия Юрьевна, я буду Вам очень признателен за Ваше бесценные комментарии! Говорю это искренне, так как всегда открыт для конструктивных замечаний.
Судорожно я отыскивал в папке конференции на «рабочем столе» информационное письмо с регалиями менторши. Суп на плите кипел, как и моя голова.
Нашёл: кандидат филологических наук… Кандидат?! Всего-то?! Ба! И такой тон! Вернув самообладание, я насторожился.
– Вот взять, к примеру, Ваше странное выражение «гердеровский мир», – бесшабашно продолжала тараторить менторша. – В интернете я нашла только одну публикацию с таким результатом, и она Ваша. То есть это Ваш собственный термин?
Господи! Она менее чем за пять минут успела исчеркать мне статью да ещё и прошерстить весь интернет! Что это за дама такая?
– Да, получается, – выкручивался я. – Видите ли, я как автор, знакомый с трудами Гердера, считаю себя вправе называть человеческий зверинец Морриса «гердеровским миром», тем более что никакого противоречия с самим Гердером здесь не…
– Ну Вы же понимаете, что читателю нужно пояснить, что Вы понимаете под этим странным обозначением!
– Конечно понимаю и поясняю на первой странице, вот строка… секунду… восьмая сверху: «Под ним понимается совокупность антропогенных условий…» Всё есть.
– И таких странных терминов здесь несколько. И везде нужно пояснять! – строчила распорядительским тоном главная редакторша Вселенной. – А Ваш стиль! Что это за стиль?! Ну Вы послушайте себя…
– Простите! На мой стиль ещё никто не жаловался, – перешёл я в контрнаступление. – Знаете ли, я не настолько плохо пишу, чтобы выслушивать замечания стилистического характера. Ну максимум, что может «хромать», так это сочетаемость. Солецизм могу породить по недоглядке, признаюсь, но ругать целый стиль…
– Вот так Вы и пишете. Правильно: по недогляду!
– Ну хорошо, но какая же это стилистика? Это грамматика, и уж такой пустяк можно было исправить без звонка. Я сам, будучи главным редактором двух сборников ежегодной конференции, массово исправляю такие ляпы. Если при этом ещё всем звонить, это же с ума сойти можно!
Придя в себя после нокдауна Валерии Юрьевны, мой мозг начал медленно загружать параметры реальности. Может дама просто так обща;ется? Может ей и поговорить-то не с кем?
– Простите, я вот читаю Ваше заключение на последней странице: «всё плохо», «термины не те», «стиль ужасный», «тема ненаучная» и тому подобное и у меня созрел вопрос: это Вы всё менее чем за пять минут экстраполировали?
Дама замешкалась:
– Я быстро читаю.
– И я быстро читаю, но при этом ещё и стараюсь думать. Многие комментарии выглядят просто некорректными. Вот здесь Вы перечеркнули целый абзац, а это, между прочим, цитата Докинза, крупнейшего популяризатора науки на этой планете. Так ведь нельзя! И здесь тоже всё подчёркнуто, хотя это давно известный факт.
И тут до меня дошло:
– Скажите, уважаемая Валерия Юрьевна, а какие труды по лингвоантропологии Вы прочли?
Пулемёт менторши смолк. От слова «абсолютно». Наверняка, расстреляла всю ленту, в то время как от моих припасов ломились склады.
– Ведь чтобы называть это замечанием, нужно, с позволения заметить, владеть материалом. А у меня складывается впечатление, что Вы совершенно не разбираетесь в вопросах лингвогенеза, а это – центральный термин статьи. Интересно, по какой теме Вы защищались?
– По зарубежке, – смущённо выпалила наиглавнейший редактор всего пространственно-временного континуума, нарочито комкая фразу.
– По чему, по чему? Не расслышал…
– По зарубежной литературе, – выдавила из себя признание Валерия Юрьевна.
– Ах по литерату-у-уре, – пропел я, едва не рассмеявшись. – Всё понятно! Теперь пазл, как говорится, сложился. Всё ясно. И Вы мне, доктору наук, автору рецензируемой монографии по лингвогенезу ещё смеете делать такие замечания?
Контратака проходила успешно. Противник был деморализован и практически сдался.
– Разрешите полюбопытствовать, а по какой теме Вы изволили защищать Вашу диссертацию? – врубил я тяжёлую артиллерию.
– По абсурдистике.
– По чему, простите?
– По абсурдистике. Ну по литературе абсурда.
– Значит по абсурдистике, – изрёк я тоном лечащего врача. – То есть абсурдистика – это научно, а Докинз – это, как Вы выразились, глубоко ненаучно. Так получается?
– У Вас «впоследствии» было написано раздельно, – огрызнулась главный редактор, признавая перевес сил на другом конце соединения.
– Ну надо же! И это по-Вашему критерий ненаучности целой статьи? Ну торопился человек, допустил ошибку. С кем не бывает? А Вы соедините, будьте добры, части слова, в этом и состоит работа редактора. Зачем же превращать статью в «Алые паруса»?
Противник был повержен, и я упивался победой, добытой в тяжёлом бою:
– Стало быть, Вы у нас специалист по абсурдистике?
Недовольное сопение горе-редактора заменило чистосердечное признание.
– Весьма занятно! И именно на этом простом основании Вы посчитали, что являетесь специалистом во всём, включая теорию лингвогенеза?
Подавленное молчание.
– А скажите, а у Вас в этом «КГИКе» все такие?
– Какие?
– Ну такие гиперактивные специалисты во всём? Я где только ни публиковался, но с таким шустрым и авторитетным специалистом во всех областях знаний сталкиваюсь впервые. Этот Ваш «Кубанский государственный институт культуры» должен греметь на всю Европу, да что там Европу – на всю галактику!
– Вы согласны с замечаниями? – предложила капитуляцию Валерия Юрьевна.
– Вот с этого, уважаемая коллега, и нужно всегда начинать. А то «ненаучно», «странные выражения». Мнение редактора – это, как писал Горький, кочка зрения. А точка зрения, она как раз у Докинза, которого Вы не читали.
– Так что с замечаниями? – промямлила обиженно главный редактор.
– А какие, на Ваш взгляд, необходимо устранить?
– Ну… хм… «впоследствии» я уже исправила.
– За что я Вам безмерно благодарен, уважаемая Валерия Юрьевна!
На этом закончились а) замечания и б) наш телефонный разговор со специалистом по абсурдистике, сделавшие этот отпускной день поистине незабываемым.
Выключив суп, который давно перешёл в агрегатное состояние пара, я ещё долго размышлял о том, какие неоспоримые преимущества даёт защита диссертации по асбурдистике. Получается, всё, что ты читаешь, представляется тебе полнейшей нелепостью – любая теория, любое научное познание, любой доказанный факт, – и спасения от этого никакого нет, ведь в абсурде всё утверждается и отрицается одновременно. Это же сколько произведений с названиями вроде «Лось в лосинах» или «Надувная подводная лодка в полосочку» человек прочитал, прежде чем стал специалистом такого уровня? Ай-ай-ай!
На экране монитора всё ещё алела статья в редакторской правке величайшего учёного из «КГИКа», когда я, избавившись от приступа икоты, наткнулся на следующее информационное письмо конференции в Краснодаре.
Моя статья в «КГИКе» вышла в свет спустя целых полгода с одним-единственным исправлением в слове «впоследствии».