Случилось это в 1986 году с рядовым советской армии Андреем Скориковым. Рассказал он нам её совсем недавно, когда он повёз своего младшего 20-летнего сына в больницу на удаление аппендицита. Тогда и вспомнил, как сам попал на такую операцию. Но была она во время службы в Афганистане. История достаточно страшная, но рассказывал её наш собеседник с юмором. Сейчас это вспоминается с улыбкой. Но тогда было не до смеха.
Батя мой оказался сильно прав, когда перед армией палками загнал меня к стоматологу. От этой проблемы в армии я избавился. И нужно сказать, отцу я был благодарен в этом плане. Насмотрелся мучений сослуживцев. Но тут, как говорится, беда пришла откуда не ждали. За три месяца до дембеля заболел у меня бок. Пацаны сто дней отсчитывают, а я валяюсь в холодном поту. Когда терпеть уже не было сил, пошёл сдаваться медикам.
Был у нас такой капитан Киреев, век его не забуду. Если большинство врачей всё лечили зелёнкой, то у этого была мания всё вырезать. Чиряк — вырезать, заноза — резать, нарыв на ноге — резать. Одним словом — хирург. Отсекал от тел всё лишнее, как тот самый скульптор. Осмотрел он меня, и родил диагноз — аппендицит воспалился. Сделал мне укол обезболивающего, и сказал, что завтра повезут меня в полковой госпиталь. Там сделают операцию. Искупался, дали чистый тельник. Лежу в палатке, курю. Никого не трогаю. Но вечером заходит капитан этот с двумя санитарами и врачихой. И заявляет — до госпиталя не доедешь, лопнет аппендикс. Надо резать сейчас. Причём, несло от него нашим палёным самогоном, который офицеры жрали достаточно часто. И нам иногда перепадало.
Если честно, я уже забыв про всё, хотел сквозь палатку вырваться, и бегом домой добежать. В принципе, совсем недалеко — из Кабула в Куйбышев. Что там бежать то? Попытался отговорить, мол, я до госпиталя дотяну всё нормально. Но уговоры не подействовали. Мне уже холодной бритвой брил место операции санитар. Уложили на стол, направили лампу. И что вы думаете? Маску на лицо, и ничего не чувствую? Не тут то было. Привязали мне ноги и руки, и врачиха начала обкалывать мне брюхо. Просто шприцем вводит какой-то препарат. Говорит, что ничего не почувствую, можешь попытаться уснуть.
Какой там уснуть, когда такое творится. Отделили мой живот от меня шторкой. Врач периодически прикладывал холодные приборы мне к животу, чувствую или нет. Я всё чувствовал. Потом ему надоело, и он принялся резать плоть. Признаюсь, боли особой не было. Но я реально чувствовал, как кожа разлазится, как внутри живота что-то переваливается. Это просто ужас. Я боялся, что вот-вот почувствую боль, и сдохну. Периодически медсестра отходила к дальнему столу, и руки её были в моей кровище. Казалось, что операция длилась часа два.
Но под конец случилось страшное. Я увидел отражение своего распанаханного брюха в отражении медицинской лампы, что светила над головой. Благо, они уже начали шить, и всю глубину своих глубин я не увидел. Но зрелище было не из приятных. Вытерли меня, наложили повязку, и откатили в соседний предбанник отдыхать. Дали таблетку, и я отрубился минут через пять. Проснулся уже на следующий день от боли невыносимой. Начал орать, собаки эдакие, что вы натворили. Зашёл пьянючий капитан, сделал мне укол, поменял повязку. И так лежал я примерно неделю. Бульон, сигареты, перевязки, уколы. И так по кругу.
Потом разрешили вставать. Через пару дней после того, как писать сам начал ходить, отправили в Кабул. В нормальную больницу. Там меня осмотрели, и ещё неделю пичкали антибиотиками. Потом собрались эти врачи, и вынесли диагноз — к службе не пригоден. Полетишь домой. Я обрадовался, но потом происходило что-то странное. Я ещё почти три недели просто тусовался по госпиталю, знакомился с ранеными пацанами, играли в карты, нарды, попивали чаёк. И домой меня никто не отправлял. Встретил как-то главврача на улице на прогулке, а тот и выдаёт, типа, какого ты тут делаешь, почему домой не летишь? Так, говорю, не отправляет никто, бумаг никаких не получал, меня никто не выписывал.
В тот же день меня выписали, дали на руки все необходимые бумажки, и пнули в сторону аэродрома. Доехал туда с водовозкой. А далее — домой. Так что с Афганистана осталось мне «ранение» в виде шрама от операции. И шрам этот не такой, как сейчас делают, когда аккуратный еле заметный. А шрам такой, как будто граната разорвалась. Чем меня Киреев резал, скальпелем или консервной банкой, до сих пор понять не могу. Такая вот история. Сейчас с улыбкой вспоминаю. Но тогда реально не до улыбок было, до жути.