На белом свете жить трудно. И не столько утомляет необходимая для жизни работа, сколько самозащита.
— От кого? Кто нападает?
— Все. Всегда. Везде. Всячески.
Эффективное оружие для самообороны: молодость, красота, деньги и удача. А если этого нет — нужно делать вид или, по крайней мере, притворяться, что есть.
Один из руководителей книжных проектов крупного издательства любезно поделился с авторами, желающими приобщиться к священному во все времена увековечиванию в «огнестойкой» бумаге, приоритетами новейших, и, конечно же, успешных поисков в формировании портфеля печатных новинок. В разделе «Остросюжетная женская проза» на «ура» идут детективы о профайлерах, детективы-гадания, мистические и психологические триллеры, и по-прежнему, хоть и немного, сентиментальные любовные романы.
Как мало изменились вкусы и пристрастия женской целевой аудитории за последнюю сотню лет, — подумала бы Тэффи.
Герой её миниатюры «Бабья книга» — молодой эстет, стилист и критик Герман Енский просматривая бабью книгу — толстенный роман с любовь кровью очами и ночами — злился, недоумевал и стонал:
— О-о! Пошлая. Вот мы работаем, совершенствуем стиль, форму, ищем новые смыслы и настроения, бросаем все это в толпу: смотри — целое небо звезд над тобою, бери какую хочешь! Нет, ничего не видят, ничего не хотят. Только не уверяй, что художник высказывает твои коровьи мысли.
Надежда Александровна Лохвицкая (Тэффи, если верить Киплингу), долго искала «свой» жанр в литературе и «совершенно обособилась от общего типа юмористов, выдумывающих смешные положения, лишь бы только получить то комическое, что естественно скрыто в жизни, но таится от непосвященного глаза в каждой жизненной линии, в каждом соприкосновении, а уж тем более в столкновении людей — «человекообразных». Она ничего не выдумывает, а лишь только подмечает действительно смешное», чем достигает поразительного комического эффекта. Тэффи присущи черты тонкого писателя-наблюдателя, и понятна причина, по которой она испытывала безмерное раздражение, когда ее относили к разряду писателей-юмористов.
— Если уличу (в измене), — грозила она, — повешусь и перееду к тетке в Устюжну!
Положим не в Устюжну, а пришлось нашей героине перебраться в Париж самым коротким путем через Киев, Одессу, Екатеринодар, Новороссийск, Константинополь.
Даже великий и «ужасный» в преклонении перед французским символизмом Брюсов по первым поэтическим опытам не смог рассмотреть неброского, ироничного, но большого, сопоставимого разве что с чеховским, таланта Тэффи. В рецензии на книгу А. Теффи (орфография оригинала) «Семь огней», изданную петербургским «Шиповником» в 1910 году он напишет: «… настолько у г-жи Тэффи всё — только уже найденное, уже признанное; стихи г-жи Тэффи — ряд общих мест модернизма. Если угодно, в стихах г-жи Тэффи много красивого, красочного, эффектного; но это — красота дорогих косметик, красочность десятой копии, эффекты ловкого режиссера. У всех поэтов, от Гейне до Блока, от Леконта де Лиля до Бальмонта, позаимствованы г-жой Тэффи образы, эпитеты и приемы, и не без искусности слажены в строфы и новые стихотворения. «Семью огнями» называет г-жа Тэффи семь камней: сапфир, аметист, александрит, рубин, изумруд, алмаз, топаз. Увы, ожерелье г-жи Тэффи — из камней поддельных».
Эх, не мог читать тогда еще Брюсов блистательных и глубоких рассказов Тэффи: «Ваня Щеголек», «Явдоха», «Жильцы белого света».
— А видала ты, сестрица, как лебеди пьют?! Дикие лебеди. Не видала? Нужно с подветру тихо подойти, камыш не рушить — ти-ихо. Он ведь не человек, он гордый, близко не подпустит. Тихонько смотри. А он грудью на воду ляжет, а той воды, что все видят, да все знают, пить не станет. Он ударит клювом вправо, влево, размечет брызгами, разобьет гладь — гей! - да в самую в сердцевину, в нетронутую, в невиданную, в незнанную голову окунет. А ты смотри, не дыхни. Ты не видала? Я видал. А ты говоришь помирать! Знаешь ты, как лебеди пьют? Дикие лебеди? Воду нетронутую, невиданную, незнанную?
Знаю.
А.Костерев