( Рассказ написан в 2015 году)
В декабре 1991 года прекратил свое существование Советский Союз. Эта конкретная дата ничего общего не имеет с душами и мыслями людей, которые вместе с Олегом Газмановым не только готовы, но и пламенно желают петь песню: «Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР!».
Какие бы перемены не происходили потом, какие бы кардинальные изменения «к лучшему» или новые веяния, изменявшие сознание с точностью до наоборот, то, что раньше называлось спекуляцией, нынче именуется бизнес, они не могут полностью вытравить из сознания: меня – советского человека. Эта сущность не только сознание, но и мое движение души, и реакция на окружающий мир. Я не буду здесь распространяться, сколько уникального и, очень положительного утрачено и изничтожено этим тяжелым временем перемен, об этом сейчас уже вспоминают не только такие как я, но и политики высокого, рукой не достанешь, полета. Ха-ха! Разрушить легко – построить трудно.
Странные метаморфозы происходят с человеком в течение жизни. Могу точно сказать, что в советское время я чаще бывала в церкви и не потому, что я истово верующий человек, а, видимо, из любопытства, стремления к красоте и изучению истории религии и культуры православия. Позже, когда в храмы потянулись вчерашние коммунистические деятели и все хором принялись крестить лбы, стало как-то неловко и даже отвратительно.
Помню, крестили в Храме святителя Николая моего внучка. Храм старинный, предположительно, основан в XV веке, первые письменные упоминания о нем и о Кузнецкой слободе датированы 1625 годом. Храм не закрывался, будучи единственным действующим в Замоскворечье в период после 1922 года. С нами был мой свекор, уважаемый человек, профессор, доктор медицинских наук, руководитель клиники. К нему, ни с того ни с сего, подошла старушка, былинка на ветру, и суровым голосом спросила: «Есть ли на ТЕБЕ, нательный крест?». «Нет», - растерялся заслуженный врач СССР.
«Так, поди вон из храма!»,- завизжала бабка.
Вышел отец, остановился на ступеньках, я вышла вместе с ним, не смогла оставить его в трудную минуту, и говорит: «Не был я в церкви 60 лет, и еще сколько Бог даст жизни, не пойду!».
В храмах, были не только склады и хранилища, в храмах были концерты религиозной и светской музыки. В Церквях Зарядья, Филей мы часто слушали музыку Сергея Васильевича Рахманинова, Александра Тихоновича Гречанинова, Павла Григорьевича Чеснокова и других.
Как написано в Википедии: «на фоне крушения советской империи возникали первые национальные миссии, международные партнерства, масштабные гуманитарные и евангелизационные проекты». То было время глобальных перемен, невиданного духовного голода и уникальной свободы для проповеди Евангелия. Закончилось ограничение свободы церковного и миссионерского служения.
На самом деле в Россию из-за рубежа хлынуло мега огромное количество разнообразных миссионеров. Они хватали за руки в метро и парках, стучали в двери, звонили по телефону. Слава Богу, это все пошло на убыль. Общество более или менее разобралось, какая вера, и кому требуется. Православные храмы вернули их владельцам и теперь попы, отчаянно и яростно выживают с так называемых «своих» территорий, музеи и работников музеев, которые подвижнически сохранили многое и очень многое, что могло бы быть безвозвратно утрачено.
И вот однажды… . Люблю я это слово «однажды». Прогуливаюсь по бульвару с младшим внучком Алешечкой. Толчемся около входа в метро Крылатское, и поджидаем его маму. Местечко почти безлюдное, выход из метро на Осенний бульвар. Из перехода метро вылетают две ослепительно молодые, обе рыжеватые и немножко похожие друг на друга, с широкими белозубыми улыбками, девушки. Одеты как вся молодежь: черт те во что.
«Ви можит мнэ говорить?». Я поняла, что это иностранки, приготовилась объяснять дорогу или помочь в поиске адресата.
- Конечно!
- Скажит, чито такои счастя?
- Счастье, - засмеялась я, отслеживая траекторию движения моего неугомонного внучка, - Счастье это когда ты любишь ближнего своего, он здоров и тебя распирает от радости творчества и любви к жизни!!!, - я сразу разгадала миссионерскую деятельность красавиц. Они попытались сообщить мне, что наши церкви близки, христианские учения идентичны и мы братья и сестры на всю оставшуюся жизнь. Одна чуть-чуть понимала по-русски, а вторая совсем ничего, как я по-английски.
К их удивлению я активно и весело согласилась с ними и стала интересоваться почему они, такие молодые и красивые бродят от человека к человеку, сообщая им прописные истины, и не хотят заняться самым важным и главным счастьем в жизни – поисками своей любви на всю жизнь.
- Чито исть лубов? Бой-френд?
- Э нет! Бой-френд это сексуальный мужчина на один или пару дней, а то и разов, а любовь – это внутренняя радость выплескивающаяся из сердца при виде того человека, без которого ты не можешь жить. Любовь это вера в то, что ты сможешь все и всегда, если тот, кто тебе нужен с тобой, это надежда осуществить все мечты, если тот без кого ты не дышишь, ЕСТЬ на белом свете!
Я размахивала руками, прижимала их к сердцу, глаза мои и щеки горели ярким огнем веры в те слова, которые я страстно произносила, глядя прямо в зрачки растерянных миссионеров.
- Вы прекрасны, молоды, какие у вас лица, какая нежная и мягкая кожа!!! Кстати, а вы откуда?
- Из Амэрыка.
- Ура, - завопила я. Я была в Америке! В Вашингтоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, - а вы были в этих городах?
- Нет, только в Нью-Йорке!
- Как? Вы не были в этих местах, а прикатили в Россию? Да это же невозможно!!!
- Мы из Северной Дакота.
- Вы прозевали все красоты Америки! Ну, молодцы, что приехали в Россию. Здесь тоже есть и счастье, и любовь, и вера, и надежда. Можно найти счастье и в труде и миссионерстве, но не тратьте молодость и время, ищите не бой-френдов, а ЛЮБОВЬ!
- Ви отшень красывая!
Мы обнялись от распиравшей нас положительной комплиментарности, и они, оглушенные моим напором, весело потопали в метро, пять раз обернувшись, и помахав мне на прощанье. Наверное, пошли искать счастье.