Рисунок автора
Пит приехал во Францию с Гаити. Что он знал в своем мире, кроме землетрясений, ураганов, вуду, зомби? Самая криминальная страна Западного полушария, нищета живых мертвецов - это могло быть его реальностью, но ему крупно повезло.
Отец иногда ходил с ним в миссионерскую церковь, где после службы кормили. Песнопения Пит любил, выучил он и несколько молитв.
Задумывался о Боге, и священник в ослепительной одежде казался ему Богом. Пит с благоговением прикасался к его облачению и держал свечу, помогая в обрядах.
Однажды церковь посетили гости из христианской ассоциации, среди них были и русские. Они предложили нескольким молодым гаитянам поехать учиться в семинарию, во Францию, стать священниками, чтобы, вернувшись, нести свет веры соплеменникам.
Далее всё было как во сне: отец очень любил Пита, и слеза скатилась по его щеке цвета глазурованной коричневой глины.
Но любил Пита и Отец Небесный, и он устроил все очень быстро. Пит оказался во Франции студентом-семинаристом. При всем старании учился он плохо: не было у него привычки запоминать, систематизировать.
Зато научился чисто и красиво одеваться, знал порядок службы и смутно мечтал о том, как вернётся на родину и сможет показать друзьям, что, кроме футбола и пива, кроме кровавых драк, есть светлый мир прощения и любви.
Для этого надо было наполнить светом свою душу… Но Пит еле успевал работать мозгами и до души ещё не добрался, а сессию уже завалил, кое-как сдал только русский, литургику да церковное пение, а вот остальные (историю религий, апологетику, древнегреческий и латынь, церковное искусство, философию), увы, не осилил.
Пит очень боялся, что его выгонят, но ему дали послушание на лето: помогать в хозяйстве пожилому монаху в небольшом аббатстве Франции.
«Там большая библиотека, - сказал ему ректор, - учись! И, кстати, этим летом там русские повара, подтяни язык!»
Так Пит оказался в самом сердце Окситании, древнего региона Франции у подножия Пиренеев. Старое аббатство, основанное Понсом де Лэрасом в разбойничьем двенадцатом веке, поразило будущего священника. Лорд Лэрас был хитрым негодяем, он грабил путешественников и конвои на дороге Кот де Ман.
Потом, правда, раскаялся и совершил паломничество по тропе Сантьяго де Компостелла. Вдоволь находившись, бывший разбойник успокоил душу в создании монастыря, ставшего затем аббатством, и мирно почил, отказавшись от всех мирских благ.
В ХХ веке аббатство немного захирело, но потом его восстановил монах-доминиканец, музыкант и рыцарь Ордена Почетного легиона отец Андре, настоящий подвижник и талантливый композитор.
Но сейчас он болел, его постепенно оставляла память. Литургию для старушек-прихожанок еще проводил, а вот в быту ему требовалась помощь. Христианская ассоциация присылала работников из разных приходов по очереди.
Пришла очередь семинарии – так Пит оказался в этом чистом лесном краю, где кашляли по ночам косули, пролетали бесшумно и низко совы, до обморока пугая темнокожего семинариста. В глубине сознания ещё была сильна мистическая память предков. Иногда Пит переживал, сохранилась ли его душа или её успели похитить духи мёртвых.
Жил отец Андре у подножия горы. Заброшенную ферму удачно переделали в просторный дом со всеми благами цивилизации.
На кухне этим летом помогали паломники, волонтёры, семейная пара художников из России. На взгляд парня, они были похожи друг на друга детским любопытством и внимательными глазами. Впервые увидев Пита, они переглянулись и, перебивая друг друга, громко зашептали: «Смотри, смотри, этот африканец очень похож на Пушкина!»
- Кто есть Пушкин? - живо поинтересовался Пит. Этим вопросом он вызвал новое изумление:
- Ты говоришь по-русски?!
- Мало могу, - Пит почти исчерпал запас слов и выразительно заморгал, вытирая испарину со лба тыльной стороной ладони, обнажив её розовую беззащитную сторону, улыбался полными губами и даже пританцовывал на месте, чем еще больше радовал и смешил этих русских.
Они оказались простыми ребятами, правда, не понимали рэп, но любили пошутить. Например, за обедом говорили, улыбаясь и показывая на чёрный хлеб:
- Пит, передай этот афрокусочек, силь ву пле…
Готовили они вполне прилично: кроме традиционного лукового супа и киша с овощами, делали картофельные белорусские драники (Апетисаан!) и русские блины с капустой (капусту Пит не ел).
Отец Андре много играл на рояле, пел псалмы. Лето начиналось тихое и нежное. После обеда художники бродили в лесу и рисовали, но больше всего они полюбили большую двухэтажную библиотеку. Здесь были собраны тысячи книг на латыни, французском, английском, немецком. Было много книг и на русском, некоторые даже с автографами.
Пит не очень доверял книгам (их не было в его детстве) и друзьями их не считал. Исключение составлял писатель Дюма. Дома отец читал Питу приключения, написанные этим французом. А ещё рассказывал, что кто-то из предков писателя родом с Гаити. И духи это подтверждают!
Здесь, в тихой обители, Пит скучал, ему исполнилось 20, это был высокий молодой человек с эмоциями подростка. Его стройной спортивной фигуре очень шла ряса до пят, голову плотно облегала курчавая причёска, как шапочка из чёрного ягнёнка. Тёмный цвет гладкой кожи красивого коричневатого оттенка был матовым. Продолговатые кисти длинных рук постоянно жили в движении: то отбивали ритм, звучащий в его голове, то подкидывали оранжевый мячик апельсина, то листали страницы книги псалмов…
Уложив Андре на дневной сон, Пит частенько ездил в ближайший городок съесть бургер или арабскую шаурму, побродить в торговом центре. Его братья на Гаити уже кадрили девчонок, играли в футбол и пили пиво в раскаленных, словно ад, барах. Пит вздыхал, но боролся с искушением.
Как-то забрёл в магазинчик присмотреть себе рубашку. Продавщицей оказалась симпатичная девчонка из Испании. Смуглая, ладная, как струнка, она говорила по-французски немного неправильно, но бойко.
Парень загляделся на нее, пока не услышал громкий смех ее подружек, смутился, почесал кудрявую шевелюру, потом махнул рукой и ушел.
Дома он помолился, глядя на икону Богоматери, и долго лежал в темноте, без сна, не обращая внимания на силуэты сов и летучих мышей за окном…
Потом, бывая в городе, он часто заходил в этот магазин, но девушка ни разу ему больше не улыбнулась, просто смотрела, как с иконы, пронзая взглядом насквозь, строго, но ласково.
Пятого июня Пит сказал русским ребятам:
- Завтра надо приготовить что-нибудь необычное: у отца Андре день рождения!
Эти странные русские опять сделали большие глаза, переглянулись, радостно засмеялись и воскликнули:
- И у Пушкина завтра тоже день рождения!
- Опять Пушкин, - удивился Пит и подумал, что у русских есть свой пунктик.
Но они замахали руками, побежали в библиотеку и притащили книгу. Сборник стихов, а на обложке портрет: курчавый, с полными губами и красиво вырезанными ноздрями человек.
Пит тоже рассмеялся, Пушкин был постарше его и бакенбардами походил больше на отца Пита.
- Пушкин – поэзИ, да? – уточнил Пит.
- Да - да, это наш поэт, он русский, но его предок был из Африки!
И они заспорили друг с другом, из Эфиопии или Кении был этот предок, а Пит подумал: вот дома на Гаити можно было бы вызвать дух этого предка, спросить, откуда он. Но сразу опомнился и мысленно прочитал «Отче наш».
На следующий день повара-художники приготовили сюрпризы, праздничный обед венчал фирменный десерт «Крем-брюле» с красиво запеченной карамельной корочкой.
И это ещё не все: художники-повара поднесли отцу Андре рисунок. Там был изображен акварелью сам Андре, за роялем, а на крышку рояля облокотился русский поэт Пушкин, он задумчиво слушал музыку, освещённый тёплым сиянием свечи.
Именинник, рассмотрев рисунок, благосклонно кивнул седым венчиком волос, улыбнулся и поднял хрустальный бокал, брызнувший на стены рубиновыми бликами.
- Je bois pour le poete russe! ( Я пью за русского поэта!)
Пит попросил прочесть на русском хотя бы одно стихотворение. Книгу открыли наугад, и Пит сразу же почувствовал необыкновенную мелодику строк.
Он плохо понимал русскую речь, но смутно ощутил в смиренном ритмичном спокойствии слов скрытую страсть любви и побеждённую горечь ревности.
Я вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем…
Пит прикрыл глаза, внутри у него все горело и дрожало, как в камине, когда расшевелишь тлеющие угли. Он еле дождался, когда отец Андре уснёт после вечерней молитвы.
Метнулся в библиотеку, сел в старинное резное деревянное кресло, открыл томик и перевел взгляд на французский текст…
Je vous aimais: et mon amour, peut-etre…
- Же ву зэмэ… - повторил он много раз. И, может, впервые за годы учебы текст крепко впечатался в память, удобно устроился под сердцем и начал пульсировать вместе с током крови…
Пит долго не уходил в свою спальню, ни о чём не думая, мечтательно смотрел на полки с книгами, грыз ногти, чем еще больше стал походить на этого самого Пушкина.
А на следующий день, после обеда, Пит придирчиво выбрал из шкафа самую белую свою рубашку и самые новые джинсы, пригладил мокрыми ладонями кудри, сел за руль старенького «Пежо» и отбыл в город.
Его провожал мирный храп отца Андре и веселые подбадривающие взгляды неразлучных художников.
«Пежо» лихо припарковался у знакомого магазинчика, Пит смело открыл звякнувшую колокольчиком дверь и остановился на пороге…
В силу известных обстоятельств нельзя было сказать, побледнел он или покраснел, но испаночка, державшая костюм, и рыхлый покупатель, и другие продавщицы оборачивались, как в замедленной съемке.
Он же видел только глаза девушки, настороженные и внимательные, как у косули, приходящей к роднику по вечерам.
Пит глубоко вздохнул и голосом, которым читал утреннюю молитву, напевно произнес первую фразу: - Же ву зэмэ...
***
…Он мчался обратно по пустой проселочной дороге, превышая скорость и вспугивая стайки воробьев на кустах.
Приехав, сразу побежал к себе, скинул рубашку прямо на пол, переступил через неё, обрушился на кровать, закинул руки за голову и долго-долго смотрел на потолок, где примостился солнечный зайчик.
Он не понимал, хочет ли плакать, или петь, или бежать куда-то, поэтому просто лежал, прислушиваясь, как в предвечерней сиреневой тишине с легким шорохом машет крыльями, как первая бабочка, его влюбленная живая душа...
(Из записок русских паломников)