В почте лежало сообщение от Елены Николаевны, и Аня обрадовалась: Елена Николаевна никогда не обращалась попусту, каждое ее письмо оборачивалось приятным и выгодным заказом. Они сотрудничали уже больше года, тон Елены Николаевны за это время поменялся от «Уважаемая Анна!» до «Анечка, выручайте!», но главное оставалось неизменным: это была идеальная клиентка, клиентка-мечта. Никаких пустых вопросов – всегда четко сформулированное задание, ясно названные сроки и предоплата на карту.
Заказы от Елены Николаевны приходили разные. Очень разные. Переделать известную песенку, вставить в нее имена Сергей и Мария, упомянуть про серебряную свадьбу, дачу под Клином, двух сыновей и двух внучек – для семейного праздника. Написать инсценировку «Теремка» в стихах – для частного детского сада. Придумать серию четверостиший про окрашивание, укладку, маникюр и стойкий макияж – для салона красоты. Аня писала стихи для первого и последнего звонка, для плакатов в пожарной части и даже для депутатских листовок, а однажды Елена Николаевна подкинула и вовсе невиданное задание – надо было сложить венок сонетов какой-то Светлане. От лица провинившегося мужа.
Сегодняшнее письмо оказалось странным. «Аня, здравствуйте! Я показывала своему клиенту работы разных авторов, и он выбрал вас. Он хочет встретиться и обсудить все с вами лично, уже без моего посредничества. Правда, он не в Москве, но готов оплатить вам дорогу и размещение на два дня. Если вы согласны – он хочет встретиться в понедельник. Жду ответа как можно быстрее. Е.Н.»
Оплатить дорогу и проживание? Серьезно? Даже если это дорога на электричке в соседнюю область и размещение в недорогом гостевом доме – все равно расходы серьезные. Значит, заказ наклевывается дорогой.
Аня еще раз недоверчиво перечитала письмо. Никаких иллюзий насчет своей ценности она не строила – она давно, еще в ранней юности, поняла, что никакой не поэт. Ее стихи с удовольствием печатали в газетах родного Долгопрудного – тех самых бесплатных листочках, которые все жители яростно выкидывают из своих почтовых ящиков. Одну подборку взяли в журнал «Женские истории». Наверное, случайно. После этого Аня решила никогда и никуда больше не посылать стихи. А лучше – писать их только на заказ, за деньги. Написать она могла про что угодно, любым размером и с самой затейливой рифмой. Могла изящно вплести в текст все то, что захочет клиент. Стихи получались ровные, гладкие, аккуратные. Крепкие. Заказчикам нравилось.
А той неуловимой искорки, что делает поэта поэтом, не было – Аня это давно приняла. Как не принять.
Почему вдруг этот странный клиент хочет именно ее? Она хороший версификатор, очень хороший. Но не уникальный.
Ане стало интересно. Планы на ближайший понедельник легко можно было изменить, чтобы освободить день для встречи. Кот пару дней побудет один, а к Тошке она заедет сегодня. Даже если с заказом не сложится – хоть в новом месте побывает. Кстати, интересно, а в каком?
«Елена Николаевна, добрый день! Я готова встретиться в понедельник. Я правильно поняла – вы имели в виду ближайший, 6 июня? Хорошо. Жду информации, где и когда».
Аня успела собрать все грязное белье и запустить стирку, написала небольшое стихотворение для выкупа невесты – три строфы по двести пятьдесят рублей, итого семьсот пятьдесят. Потом поставила на плиту греться здоровенное ведро, хотя горячую воду должны были дать еще вчера. В уголке монитора мелькнуло уведомление о новом письме.
«Вы согласны? Отлично, я очень рада! Это Салехард. Вот что вам готов предоставить клиент:
– билеты эконом-класса на прямой перелет Москва – Салехард 5 июня и Салехард – Москва 7 июня
– одноместный номер с завтраком на две ночи (на выбор – гостиницы “Юрибей” или “Арктика”)
– оплата за потраченное время – 10 000 рублей (независимо от результатов вашей беседы).
Там вас встретят, отвезут, привезут. А заказ и гонорар за работу клиент обсудит уже лично с вами. Жду от вас дату рождения и паспортные данные для покупки билетов».
Все было странно: и неизвестный клиент, готовый потратить кучу денег на организацию встречи, и то, что Елена Николаевна до сих пор словом не обмолвилась, о каком именно тексте идет речь. Какой-то северный магнат решил заказать стихи и захотел поговорить с автором лично?
Ну не съедят же ее в этом Сыктывкаре?
Кот Вальмон – пушистый серый наглец с зелеными глазами – с тревожным мявканьем потянул хозяйку на кухню. Вода в ведре клокотала, а Аня-то хотела ее только подогреть! Она выключила газ, выгнала с кухни кота, чтобы ненароком его не ошпарить, потом осторожно, едва дыша, взяла бурлящее ведро, перенесла его в ванну и пустила ледяную воду. Оставив ведро остужаться, Аня решительно, боясь передумать, отправила Елене Николаевне все паспортные данные и отодвинула ноутбук в сторону. Вальмон запрыгнул на колени и стал бодаться, требуя внимания.
– Посидишь один пару дней, – проворковала Аня, наглаживая кота. – Сухого корма насыплю, воды налью, все будет хорошо.
Пора было быстро мыть голову и собираться к Тошке.
Парковка оказалась уже забита – ясное летнее утро, выходной день, приехала куча народу. Аня с трудом втиснула свою потрепанную «Гранту» между двумя микроавтобусами, схватила сумку и вприпрыжку, как школьница, побежала к воротам, на ходу кивая охраннику.
– Рыжий, привет! – чуть ли не с порога заворковала она. – Ждал меня?
Тошке было уже двадцать три. Солидный возраст.
– Рыжий? – снова окликнула Аня.
Из дальнего денника через проем в решетке высунулась рыжая морда с нарядной белой проточиной. Конь гугукнул, быстрым взглядом окинул девушку и чуть задержал глаза на небольшой поясной сумочке, словно пытался угадать, что там – сушки, морковь или сахар?
– Аверьянова! – тренер с тачкой сена в руках показался в проходе между денниками. Аню он называл по фамилии, когда хотел напустить строгости. – Смотри мне, чтобы в шлеме!
– Конечно, Павел Андреевич! – строго откликнулась она вместо привычного «привет, Паш!»
– И чистить-седлать выведи нормально на развязки, а не в деннике, как ты обычно.
– Да что случилось-то? – не выдержала Аня.
Тошка, а точнее, Тохтамыш, уже вовсю тянул к ней морду из денника, не понимая, почему девушка до сих пор не подошла.
Тренер быстро огляделся по сторонам, проверил, нет ли поблизости чужих. Но рядом суетились только хорошо знакомые частники-коневладельцы, пара инструкторов проката да конюх Заур, настолько плохо говоривший по-русски, что его точно можно было не принимать во внимание.
– Пацан вчера пришел покататься и упал, – скривился Павел.
– И что? – Аня удивилась, потом испугалась. – Убился, что ли?!
– Даже синяков почти нет.
– Ну, торт принесет.
– Люлей он нам принесет. Это внук мэра. Младший и любимый. Родители еще вчера всех на уши подняли, грозятся нас закрыть, спалить, сровнять с землей и замучить проверками. Ты, кстати, за технику безопасности расписывалась?
– Ээээ… – растерялась Аня.
– Бегом! Журнал в подсобке!
– Да знаю, знаю!
Она пулей бросилась в подсобку, вписала в журнал свое имя, расписалась за проведенный инструктаж и потом наконец вернулась к рыжему Тошке.
– Сейчас, сейчас почищу тебя, будешь хоть на нормальную лошадь похож, а то как пыльный коврик.
Через полчаса Аня уже летела по летнему полю, раскинув руки – с Тошкиным мягким галопом это было почти не страшно. А когда немножко все-таки страшно – это хорошо, так еще больше счастья. Она и голову-то мыла специально для этого – чтобы направить Тошку через все поле, через пестрое июньское разнотравье, и чтобы волосы обязательно развевались по ветру. Как в кино.
Прошлой осенью она искала лошадь в аренду – точнее, в половину аренды. А лучше – в треть. И очень расстроилась, когда поняла, что ее весьма скромных средств хватит только на коня вроде этого Тохтамыша. Старого. Беспородного – ну, с какой-то то ли донской, то ли буденновской примесью, но не больше. Для серьезного спорта Тошка не подходил, для шагового проката под новичками был слишком темпераментным и норовистым, для фотосессий – слишком обычным. Фотографироваться любят с нарядными лошадьми – пегими или серыми в яблоках. На свадьбы просят светло-серых. А этот – обычный рыжий. С белой проточиной на лбу и в трех белых чулочках. А один – с задней левой ноги – где-то потерялся, наверное.
Но после первых же выездов в лес и поле Аня поняла, что в аренду ей досталось настоящее чудо. Тошку не приходилось постоянно подгонять, он с удовольствием рвался вперед сам, без всякого хлыста. Ни от чего не шарахался, всадника на себе нес бережно. И хотя рысь у него оказалась совершенно зубодробительной, зато на галопе можно было расслабиться, почти как на диване. Именно с Тошкой и сбылась ее детская мечта – лететь галопом по полю, раскинув руки.
После бурлящего Домодедова аэропорт Салехарда казался совсем крошечным.
– Здравствуйте, – Аня подошла к неприметному мужчине, который держал в руках листок с ее именем, написанным почему-то латиницей – AnnaAveryanova.
– Анна Васильевна? – уточнил встречающий.
– Да.
– Я отвезу вас в гостиницу, а завтра заберу и отвезу на встречу. Встреча рано, в шесть утра. Ехать нам от гостиницы пять минут, возьмем еще пять минут запаса. Без десяти шесть буду ждать вас внизу.
– Встреча не в гостинице?
– Нет. В маленьком частном доме на берегу Шайтанки. Я вас отвезу.
Она кивнула и пошла к парковке следом за встречающим, украдкой его рассматривая. Мужчина средних лет, среднего роста, среднего сложения и совершенно заурядной внешности. Одет в серые джинсы и серую кожаную куртку. Машина тоже оказалась серой. Аня не узнала марку, а шильдик и номера оказались густо заляпаны грязью, хотя в остальном автомобиль был вполне чистым. Встречающий открыл дверь, Аня устроилась на заднем сиденье, быстро посмотрела вперед, но никакого логотипа ни на руле, ни где-либо еще так и не заметила.
Несмотря на глубокую ночь, солнце висело над горизонтом, вокруг было светло, и Аня немножко успела посмотреть из окна машины на город – он показался похожим на Надым и Ханты-Мансийск, где ей доводилось бывать. В гостиничном номере она наконец смогла добраться до душа и вытянуться под одеялом. Все казалось придуманным, как будто театральным, бутафорским: и странная завтрашняя встреча, и неприметный серый мужчина на непонятной серой машине. Но присланные ей на почту билеты на самолет были вполне настоящими. И десять тысяч, пришедшие на карту, как только Аня оказалась на борту, тоже были реальными.
– Вечно ты, Аверьянова, во что-нибудь вляпаешься, – пробормотала она сама себе, чувствуя, что после насыщенного дня глаза уже слипаются. – Тоже мне фарс: встреча 06.06 в 6 утра на берегу Шайтанки!
Она вдруг подскочила и резко села в постели, боясь упустить внезапную мысль. Потом схватила телефон, открыла гугл и быстро вбила запрос «координаты Салехарда». Страница грузилась долго, Аня широко раскрытыми глазами смотрела на светящийся экран, а когда наконец появились широта и долгота – замерла и не могла даже вдохнуть. Шестьдесят шесть градусов северной широты, шестьдесят шесть – восточной долготы.
– Цирк какой-то дурацкий, – пробурчала она. – Маскарад. Бутафория.
Заказчик оказался таким же средним и неприметным, как водитель. Только не в джинсах и кожанке, а в прекрасно сидящем костюме.
– Можете называть меня Иваном Ивановичем, – сказал он, указывая кивком на кресло, и из этого «можете называть» Аня сделала вывод, что на самом деле зовут его совершенно не так, но врать напрямую он почему-то не хочет.
Или не может.
Она устроилась в кресле и вопросительно взглянула на заказчика, не зная, что сказать и надо ли ей вообще что-то говорить.
– Вы, Анна Васильевна, уверен, уже думали, почему мы пригласили именно вас, – начал клиент.
– И довольно настойчиво пригласили, – осторожно улыбнулась она.
– Да. Но мы вам заплатили за беспокойство. Пять тысяч в день – сумма не слишком большая, но будем честны, вы обычно таких денег не зарабатываете. И три-то у вас не каждый день выходит.
Аня не ответила.
– Нам нужно, чтобы вы написали один текст. Всего один. Нет, дело вовсе не в каких-то уникальных способностях – их у вас нет, и вы это знаете. Дело просто в случайном совпадении цифр.
– Вы поэтому и назначили встречу на шестое число шестого месяца, шесть утра, да еще на пересечении шестьдесят шестой параллели и такого же меридиана? Для антуража?
– Да, Анна Васильевна. Все эти шестерки – просто антураж, хотя такие декорации тоже прекрасно работают. Но вот дата и время вашего рождения, координаты вашего родного города, даты рождения ваших родителей – все это сплетается в совершенно особый узор. Я не буду вдаваться в подробности – нет смысла, вы ведь крайне скептично относитесь к эзотерике и мистике.
– Откуда вы знаете? – удивилась Аня.
– А откуда я знаю про ваши заработки? – клиент картинно поднял бровь. – Но я же прав?
– Да, – признала она.
– Так что в подробностях смысла нет. Важно одно: вы – именно тот человек, который нам нужен. Который может выполнить одно… скажем так, творческое задание.
– Какое именно?
Она вдруг поняла, кого ей напоминает этот заказчик, назвавшийся Иваном Ивановичем. Примерно так выглядел бы Мефистофель в сельской самодеятельности.
– Искры поэта у вас нет, и вы это понимаете, – начал он, не отвечая на вопрос. – Но стихи вы пишете быстро и качественно, а зарифмовать умеете все что угодно. Это нам и нужно.
Он замолчал, Аня тоже сидела молча.
– Анна Васильевна, вы боитесь смерти?
– Конечно, – растерянно кивнула она. – Это… это что, угроза?
– Вовсе нет. В сознательном возрасте вы дважды были на волосок от смерти, я прав? В двенадцать лет вы увязли в трясине почти по подмышки. В девятнадцать – вылетели на полосу встречного движения в лоб сорокатонной фуре. Вы помните те ощущения?
– Еще бы.
– Сможете их передать в стихах?
– Наверное.
– Хорошо. Мы хотели бы заказать вам стихотворение о смерти.
– Для поминок? – Аня растерялась. – Никогда с таким не сталкивалась. Елена Николаевна не говорила…
– Елена Николаевна не в курсе деталей заказа.
– Если вы все обо мне знаете – почему не связались напрямую, зачем через нее? Лишние проценты ей платить? Зачем просили прислать паспортные данные, вы же наверняка и так их знаете?
– Давайте пока вернемся к заказу, – мягко, но настойчиво произнес клиент. – Мы хотим заказать вам стихотворение о смерти, и вы, разумеется, сможете его написать. Нам нужно, чтобы это сделали именно вы, Анна Васильевна. Повторяю, дело не в ваших способностях, а исключительно в цифрах – в дате рождения и других мелочах. Но есть одна тонкость, и вы обязательно должны знать об этом перед началом работы. Ваше стихотворение – если вы, конечно, согласитесь на эту работу – станет причиной смерти человека.
Аня хотела ответить, но во рту пересохло, язык оказался словно чужим, и она лишь изумленно взглянула на заказчика. Тот перехватил ее взгляд.
– Могу вас заверить, что никто и никогда не сможет установить связь между вашим визитом сюда, вашим стихотворением и этой смертью. Никакого имени в тексте упоминать не надо. Более того, вам не следует знать, о чьей именно смерти идет речь. Вы этого человека не знаете и никогда бы не узнали, у вас нет никаких общих знакомых и знакомых знакомых, вы никогда и нигде не пересекались и не пересеклись бы в будущем.
– Вы… вы предлагаете мне убить человека?
– Ну зачем так уж прямо, – заказчик картинно поморщился. – Вы всего лишь напишете стихотворение и получите за это деньги. Никого травить, резать и душить я вам не предлагаю, помилуй боже.
– Тогда зачем вы мне это говорите? Почему бы просто не заказать стихи о смерти? И не рассказывать мне, что это будет убийство?
– Потому что тогда ничего не получится. Текст должен быть написан именно вами – ну или человеком с родным русским, родившимся с вами в тот же день и в том же месте, да еще и чтобы мать и отец этого человека родились в те же дни и в тех же местах, что и ваши. И автор текста должен понимать, к чему именно приведут его строки. И написать стихотворение, четко осознавая, что делает.
– Почему бы вам не воспользоваться… как бы сказать… классическими услугами? Это же наверняка не так хлопотно, как считать и сопоставлять даты рождения?
– Прекрасный вопрос, Анна Васильевна. Но не до всех людей в этом мире можно дотянуться классическим, как вы изящно выразились, способом.
Аня осторожно откатила кресло от стола и поднялась.
– Ясно. Я думаю, наша встреча окончена. Или мне теперь отсюда не выйти?
– Почему же, Анна Васильевна? Вы совершенно свободны. Вас отвезут в гостиницу и потом заберут в аэропорт.
– И никак принуждать меня вы не станете?
– Нет. К сожалению, нет. Это еще одна тонкость: стихотворение должно быть написано совершенно добровольно. Поэтому любое насилие над автором с нашей стороны исключено. А единственный способ, которым мы можем вас склонить к принятию нужного решения, – финансовый. Поверьте, это небольшое стихотворение решило бы все ваши материальные проблемы на много лет вперед. Вы и свои два импланта смогли бы вставить, и ремонт дома сделать, и двенадцатилетнюю «Гранту» с вечно горящим чеком сменить наконец на что-нибудь новое. И еще осталось бы на спокойную безбедную жизнь.
Она, не отвечая, шагнула в сторону – чуть дальше от стола, чуть ближе к двери.
– Сейчас раннее утро понедельника, – невозмутимо продолжал заказчик. – Мы будем ждать вашего решения в течение трех дней.
– Я уже решила, – Аня сделала еще шаг к двери, теперь уже посмелее.
– Не торопитесь, Анна Васильевна. Времени у вас еще достаточно.
Дверь открылась снаружи. Аня вздрогнула, но тут же выдохнула, увидев водителя в серых джинсах и серой кожанке. Она сделала еще шаг к двери, отвернулась от заказчика, чтобы не прощаться с ним, не говорить, не видеть его лица, и услышала вслед:
– Мы с вами свяжемся, чтобы узнать о решении.
Отвечать Аня не стала.
На парковке возле конюшни творилось что-то странное: несмотря на утро буднего дня, машин было много, а за воротами Аня заметила сразу несколько коневозов. Какие-то соревнования? Нет, она бы знала. Маленькая будочка охранника у самого входа оказалась пустой. На плацу никто не занимался, и это было удивительно – парковка-то забита. Аня чуть прибавила шаг и кивнула идущей навстречу девушке, та тоже ответила быстрым кивком. Рядом девушка вела темно-гнедую кобылу. Аня часто видела их – девушку и кобылу – работающими на плацу, и всегда любовалась отточенностью каждого движения. Она не разбиралась в выездке, но понимала, как это сложно и красиво.
– Жалко съезжать, – вздохнула девушка. – Три года тут стоим, все хорошо, и вот…
Она мотнула головой, указывая на один из коневозов.
– Что – вот?
– Вы не знаете?!
– Эээ… нет, – Аня растерялась.
Она что-то упустила?
– Клуб же закрывают. Пришлось срочно искать новый постой, нашли, но дороже и намного дальше. Но куда деваться?
Девушка повела кобылу к одному из коневозов, и ошарашенная Аня даже не успела ничего больше спросить. Закрывают? Как закрывают?! Теперь она поняла, почему на плацу никого нет, зато на парковке не протолкнуться от фургонов. Почему ей никто не написал, не предупредил? Но тут все было понятно: предупреждали в первую очередь частных владельцев – тех, кто держит на постое своих лошадей. А Аня всего-то лишь платит треть аренды за не самого востребованного коня клуба – поэтому, конечно, в случившейся суматохе всем было не до нее.
Она бросилась в конюшню, еле сдерживаясь, чтобы не побежать и не перепугать лошадей. Стремительным шагом прошла вдоль опустевших денников, с облегчением выдохнула, увидев, что Тошка и его сосед через стенку – бурый Мамай, тоже старенький и беспородный – стоят на своих местах.
– Рыжий, рыжий, привет! – Аня быстро сунула Тошке через решетку припасенный кусочек сахара, потом, не удержавшись, угостила и Мамая, вытащила из кармана телефон, быстро набрала номер.
– Паш, а ты где? Я ничего не понимаю – рыжего-то сейчас взять можно на пару часов?
– В амуничнике я, подходи.
Через минуту Аня увидела растерянный взгляд тренера.
– Черт, забыл тебе написать.
– Да я все понимаю.
– Бери, пока он тут. Остальных переставили уже – кого в Дмитров, кого в Химки. Нам неделю дали на сборы.
– А Тошку куда потом?
Тренер не ответил.
– Паш?
– Ань, ну сама подумай. Его и Мамая – в Пензу, куда ж еще?
Она застыла, хватая ртом воздух. Это для обычного человека Пенза – город Лермонтова или Мейерхольда, а для конника Пенза – город самой известной бойни.
– Ты что?! На… на мясо?
– Ань, ну ты что как маленькая? Вера и так распихала на постой кого куда смогла – за бешеные деньги, сама же знаешь. Мне-то что, я наемный сотрудник, в любое другое место устроюсь. А она этот клуб столько лет создавала! Тут же просто поле было. Пустырь, никому не нужный.
– Так все же официально оформлено?
– Было. Но ты же понимаешь – на нас мэр взъелся. И теперь городская администрация подкопалась к старому договору – и оформлен с нарушениями, и жители вдруг начали жаловаться – страшно по лесу гулять, всадники скачут, а от навозницы вонь и мухи по всей округе.
– Ну нельзя ведь так просто взять и расторгнуть старый договор? – не могла поверить Аня. – Суд же, наверное, нужен?
– Ага. Только Вере намекнули, мол, если будет артачиться и качать права – постройки в основном деревянные, сено сухое, проводка старая, мало ли что может случиться… Так что наши два старичка до пятницы здесь, а в пятницу будет дешевый попутный коневоз в Пензу.
– Может, их кто-нибудь купит?
– Кто? Это Вера их тянула по доброте своей, потому что конюшня собственная и место было. А так – ну кто, Ань? Кому они сдались? Старые, беспородные, совершенно обычных мастей. Мамай хромой из-за артрита. Тошка с таким норовом, что и болячек не нужно. Так что бери своего ненаглядного рыжего, хоть на два часа, хоть на сколько, – пока он тут.
Павел отвернулся – видно было, что ему не по себе. Аня сняла с кронштейна седло, взяла вальтрап и уздечку, потом тихо выскользнула из амуничника и, оказавшись в проходе между денниками, снова направилась к Тошке. Конь потянулся к ней мордой, словно радуясь, что скоро порезвится в летнем поле.
– Эх ты, рыжий, – всхлипнула она и повернулась к большому пластиковому ящику за щеткой и скребницей. – За тебя, конечно, дорого не попросят, купить-то тебя вполне по силам, если поднатужиться. А вот содержать…
Она давно мечтала о собственной лошади, не раз с грустью прикидывала все необходимые расходы и прекрасно понимала – нет, не потянет, никак не потянет. Тохтамыш начал чесать нос об Анино плечо, она в ответ потрепала его по шее и вдруг вспомнила слова Ивана Ивановича, которые, как ни старалась, так и не могла выкинуть из головы. Единственный способ воздействия на авторов – финансовый… решение всех материальных проблем на много лет вперед…
И она совсем не знает, кто этот человек – тот, о котором ей предстоит написать стихотворение.
Предстоит написать?
Аня застыла со скребницей в руке. Она что, всерьез начала думать, не согласиться ли на предложение Ивана Ивановича? Сколько времени у нее осталось? Ей дали на принятие решения три дня. Встреча была ранним утром в понедельник, сейчас – утро среды… Значит, она должна решить до завтра?
Смахнув щеткой вычищенную грязь, Аня расчесала Тошке гриву и хвост, потом расправила у него на спине гелевую подкладку под вальтрап. Зачем-то достала телефон и проверила, нет ли новых сообщений.
Кто это может быть – тот, до кого даже Иван Иванович с его огромными возможностями не может дотянуться классическим методом? Кто-то из высокопоставленных людей? Из очень высокопоставленных? Такие хорошими и порядочными не бывают. Аня искала себе оправдание, понимала это, стыдилась и все равно искала. Если она не согласится – этого неизвестного человека все равно ведь убьют. Найдут способ.
Не понимая, что делает, она оседлала и взнуздала Тошку и очнулась только за воротами конюшни. Небо, светлое и чистое еще полчаса назад, потемнело, набрякло и стало ниже. Вот-вот хлынет дождь, надо успеть проехать хотя бы вокруг ближнего поля. Тохтамыш при Аниной команде радостно подорвался в галоп, словно так и ждал разрешения помчаться вдоль лесной опушки, и в этот миг невозможно было поверить, что ему двадцать три года.
Всего-то.
На следующий день Аня получила с неизвестного номера сообщение с вопросом и ответила, что согласна. И даже не уточнила сумму. Впрочем, телефон через миг снова дрогнул в ее руке. «Причин для недовольства у вас не будет» – увидела она на экране, и тут же обе записи – и эта, и предыдущая – бесследно исчезли. Аня даже не успела спросить, что именно она должна сделать и когда нужно все написать, но уже поняла – все необходимые указания ей дадут.
Она не знала номера Веры, хозяйки клуба, и поэтому позвонила Пашке. Именно позвонила. Дожидаться ответа на сообщение казалось невыносимым.
– Паш, привет! Можно рыжего в Пензу не отправлять? Вы коневоз еще не оплатили? В пятницу же хотели?
– Вера уже договорилась. На сегодня. Вот-вот будет.
– Паш, Тохтамыша не увозите, а?
Аня вдруг вспомнила и про Мамая. Вспомнила, но ничего не сказала.
– Аверьянова, ты что, разбогатела? – грустно хмыкнул в трубке голос тренера.
– Откуда вдруг? Ничего, кредит возьму.
– Анька, ты сдурела? Ну купишь ты его, а дальше-то что?
– Даст бог зайку – даст и лужайку. Прорвусь как-нибудь, Паш. Не отправляйте его на бойню. Я чуть позже перезвоню, хорошо?
Она еще не успела договорить, как телефон задрожал в руке – пришло новое сообщение. Аня на миг замерла, набрав в легкие воздуха, потом решительно выдохнула и открыла.
Нужны шесть строф шестистопным ямбом или хореем. Срок, разумеется, – сегодня, в шесть часов вечера. От этого обилия шестерок ей вдруг стало смешно. Какой-то театр, бутафория. И кровь эта, которую ей, можно сказать, придется пролить, – бутафорская.
На работу оставалось почти три часа. Для небольшого текста этого времени было более чем достаточно. Аня поставила на плиту гейзерную кофеварку, устроилась с ноутбуком на краю кухонного стола, согнала с колен Вальмона, открыла чистый вордовский лист – и вдруг поняла, что не может даже начать. Это она-то, которая всегда гордилась умением зарифмовать что угодно за несколько минут!
Стихи не складывались. Точнее, складывались, – но те строки, которые вертелись сейчас у нее в голове и просились на бумагу, не имели ни малейшего отношения к заказанному тексту. Это были хорошие стихи, настоящие, сильные, – но только совершенно не те, что надо.
Аня записала несколько появившихся вдруг четверостиший – не пропадать же. Потом куда-нибудь воткнет. Хотя куда? Это просто стихи, просто лирика, которая не подойдет ни под один заказ. А ей сейчас надо собраться и написать несчастные шесть строф про смерть. Раз уж она продалась. Раз уж она все равно убийца. Никто не узнает. Но она знает.
Но вместо заказанного текста получались просто стихи. Словно ее вдруг прорвало, словно Аня решила вдруг выложить вордовскому листу все самое страшное и самое стыдное, что в ней было.
Какая теперь разница. Раз уж продалась.
Она вдруг поняла, что из трех часов, отведенных на стихотворение, прошло уже полтора. А у нее даже первой строки нет!
Когда уходит жизнь – тогда приходит смерть,
Закончится вот-вот земная круговерть.
Тьфу, пошлятина. Нет, не так.
Если путь закончен – значит, смерть приходит,
Жертву выбирает и с собой уводит.
Еще хуже. Все ненастоящее. Бутафорская смерть, бутафорская кровь.
Аня прекрасно помнила – Иван Иванович говорил, что художественный уровень этого текста им совершенно не важен.
Но он был важен ей.
В голове опять роились до непристойности честные строки, но они не имели ни малейшего отношения к заказу. Аня снова их записала и с ужасом посмотрела на время в углу экрана. Еще часа как не бывало.
Ничего, за полчаса она должна успеть. Всегда же успевала.
Запел телефон, она вздрогнула так, что опрокинула чашку с нетронутым и давно остывшим кофе. Иван Иванович? Почему так рано, у нее же еще есть время? Но на экране высветилось «Павел, тренер», и Аня, облегченно выдохнув, схватила трубку.
– Да, Паш? Я перезвоню чуть позже, ладно? – начала было она, но по голосу собеседника почувствовала – что-то случилось.
– Ань… Ань, даже не знаю, как сказать тебе…
– Паша, не тяни?
– Рыжий твой пал.
– Что?! – она хотела спросить, как же так, что могло произойти за два часа, но поняла, что не может сказать ни слова.
– Пришел коневоз, стали грузить Мамая. Он и так-то плохо грузится, а тут словно понял, куда, – не идет, и все. Стали с Верой и Зауром втроем заводить, он забился, начал ржать – а Тошка твой ржет ему из денника в ответ. Ржал, ржал, и вдруг резко затих. Вера сразу поняла, что что-то неладно, бросилась к нему – а он уже лежит в деннике на опилках, только кровь из ноздрей.
– И все? – выдохнула она.
– И все. Ань… ты только не плачь. Или плачь. Я не знаю. Мы-то тут все обревелись. И Вера, и Заур.
– Я сама не знаю, – всхлипнула она. – Паш, не теряйте меня. Понимаю, вам с этим закрытием не до меня сейчас, но не теряйте, ладно?
Она положила трубку, не дожидаясь ответа, но телефон тут же запел снова. Пашка, наверное, подумал, что связь оборвалась. Аня, даже не взглянув на смартфон, приняла звонок, стараясь не реветь.
– Да?
– Анна Васильевна, это ваш заказчик.
Она застыла. Время на исходе, а она так ничего и не написала. Но Иван Иванович не стал дожидаться ответа.
– Анна Васильевна, приношу извинения за беспокойство, но у нас изменились обстоятельства, и необходимость в вашем тексте отпала. Мы, разумеется, компенсируем вам потраченное время…
– Не надо, – прошептала Аня и выключила телефон. Совсем выключила. Хотя какой смысл? Если они все про нее знают – найдут и без мобильного. Они и через Елену Николаевну-то наверняка обратились только потому, что понимали – Аня не рискнула бы встречаться с незнакомым клиентом у черта на рогах.
Она стерла дурацкие строки о близкой смерти, еще раз прочитала свои новые, случайно вдруг сложившиеся стихи – и наконец разревелась.
Тошки больше нет. А она, оказывается, готова на убийство. Да что там готова – она уже и за работу принялась. Правда, вместо заказанного текста написались вдруг три небольших стихотворения совершенно не по теме. Тоже мне, профессионал, – даже заказ выполнить не может.
Три стихотворения. Еще чуть-чуть доработать – и будет почти готовая подборка.
Что-то новое, стыдное, страшное, больное скреблось внутри, сдавливало горло. И получались стихи, каких у нее никогда раньше не было.
Вальмон осторожно потерся щекой о ее ногу, напоминая, что в миске с сухим кормом уже видно дно. Аня включила в ванной холодную воду и замерла, дожидаясь, когда пойдет совсем ледяная. Потом умылась, увидела в зеркале покрасневшее и заплаканное лицо, отвернулась. Вспомнила про телефон, включила и несмело глянула на экран, втайне ожидая увидеть грозные сообщения от несостоявшегося заказчика.
Но никаких сообщений не пришло.
Было только несколько неотвеченных звонков от Пашки.
Ей не хотелось сейчас никого слышать. Хотелось уткнуться в вордовский лист и дальше писать стихи – свои, настоящие, не на заказ. Но не перезвонить было просто невежливо, и Аня набрала тренера.
– Аньк, ну ты как там? – сочувственно спросил он.
– Реву. Ты для этого звонил?
– Ань, а нас, кажется, не закрывают. То есть скорее всего не закрывают. Мы даже Мамая вернули, хорошо, недалеко отъехал.
– Паш, я ничего не понимаю.
– Новости про мэра посмотри, – засмеялся тренер.
– Не хочу я ничего смотреть.
– Снимают его. Проворовался. Все, извини, Ань, некогда совсем, тут не знаем теперь, за что хвататься. Держись там. Не плачь сильно. Приезжай.
Три стихотворения горели на экране ноутбука.
Все наладилось. Клуб не закрывают. Съехавшие коневладельцы вернутся. Все будет, как раньше, но без Тохтамыша.
И она уже не будет такой, как раньше.
Она была готова убить по-настоящему, но смерть получилась дурацкая, бутафорская, и кровь – бутафорская. Из ноздрей Тошки лилась настоящая. А тут – бутафорская.
А вот стихи настоящие.
Доработать подборку – и отправить в хороший журнал. Да, самотеком. Хоть она и зареклась. Но эту подборку возьмут, Аня точно знала – возьмут.
Она открыла почту. Новых писем не было, и Аня вдруг заметила, что последние сообщения от Елены Николаевны куда-то исчезли. Старые ее письма – те, что не имели отношения к заказу Ивана Ивановича – были на месте. А новые пропали.
Аня хлюпнула носом и улыбнулась. Десять тысяч, пришедшие ей на карту, тоже испарились? Если и так – невелика потеря. То есть велика, но…
Банковское приложение загрузилось неожиданно быстро, Аня набрала пароль и увидела, что деньги по-прежнему у нее на карте.
Ну что же. Она их отложит. Отложит – и начнет наконец копить на свою собственную лошадь. И на постой для этой лошади. Потихонечку начнет копить – и когда-нибудь непременно купит себе коня. Буденновского или донского. Высокого, мощного, рыжего.
И обязательно – с белой проточиной на лбу.