Конкурс Копирайта -К2
Автор – Нефизик
Чайник наполнен на две трети. Синеватое пламя шевелится, обнимая широкое донышко. Меж огненной и водной стихиями тонкое прозрачное стекло. Скоро кипящий пар заполнит пустотелую выпуклость на крышке и недовольно запыхтит. Пока воздушные пузыри копят силу, чтобы подняться вверх, можно пройти в комнату, устроиться в кресле и ждать.
Синее пламя – единственный источник света. Окно в комнате плотно занавешено, двойной слой шторного блэкаута не пропускает лунный свет в любую другую ночь. Кроме сегодняшней. Ожидание томительно, но хочется его длить и длить. Закрыть глаза и слушать. Звуки лезут со всех сторон, обычные звуки ночного города и засыпающего, но никогда не спящего по-настоящему многоэтажного дома, к ним привыкаешь и отсекаешь, как ненужное, пустое. Это совсем другие звуки, они есть обыденность, рутина, еженощная данность.
Воздух приходит в движение. Глаза привыкли к темноте: за шторами кто-то мягко ворочается, упирается то там, то тут в плотную ткань, ощупывает преграду, ищет выхода. Однажды по вечернему серому небу кто-то неведомый заблудился в мягких ватных облаках и, подсвечивая фонариком, топтался, почти проваливаясь вниз и будто тяжело вздыхая. Искал ли посадку самолёт или шарили по облакам прожектора, так и осталось тайной. Она осталась в памяти как нечто неразгаданное. Слишком много неразгаданного, слишком много непонятого. Оно есть бессонница, жизнь без прошлого и будущего, морок.
Мягкое прикосновение по лицу, детский пальчик как будто водит по коже, рисует. Открываю глаза: белый лунный луч вспорол плотную ткань, он тонкий и острый, как тугая леска, тянущая большую рыбину. Невидимый рыбак водит-водит леску по полу, то укорачивая до балконной двери, то вытягивает остриё у ног. Лунная леска замирает, делается похожей на старый потёртый шпагат, шпагат утолщается, обрастает короткими волоконцами, кончик его сгибается, волосатое верёвочное тельце лунного луча замирает, приглашая…
*
…лохматое щупальце лунного света протянулось от полного белого лика луны к нашему балкону. Девятый, последний этаж, выше только ночное небо. На стремянке, вровень с балконными перилами, стоит мать в чём-то светлом. Лицо её спокойно, глаза открыты, руки опущены вдоль длинного, неестественно длинного тела. Вижу её близко и ясно, будто стою перед ней на этой колючей меховой верёвке. Сзади осторожно хлопает дверца такси: отец встречал меня у ночного клуба. Отец молчит, пальцы вцепились в моё плечо, эта боль – всё, что связывает меня с реальностью. Нас с реальностью. Мы не дышим и не отводим взгляда от фигуры в белом. Она делает несколько осторожных шагов, останавливается, медлит. Сзади ахает таксист, это единственный звук в стоящей вокруг полной тишине. Фигура в белом резко взмахивает руками и летит вперед, именно вперёд и лишь спустя мгновение - отвесно вниз. Я зажмуриваюсь, успев удивиться большим птичьим крыльям за спиной у матери. Крылья чёрные, показались на миг и исчезли, как пропал и белый лунный канат, сначала он истончился до тонкой блестящей нити и только потом растаял. Чёрный силуэт мелькнул на фоне ночного светила и растворился в жестокой белизне. Мне под ноги покатилось нечто мелкое, я подняла: чёрная бусина.
Мы «легко» отделались: у нас был свидетель-таксист и медицинская карточка, в которой крупным чётким почерком был выведен диагноз: сомнабулизм. Поминки прошли тихо, мы почти не разговаривали с отцом с той самой ночи. Год тянулся еле-еле.
*
Поминальные гости разошлись, нас с отцом пересадили за угловой столик, принесли кофе.
— Я снял квартиру недалеко от университета. Перееду на следующей неделе. Ты не против?
Я кивнула, подобные мысли гостили в голове часто. Нам трудно было глядеть в глаза друг другу, словно это мы виноваты в случившемся. Наконец-то я смогла задать мучивший меня весь этот бесконечный год вопрос, хотя ответ знала. И всё-таки спросила, в конце концов, мы были там и видели нечто странное.
— Ты… знал? Знал и ничего не делал?
Он долго молчал. Я не торопила. У меня был свой туз в рукаве.
— Она не была больна, во всяком случае, не тем, что написали в карточке. Ты физик, тебе ли не знать, что есть вещи, которые не объяснить. Всё началось с книги, — он увидел, что я понимаю, о чём речь, и продолжил, — «Барьер» Райнова.
— Я нашла и книгу, и целую стопку листочков из отрывного календаря. На каждом - точное время полной луны. Некоторые, немного, подчёркнуты. Значит…
— Значит, она смогла… Ты это хотела сказать? Думаю, да.
— И несколько чёрных бусин. Не считала, кажется, пять или шесть.
— Шесть. Седьмую ты подобрала… тогда.
— А как, люди ведь не летают? Постой, там была какая-то птица. Кажется, но всё равно…
— Мы оба видели: она упала… не сразу. Если бы не таксист… В общем, это ты преподаёшь физику, вот и объясняй про подъемную силу крыла. Я математик, моё дело сухие цифры, — он усмехнулся и добавил, — учи матчасть, дочка! Великие тоже ошибаются: нет абсолютной скорости в вакууме, потому что вакуума не существует. И это также верно, как то, что мы видели полёт. Мы видели это.
— Видели, — сказала я тихо и, решившись, добавила быстро, чтобы не передумать, — диагноз фальшивый, она думала о нас. Мама…
— Я подозревал что-то в этом роде. Была у неё одна приятельница из медиков… — и оборвал себя, словно испугался.
*
Иногда мы встречаемся на нейтральной территории, гуляем, если хорошая погода. Подолгу сидим в маленьких безымянных кафе, смотрим в окно и разговариваем: я про своих школьников, он – про студентов. Не забываем и ту самую «матчасть». Отец рассказывает про густо заселённый эфир, про сорок шесть (может и больше) уровней жизни, про сожжённые дневники Теслы и последний его опыт, больше известный как тунгусский метеорит. Про неизвестную и непонятную человеческому разуму свободную энергию. Я представляю себе эту плотную массу организмов и думаю о том, как мы в ней перемещаемся. Человеки лёгкие, как пылинки, смеётся отец.
Ту самую книгу я прочитала много раз, то медленно разглядывала каждое слово, то быстро, сразу оглядывая всю страницу, по опыту своему знаю: иногда то, что ищешь, выскакивает перед глазами мгновенно. Нет, не нашла того, что увидела в ней мать, самое-самое, без чего понять механизм её полётов в ночь полной луны не получилось. Как знак своего поражения, убрала её вместе с листочками из отрывного календаря и семью бусинами (в конце концов, седьмой полёт мы видели) на дальнюю полку. Этот плотный пакет я не хочу брать в руки.
На окна были повешены двойные шторы из блэкаута. В полнолуние они отсекают меня от жёсткой белизны ночного светила. Об этом отец не знает, впрочем, он ни разу не переступил порог квартиры с тех пор, как переехал.
*
Чайник зашумел недовольно. Я взглянула на лунный луч возле ноги, он поёжился, сделался тонким, ощерился острыми иглами.
— Не сегодня, дружок, — усмехнулась я, — но ты жди, может, что и получится у нас с тобой.
Луч исчез стремительно, глаз не успел заметить. Не удивилась, этот трюк повторялся каждый раз.
Чайник закипал, пузырьки воздуха отрывались от донышка и устремлялись вверх. В роли силы подъёмного крыла выступал горящий газ. Он обнимал широкое донце стеклянного чайника, а я вдруг подумала о том, что если эфир со своими плазмоидами и прочими сущностями настолько плотен, то лунный луч вполне может лежать на нём, как лежит на полу обыкновенная верёвка. А почему бы нет?
…шторы раздвинулись, впуская в комнату белый лунный свет. Я смотрела на полную луну долго, глаза слезились, сквозь слёзы показалось, махнул чёрными крыльями лебедь и исчез, втянулся в белый круг луны.
— Не сегодня, — прошептала я, — сегодня я не готова.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2023
Свидетельство о публикации №223041901662
___
Рецензии: http://proza.ru/comments.html?2023/04/19/1662