Мой дедушка Воронин Иван Давыдович родился в 1919 году под Минском, не дожил до 60 лет из-за ранения в 1975 г, полученного во время ВОВ.
С самого первого дня он воевал, т.к. служил срочную службу на границе, и относился к Брестскому гарнизону. В июле 1941 г. он должен быть пойти на дембель. Не успел.
Далее привожу часть статьи о нём из украинской газеты «Уманьская газета» редактора С. Васянович. Это всё, что мне осталось в память от дедушки, которого я не помню. Копия этой статьи да несколько фотографий в альбоме. А теперь…теперь и на могилу не съездить. Да и цела ли она, эта могила с железной звездой в навершие памятника…
Утром 22 июня в составе конного разъезда Иван Давыдович был на выезде, когда над ними пролетели фашистские самолёты. Началась война.
Отступали, были многочисленные стычки с наступающей фашисткой лавой. В одном из боёв, под Оржицей был тяжко ранен и попал в плен.
Их погнали на запад. В Польше из контрактационного лагеря хотели убежать, были пойманы. Бойцов погрузили в вагоны и повезли. На одной ж/д станции двери вагона тихо открылись. Оттуда выскочили и побежали в разные стороны измождённые голодом бойцы. Охрана открыла стрельбу. Темнота и ближайшие кусты прикрыли их. Группа беглецов, возглавляемых Ворониным, вышли за несколько ночей на берег Лимана.
Здесь их ждала неудача. Их заметили французские полицаи, и снова забрали в неволю. Отвели к домам, и усадили связанных бойцов у забора. Но просидели они не долго. На улице городка заговорили пулемёты.
Отряд налетевших французских партизан снял охрану и вызволил заключенных. Все они вступили в отряд французских партизан, на счету которого будет далеко не одна боевая операция.
Со своей будущей женой Иван Давыдович познакомился там же, во Франции.
Один раз от черноволосой дивчины, которая была угнана в рабство и была родом с Украины, пришла весть, что фашисты имеют данные про место дислокации партизанского отряда и готовят карательную операцию.
Предупреждён- значит, вооружен. Командиры отряда продумали план действий. В состав ударной группы должны были идти добровольцы. Среди них вызвался Иван Воронин.
Группа организовала засаду там, где планировался удар фашистов. Бились отчаянно, организовав огненный заслон на дороге до подхода основных сил.
Для Ивана это было первое боевое крещение на Французской земле, возможность проявить себя в бою. После было ещё множество боёв и спецопераций. Не больших, по меркам той огромной войны. И не таких кровавых, но внёсших свой несомненный вклад в приближение нашей Победы.
Позже, на партийном сборе комиссией партотряда Ивана Давыдовича приняли в коммунистическую партию.
После Победы французские друзья прощались с советскими бойцами, которые влились в ряды Советской Армии.
Каким же желанным было возвращение на родную землю. Стоял боец на перроне и не верил, что скоро поезд, на который он сядет, пересечёт кордон, и колеса застучат совсем по-другому. По родной земле.
Может быть было что-то символическое в том, что Иван неожиданно увидел и узнал в толпе ту, которая передала весть и спасла их отряд от истребления.
Радостная и изумлённая она тут же рассказала о том, что тоже возвращается домой. Решено было поехать вместе. Здесь же они и решили, что больше не расстанутся и поженятся.
Так счастливо завершилась эта истории для советского бойца Воронина, которого соседи называли не иначе, как «наш Франсуа Комарад»
Когда на прощание редактор газеты спросил Ивана Давыдовича, что бы он пожелал своим друзьям из Франции при встрече после стольких лет и памятных событий, он ответил:
-Да было бы, что нам вспомнить! Столько пережито разом, столько пройдено. Наверное, было бы те слова: мир и солидарность во все времена.
Статью писал С. Васянович, редактор украинской газеты «Уманьская газета»
На газете послевоенное фото и партбилет 1944 г.
Мой дед ушёл в семидесятых,
Когда мне не было пяти.
Он ратным подвигом когда-то
Позволил жить мне и расти.
Ивана я совсем не помню.
А сколько мог он рассказать!
Как жизнь, что прожита достойна,
В десятке строчек передать?
Как рассказать статью газеты?
В то время- каждый был герой,
И скольких, песней недопетой,
Безвестных, стали лишь травой?
Он в сорок первом был солдатом,
И в страшный самый первый день,
С разъездом конным, с автоматом,
Был на границе, попал в плен.
В неразберихе отступленья
Отряд, сражаясь, отступал.
Был тяжко ранен в окруженье,
Под Оржицей, где в плен попал.
Как выжил он - и сам не верил,
Был из лекарств там только сон,
Но в лагере военнопленных
он сном и верой был спасён.
Эх, молодость! В лихие годы,
Где сильных духом не сломить,
И не поставить на колени
людей советских. Лишь убить.
Бойцов не сделать тех рабами.
Везли их вглубь чужой земли.
Бойцы и в Польше убегали.
Поймали. Били, не смогли
сломить их волю супостаты.
Но прежде, чем загнать в вагон,
Расстрелян каждый был десятый.
А дед…был первый, иль седьмой?
Вновь темнота и неизвестность.
Как скот, куда-то их везут.
Под стук колёс, в чужую местность.
В дороге спят. В дороге мрут.
Остановился ночью поезд.
Как удалось открыть вагон?
Но из тюрьмы той на колёсах
Все сыпанули вниз и вон.
Их темнота и ночь укрыла
От автоматного свинца.
Вода ручья, что кровь обмыла,
И напоила беглеца.
Не много. Горстка лишь осталась
Кто выжил и идти кто смог.
Куда идти? Посовещались,
За солнцем, прямо на восток.
И вышли на берег Лимана.
Здесь неудача поджидала,
И весь отряд бойца Ивана
Полиция, поймав, связала.
Французов речь не разумели.
Их усадили у забора,
Но…партизаны налетели,
освободив их очень скоро.
И без сомнения вступили,
Все, как один в отряд с Иваном.
И на Французской земле били
фашистов. Как-то утром рано
Девчонка, проданная в рабство,
Смогла связаться с партизаном,
И передать, рискуя страшно,
Где и когда будет облава.
Подумал дед и добровольцем
Стал остриём ударной группы.
Тот бой забыт. Да кто и вспомнит?
А кровь лилась. И были трупы.
И сколько было таких малых
Высот, отрядов, стычек, битв?
И доты грудью закрывали,
Те, кто в земле сейчас забыт.
А сколько тех, кто шёл в атаку,
И на груди тельняшку рвал?
И рвал зубами супостата,
С земли Родной фашистов гнал!
В бою том вороном Воронин
Для немцев птицей смерти стал.
И победил отважный воин,
И отличившись, был удал.
О Франция! Ты – мать отваги,
И революций колыбель!
На острие граненой шпаги
У тех удача, кто смелей!
О Франция! Ты- мать отваги,
Да смелость- русская черта,
Мечом булатным, а не шпагой.
Зубами грызли мы врага.
Во все годины, в лихолетья
Топор с рогатиной берём,
Предпочитая бой бесчестью,
Но на колени не встаём.
Комрад- так нарекли французы
Ивана. Что это за зверь?
В бою, кто связан кровью - узы
Покрепче родственных теперь.
Боец отмечен высшей честью,
И получил он… партбилет.
Кривить не надо губы лестью
Ханжи, преддверием побед
стал этот документ картонный.
Куда там нашим паспортам!
Он верой крепкою, бетонной
В Победу Нашу был и стал.
И он привёл в год сорок пятый,
Где на перроне вдруг узнал
Девчонку, что спасла когда-то,
Весть, об облаве передав.
И были слёзы- слёзы счастья,
И радость с болью пополам,
Но отступали все ненастья:
Своей невестою назвал.
Меланья- имя той дивчины.
Теперь её в живых уж нет.
Но были молоды, красивы
В тот главный год наших Побед.