Майн Штейтелэ, Аутодафе
Рассказ четвертый — Ресторан
Еврейские мужчины, как правило очень хороши в постели. В принципе. Но не всегда. Это они, от которых итальянцы унаследовали титулы отменных любовников. Например Шломо Намелех имел 900 жен и 300 наложниц. Давид, маленький Давидка, не постеснялся соблазнить Бат Шеву и, конечно же, еще много всяких и разных. Не известно, что толкало еврейских мужчин к такому поведению: то ли хроническая головная боль еврейских женщин, то ли поведение не еврейских женщин. Они ведь были совсем не прочь стать еврейскими женами. То ли принцип запретного плода, который всегда самый сладкий. А может быть любовь предписаниями и законами не остановишь. И хотя, не каждая не еврейская женщина смогла стать еврейской женой, тем не менее, еще с древних времен по местечкам бегали белобрысые малыши с длинными белокурыми пейсами или косичками. Что было немножко странно. Ну если бы местечко находилось где нибудь в Польше и Литве, то оно было бы и понятно. Но ведь наше Штейтелэ находилось в Бессарабии. А среди молдован и молдаванок блондины встречались очень редко.
Сема Дзунгель был именно такой белобрысый мальчуган. Его достопримечательностью была салатного цвета сопля, которая брала начало в левой ноздре и продолжала свой путь по направлению к верхней губе. Сема жил с мамой и бабушкой в одной комнате возле местного рынка. Отца у него никогда не было. Он, конечно же, был. Но когда и где, и кто - никто не знал или не помнил. Маму Семы звали Двора; бабушку… имя не сохранилось. Двора продавала газированную воду: 5 копеек без сиропа, 10 копеек с сиропом. Она была маленькая щупленькая женщина. Сироп был то ли вишневый, то ли абрикосовый. Ни тот, ни другой никакого отношения к этим фруктам не имел, но нам газированная вода с сиропом нравилась гораздо больше чем простая, без сиропа. Торговая точка Дворы находилась на тротуаре самой главной улицы напротив одноэтажного здания почты и телеграфа. Чуть подальше, с правой стороны начиналась другая улица, которая вела в городской парк. Она круто подымалась вверх по склону холма. На углу этой улицы и главной улицы жил гражданин Шустерман, гордый обладатель радиолы ВЭФ. По вечерам он крутил модные пластинки. Мы были его благодарной аудиторией.
Бывшее Штейтелэ, а сейчас город районного значения, расположился на склоне одного из холмов. И поэтому поздней осенью и ранней весной все три главные улицы превращались в болотные притоки то ли реки Ганг, то ли рек Евфрат и Тигр. Глина и чернозем упорно стекали со склонов холма. И остановить их было. невозможно. К лету реки высыхали и жизнь возвращалась к какой-то нормальности.
Холм кончался долиной по которой шел скорый поезд Бухарест-Москва. Он проходил около 4 часов вечера. Это был представитель другой жизни. Жизни, которая пролетая мимо, давала тебе понять… и ты, чувствуя свое маленькое ничтожество, даже никогда не мог представить себя пассажиром этого поезда.
В городке было две школы: русская и молдавская. В русскую школу ходили дети городка. В молдавскую - дети из прилегающего молдавского села. Население городка к тому времени уже было довольно смешанное. Но большинство все же были еврейские дети. Остальные были из русских семей. Мы как-то не различали и не обращали внимания на то, кто был кем. Главное, что мы не ходили в молдавскую школу. И следовательно принадлежали к высшему слою общества. Родители, конечно, вели другую классификацию и мы, не вникая в ее причины, все же чувствовали какие-то границы и условности.
Долина между холмами называлась «шэс», что по-молдавски значило: долина или луг.
Мы там играли в футбол. И Сема Дзунгель был голкипером нашей команды. Это там, где в 4 часа пополудни во всей своей красе пролетал скорый поезд Бухарест-Москва. Когда он проходил мимо, футбол останавливался. Мы все замирали, как хомячки, ошалевшие от мощи и красоты его возможностей.
Ресторан находился в центральном парке Кишинева. Это был первый ресторан в моей жизни. И я совершенно не знал как себя вести. Да и денег у меня было всего два рубля. Столько же было у Дзунгеля, а у моего двоюродного брата вообще денег не было. Нам уже исполнилось по двенадцать лет. Гормоны были готовы начать свою буйную деятельность и их присутствие уже как-то ощущалось. Кто был инициатором этой постыдной акции я не помню. Скорей всего это было коллективное решение. Но результаты конечно были весьма печальные.
Я очень стеснялся. Сема тоже. Мой двоюродный брат не очень. Мы робко сели за стол. Пожилой официант, конечно же еврейского происхождения, окинул нас скучающим взглядом и спросил: «Ну?».
Это «Ну» не предвещало ничего хорошего. Оно заключало в себе и предостережение, и угрозу, и приговор. Мне стало очень неуютно.
Ресторан был открыт весной и летом. В сентябре его закрывали. Столики прятались среди деревьев. Приятное майское солнце отражалось в белых тарелках и мельхиоровых ножах и вилках. Это был класс! «Где ваши родители?» - спросил официант. И сразу, поняв свою ошибку, сказал: «Что будем кушать? Пить?». Это был удар гладиатора. Император опустил большой палец вниз. Публика в амфитеатре жаждала крови. Мне стало плохо. Я почувствовал тошноту и какое-то непонятное чувство в конечностях. Если бы мне надо было встать и идти - я бы не смог. Наглый Сема сказал: «Поднесите нам меню пожалуйста…». А мой двоюродный братец вдруг ляпнул:: «А мы сами…». Официант скорбно вздохнул и ушел за меню.
За два столика от нас обедала семья. Папа, мама и два неописуемой красоты ангела. Ангелы почему-то смотрели в мою сторону. Я чувствовал их взгляды на моей коже и они вполне могли дать сто очков майскому солнцу. Я уже почти забыл о нашей ситуации и был готов улыбнутся, как вдруг к моему ужасу я увидел что Дзунгеля нос… Я пнул Дзунгеля под столом, но он был абсолютно не досягаем. Он тоже смотрел в сторону ангелов. Явление салатного цвета на его губе ему абсолютно не мешала.
Ангелам было тоже лет двенадцать. Это были два белокурых существа. С них явно писал свои портреты Рафаэль. Две прелестные особы женского пола. У нас в классе таких не было. И не только в классе, но и
во всей Русской Школе #2. И не только во всей Русской Школе #2, но и в Молдавской Школе #1, да и во всех остальных школах всех районных центров Республики. Мне они обе безумно нравились. Я бы не задумываясь, ни на секунду, разделил свое сердце и жизнь с любой из них. Как говорится: тут же, не отходя от кассы. А может быть и с обоими сразу. Тогда я еще не знал, что многобрачие было официально запрещено. «Каждому мужу - одна жена. Каждой жене - один муж», - был тогда закон западной цивилизации.
Официант принес меню и куда- то ушел. Меню было богатым. Там фигурировали борщ, солянка, овощной суп на первое, и всякие другие вещи на второе. Мамалыги почему-то не было. Но предлагались лимонад, пиво и коньяк. Цены были астрономического порядка. Я посмотрел на Сему. Сема посмотрел на моего двоюродного брата, а тот сказал: «Мне надо в уборную». Встал, независимой походкой прошел мимо ангелов и исчез. Я его потом нашел на их квартире. Хотел его стукнуть, но он был сильный и упитанный.
Мы остались вдвоем: я и сопливый Дзунгель.
Родители ангелов заплатили за обед и они все ушли.
Официант направлялся в нашу сторону. Я тихо сказал Семе: «Бежим…». Мы медленно поднялись и сначала потихоньку, а потом все быстрее и быстрее пошли к выходу. Официант, не удивившись, смотрел нам вслед.
Прошло два года. Я приехал к бабушке в Одессу, на 16 станцию Большого Фонтана. Пляж там был уродливый. Острая галька и полное отсутствие песка. Жара. Толкотня. Кусачие мухи. Я зашел в воду. Почти до пояса. И вдруг! Возле меня стояли два ангела, две нимфетки, две мраморные статуэтки. Да. Это были те две сестрички, с которыми я переглядывался в ресторане. Случилось чудо. Я сделал шаг по направлению к ним. Мы улыбнулись друг другу. Но счастье, оно ведь исключение из правил и не правило вовсе. Только я хотел спросить о ресторане, как откуда-то сверху
навис их отец и грубо крикнул: «А ну вон из воды, соплячки!». Ангелы поникли, потускнели и нехотя отправились к берегу.
По всей видимости, этот грубиян , их папа, знал что-то о необыкновенных качествах еврейских мужчин.
5.1.23