565 Аврал-авралище! 11 октября 1973

Александр Суворый
Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

565. Аврал-авралище! 11 октября 1973 года.

Сводка погоды: Четверг 11 октября 1973 года. Северное море. Датская метеостанция «Скаген (сев)», географические координаты: 57.783,10.733, первое наблюдение: 21.09.1973 г., последнее наблюдение: 09.10.1997 г.: максимальная температура воздуха +5.0°C, минимальная +1.0°C, средняя температура воздуха +3.1°C. Скорость ветра 6 м/с (20–28 км/ч) – это умеренный ветер на 4 балла по шкале Бофорта. БПК «Свирепый» слегка ходит из стороны в сторону по ветру на натянутой якорной цепи. Ветер не сильный, но колючий и продувает бушлаты насквозь. Считается, что такой умеренный ветер лучший для управления и хода на небольших яхтах и шлюпках под парусом. На месте якорной стоянки у мыса Скаген ветровое волнение тоже умеренное. В открытом к Северному морю проливе Скагеррак ветровые волны удлинённые, высотой до 1-1,5 и, длина волн до 15 м, а их поверхность почти вся покрыта белыми барашками на гребнях волн. Эффективная температура воздуха в районе якорной стоянки БПК «Свирепый» ощущается как очень холодная -2.4°C, уже почти зимняя.

Покрасочная команда боцманов и годков-добровольцев укутали головы и лица полотенцами и старыми тельняшками, надели поверх бушлатов телогрейки и рабочие фуфайки, поверх перчаток надели брезентовые рукавицы и красят, красят, красят всё, что можно в такую погоду покрасить. Остальные матросы и старшины старательно полируют растворами и пастой ГОИ всё, что нужно отполировать, очистить от налёта соли. Тщательно чистят моряки соединения запоров и ручек водонепроницаемых дверей. Внутри корабля вообще идёт генеральная уборка и прочистка всех помещений и боевых постов. Особенно внимательно моряки чистят, мелят или обновляют резиновые прокладки на дверях и люках.

Я и кто-то из маслопупов БЧ-5 с трудом отодрали люк в румпельное отделение и полностью заменили прикипевшую к торцу комингса люка, потерявшую эластичность и форму резиновую прокладку. Внутри румпельного отделения, на наше удивление, было сухо, чисто и в атмосфере этого внутреннего кормового помещения-отсека даже не было паров масла от электрогидравлической рулевой машины РЭГ-8-3.

Моё заведение в румпельном отделении – это внешняя аппаратура авторулевого «Альбатрос-22-11»: небольшого размера классический штурвал с ручками, ободом и спицами, рулевой телеграф, репитер гирокомпаса и указатель положения руля, телефонный аппарат во взрывозащищённом и водонепроницаемом корпусе и простой корабельный телефон, другие устройства – всё было в идеальном порядке, как будто к ним не прикасалась ни пыль, ни водяная взвесь от близкого ангара буксируемой погружной гидроакустической станции БУГАС МГ-325 «Вега», ни пары масла из гидравлических цилиндров рулевой машины.

Я честно и по совести вытер ветошью всё своё оборудование, сделал ему всю положенную процедуру проворачивания (опробование действия пробным пуском), в соответствии с боевым расписанием (инструкцией) боевого номера 1-5-11 докладывал на ходовой мостик (в ходовую рубку) вахтенному офицеру и командиру отделения рулевых старшине 2 статьи Анатолию Телешеву обо всех действиях, которые совершал; запрашивал у них разрешение на пробный пуск румпельного авторулевого, получал от них «добро», включал, переключал, вращал рулём, проверяя вместе с маслопупом БЧ-5 работу рулевой машины РЭГ-8-3, докладывал о результатах проверки и т.д.

Матрос-маслопуп из БЧ-5 сначала смотрел на меня с недоумением, а потом сам включился в эту «деловую игру» и тоже с гордостью солидно звонил и докладывал, спрашивал, требовал что-то в ПЭЖ. Так мы с ним «играли» в аварийные ситуации в румпельном отделении пока вахтенный офицер и дежурный в ПЭЖе не послали нас к чёрту с нашими проверками и проворачиванием, и не приказали всё закрыть наглухо и идти по своим местам в авральной приборке. Конечно же мы на приборку не пошли, потому что мы с этим матросом–маслопупом из БЧ-5 «были на проверке работоспособности оборудования в румпельном отделении» - сюда за время БС (боевой службы) никогда и никто из «начальства» не заглядывал и не приходил…

Я не разрешил матросу из БЧ-5 «зашхериться» до конца генеральной приборки (до обеда) в румпельном отделении, потому что румпельное отделение – это объект и служебное помещение строжайшей дисциплины допуска в него. Румпельное отделение – это то место и те устройства, без которых невозможно управление ходом и маневрированием корабля в море, а без хода и маневра кораблю – неизбежная гибель. Вот что такое румпельное отделение, руль, рулевая машина и аппаратура рулевой колонки «Альбатрос 22-11».

Отпустив матроса БЧ-5 «на все четыре стороны», я честно пошёл к себе в ленкаюту, пробираясь между моряками, которые мыли, или делали вид, что моют с мылом и щёлоком линолеум в корабельных коридорах. Они нарочито сердито в разных «забористых» выражениях высказывали мне своё «фэ» по поводу того, что «шляются тут всякие, а после них грязищу убирать». Некоторые звали меня, некоторые приказывали мне включаться в их генеральную уборку, но я деловито шёл в свою ленкаюту, не обращая внимания на «выкрики из зала».

В ленкаюте разрывался внутрикорабельный телефон, сердитый заместитель командира корабля по политической части капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин потребовал от меня доклада, какие работы я выполнил по подготовке корабля к бою и походу, к возвращению в родную военно-морскую базу Балтийск. Я доложил всё с гордостью и без утайки, но Дмитрий Васильевич отругал меня ещё сильнее.

- Вы, матрос Суворов, - Дмитрий Васильевич смирился с тем, что я не пришил к своим погонам на робе старшинские лычки, чтобы не тревожить понапрасну честолюбие молодых матросов, подгодков и моих друзей-годков, - отлыниваете от исполнения своих прямых обязанностей! Стенгазета по случаю возвращения корабля из боевой службы на родину готова? Нет?! Немедленно приступить к её изготовлению! Все материалы, которые подготовите ко мне на согласование!

- Комплект фотографий с БС, который я вас просил сделать, готов? Нет!!! – взъярился не на шутку замполит, - Немедленно всё бросить и сделать комплект фотографий основных моментов боевой службы. Тот кадр, где вы сняли огромный бурун вокруг носа корабля сделать в трёх экземплярах и негатив принести мне. Немедленно!

- Что?! – ещё более рассердился Дмитрий Васильевич Бородавкин, когда я попытался оправдать себя тем, что исполнял приказ командира БЧ-1, штурмана корабля, старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова. – Вы давно уже не рулевой, а тем более не рулевой в румпельном отделении!  Вы мой помощник и обязаны выполнять только мои приказы и приказы командира корабля!

- Отставить румпельное отделение! Оставить участие в приборке! Выполняйте то, что я вам приказал сделать, - бушевал в телефоне наш замполит. – Учтите, Суворов, у вас всего сутки до прихода в базу. Неисполнения моих приказов я вам не прощу!

- Поймите, Александр, - взяв себя в руки и успокоившись, пояснил Дмитрий Васильевич. – Ваша стенгазета, ваши боевые листки, которые вам надо организовать сделать по боевым частям и комсомольским организациям боевых частей и служб, - это показатель политической готовности экипажа корабля к выполнению сложных боевых задач боевой службы. Понимаете? Это как бы отчёт и иллюстрация нашей с вами службы о проделанной работе на БС. Постарайтесь сделать всё так, как у вас это получается: с выдумкой, с юмором, но в тоже время серьёзно, информативно и ответственно.
- А фотографии с БС, - уже совсем другим извинительно-просительным тоном произнёс Дмитрий Васильевич, - это просто на память о БС, а также мой подарок туда, куда надо. Да, и не забудьте, что второй комплект фотографий подарить командиру корабля, Евгению Петровичу Назарову. Он сам у вас не попросит, но очень хочет иметь фотки с боевой службы.

Дмитрий Васильевич Бородавкин произнёс это наше корабельное слово «фотки» почти так же, как говорим мы, простые матросы, поэтому я проникся его гневом и просьбой, «загорелся» всё сделать как надо и в срок. Мне теперь предстоял собственный «аврал-авралище»…

Выполнение приказов заместителя командира корабля по политической части капитана 3 ранга Дмитрия Васильевича Бородавкина я начал с печатания фотографий. Не торопясь, точно и размеренно я приготовил все необходимые растворы: проявитель, закрепитель (фиксаж) и промывочную кювету для фотографий; заодно проявил две отснятые фотоплёнки погрузки продовольствия с ПБПЛ «Сванетия» и шторм (громадные волны-горы) урагана Фрэн. Именно эти фотографии я хотел вставить в стенгазету, посвящённую окончанию нашей первой БС (боевой службы).

Центральное место на площади двух склеенных торцами листов ватмана стенгазеты должен был занять большой рисунок ударного авианосца «Джон Ф. Кеннеди», а вокруг него небольшие картинки и фотографии палубных самолётов-штурмовиков, кораблей и судов охранения, снимки авианосца в фас и профиль через окуляры корабельного перископического визира ВБП-451, а также ночной снимок через визир американского крейсера «Ньюпорт Ньюс». Это были крайние на нашей БС события и я хотел именно ими завершить хронику нашей БС.

Я не стал хвастаться фотографиями носовых бурунов и огромных вееров отвальных волн во время урагана Эллен, так как эти фотки я сделал, нарушая приказ корабля не выходить на верхнюю палубу. Если бы я их опубликовал, что выдал бы себя и подставил бы командира корабля под наказание за неисполнение его приказа и не обеспечение безопасности матроса. Однако я поместил на стенгазете снимки царь-волны-горы и тот самый снимок большого формата огромного носового буруна, который я сделал через стёкла прямоугольных иллюминаторов ходовой рубки. Места на листах ватмана было немного, поэтому мне пришлось печатными буквами писать краткие сопроводительные надписи, но даты я ставил и располагал фотки в хронологическом порядке.

В итоге получилась обширная, богатая и очень информативная стенгазета, в которой зрительного образного и точно-документального материала было сверх предостаточно для представления итогов нашей сторожевой и рейдерской БС (боевой службы). Совсем уже скромно, чисто информативно, внизу поля стенгазеты были в ряд помещены репортажные фотки, иллюстрирующие корабельные покрасочные работы, приведение в порядок оборудования и вооружения (торпедные аппараты и артустановки), ППО и ППР, большая приборка, приём пищи в столовой личного состава, выбор матросами книг в корабельной библиотеке, тренировка моряков по радиационной тревоге и бдительная служба сигнальцов – сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4. На каждой репортажной фотографии, увы! Небольшого формата были матросы и старшины всех боевых частей и служб БПК «Свирепый». Не было только на корабельной стенгазете фотографий командира корабля, замполита, старпома, офицеров и мичманов. Для них, для кают-компаний офицеров и мичманов, я хотел сделать отдельные стенгазеты…

Изготовление итоговой корабельной стенгазеты мне далось сразу, легко и быстро, но я вдруг обнаружил, что увлёкся и пропустил обед, пропустил всё: окончание авральной приборки, покраски и чистки корабля; пропустил команду-объявление и возможность постираться и помыться в корабельной бане; получить новый комплект нательного белья и формы (робы), которые пришли в негодность. Даже ужин я пропустил и в конце работы с фотографиями и стенгазетой ощущал дикий, звериный, жёсткий, сосущий и бурчащий голод…

На камбузе уже помыли котлы и мне достались только то, что коки готовили для самих себя. Обещав им фотки с БС, я взял алюминиевый бачок с картофельным пюре и жареными котлетами, большую алюминиевую миску с винегретом и миску с косточками от абрикосов из компота, соорудил всё это на крышке бачка в форме пирамиды, а в левую руку взял большой алюминиевый чайник с компотом. При этом за пазухой у меня были две буханки нашего корабельного воздушно-дырчатого и очень вкусного хлеба. Правой рукой я прижимал к этим буханкам за пазухой бачок с картошкой и котлетами, левой рукой нёс тяжёлый чайник с компотом, а подбородком придерживал миски с винегретом и косточками от абрикосов. Всё это богатство я нёс к себе в ленкаюту и попутно отбивался от желающих мне помочь, потому что ребята уже знали, если я не пришёл обедать и ужинать, значит, я печатаю фотки и что-то там «варганю».

Дальше я работал, как проклятый, а в перерывах кушал котлеты с холодным картофельным пюре и заедал всё это сочным вкусным винегретом. Теперь я делал комплекты фотографий командиру корабля, замполиту и неведомому мне высокому начальству из политотдела главного штаба ДКБФ. Естественно, в это же время я делал фотографии для альбома фотолетописи корабля, для разведотдела штаба нашего соединения (128-й БрРК 12-й ДиРК ДКБФ) и для себя, для своих больших фотоальбомов. Часть фотографий, увы, как правило, неудовлетворительного качества я оставлял для моих друзей, для тех, кому обещал сделать фотки.

На эту работу у меня практически ушел весь оставшийся запас проявителя и закрепителя, все имеющиеся у меня пачки форматной фотобумаги. Кроме этого я почти полностью раскроил и разрезал все листы плотной фотобумаги большого формата, края которой были из-за порывов пакета чуть-чуть засвечены. В конце этой работы, уже поздней ночью, после того, как мы вечером 11 октября 1973 года снялись с якоря и тихим ходом покинули якорную стоянку у датского мыса Скаген и пошли по проливу Каттегат в сторону датского острова Лесё, я окинул взглядом то, что сделал…

На длинном столе президиума ленкаюты распласталась большая корабельная стенгазета с центральным «выпуклым» рисунком главного действующего лица всей нашей БС в Северной Атлантике, американского ударного авианосца АУ «Джон Ф. Кеннеди»  и всех его «сателлитов» (спутников»: кораблей охранения и обеспечения, самолётов, подводных лодок, кораблей ВМС НАТО. Все эти самолёты, корабли и суда были сфотографированы либо через перекрестие ы=визира ВБП-451, либо в стиле фоторепортажа, то есть в стремительном слежении за их движением. Такой стиль фотоснимков показывал, что все эти субъекты были объектами боевого прицеливания. Поэтому вся стенгазета воспринималась, как один большой фотоотчёт о проделанной боевой работы боевого корабля и боевого экипажа. Вот почему я и назвал эту стенгазету просто, скромно, но точно: «Первая боевая служба БПК «Свирепый».

К замполиту я никакие материалы не носил. Во-первых, было некогда, во-вторых, нести было нечего, потому что фактически на стенгазете были только подписи-комментарии к фотографиям и картинкам, а в третьих, я вообще не носил ему свои информационные материалы, потому что они рождались у меня импровизационно, по вдохновению. Дмитрий Васильевич знал о такой моей «чудинке», смирился с нею и за весь день не зашёл ко мне в ленкаюту.

Сделал я и комплекты фоток для командования корабля и штабного «начальства». Конечно количество фоток в этих комплектах было несоизмеримо меньше, чем количество фоток на стенгазете, но и немало. Например, командиру корабля капитану 3 ранга Евгению Петровичу Назарову я сделал 24 фотографии разного, но не маленького формата. Среди них была уникальная фотография, которую я сделал практически совершенно случайно…

Мы дрейфовали в районе Атлантики вблизи острова Роколл и ждали прихода нашей новейшей атомной подводной лодки. На море был туман, видимость только ближняя. Евгений Петрович в тёплой кожаной куртке-канадке вышел на правое крыло ходового мостика и сигнальщики тактично удалились по галерее сигнального мостика подальше от командира корабля, чтобы ему не мешать.

Я попытался приблизиться к командиру корабля, но он вдруг резко и коротко на меня обернулся, сердито взглянул на меня и так же резко отвернулся, но не поменял позу в которой стоял. Я увидел в этом знак, что могу попытаться ещё раз. Туман густел и я боялся, что мне не хватит освещения для качественного снимка, но я очень хотел сфотографировать командира корабля в эту минуту одинокой задумчивости.

Приблизившись немного, я приладил фотоаппарат на локтях к бортику сигнального мостика, навел на резкость объектив, но фотографировать затылок и фуражку командира корабля было как-то нескладно, и я вдруг его позвал по имени отчеству: «Евгений Петрович!». Командир БПК «Свирепый», не меняя позы, обернулся, и я щёлкнул затвором фотоаппарата.

Евгений Петрович недовольно вскинулся, выпрямился, сердито на меня взглянул и резко ушёл в ходовую рубку. Я стушевался, встревожился, подумал, что он меня будет ругать, но тут из тумана сзади послышался рёв самолётных двигателей и тут же, не давая мне опомниться и обернуться, справа от меня близко-близко пролетел британский натовский патрульный самолёт «Нептун». Он уже почти миновал меня и я, оставаясь в той же позе с локтями на планшире бортика сигнального мостика, успел машинально сфотографировать этот двухмоторный самолёт в «хвост».

Этот «Нептун» выскочил из тумана как чёртик из табакерки. Он пролетел низко-низко и очень низко над уровнем моря, практически почти на уровне мачт нашего корабля. Этот пролёт натовского самолёта был опасен своей неожиданностью и близостью к нам. Немедленно дверь ходовой рубки открылась, выскочил вахтенный офицер, замполит и вышел командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров.

Из-за моей спины выскочил вахтенный сигнальщик-наблюдатель БЧ-4 и от него все офицеры потребовали доклад о случившемся, но сигнальщик ничего не мог толком сказать-рассказать, так как всё произошло очень быстро и неожиданно. Мало того, оказалось, что и радиометристы РТС и БЧ-2 (рогачи-ракетчики-артиллеристы) тоже прозевали этот натовский патрульный самолёт. Разразился скандал с матюками, обвинениями друг друга и руганью.

Командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров молча слушал рассерженных и яростных спорщиков, кто и в чём виноват, потом резко их оборвал и через несколько секунд по кораблю разнеслись звуки-сигналы боевой тревоги. Когда я занял своё место рядом с креслом командира корабля за окулярами нашего корабельного перископического визира ВБП-451, Евгений Петрович Назаров тихо спросил: «Суворов, вы сняли это самолёт?». Я сказал, что успел сфотографировать его, но только в хвост. «Ну различить тип и принадлежность этого самолёта мы сможем?» - спросил Евгений Петрович. «Да!» - резко ответил я, но без уверенности в голосе.

- Усилить наблюдение за морем и воздухом! – резко приказал Евгений Петрович Назаров старпому и вахтенному офицеру. Тут же этот приказ повторили по КГС (корабельной громкоговорящей связи). Потом мы встретили нашу АПЛ, потом ночью были ракетные стрельбы, которые мы обеспечивали, потом был ураган Эллен, потом всё то, что было с нами, и о чём я уже много чего рассказал…

Теперь же, печатая фотоснимки, я дошёл до этих кадров, и вдруг меня осенило их совместить друг с другом: обернувшийся ко мне командир корабля и летящий почти на уровне его лица натовский патрульный самолёт-бомбардировщик и постановщик гидроакустических противолодочных буёв. Я прикрыл чёрной бумагой часть кадра. Потом прикрыл отсканированную часть и допечатал часть кадра с самолётом, потом проявил и увидел, что кадры совпали по плотности фона, потому что это был белесый туман. Фотоснимок получился очень удачным, хотя и не очень резким и чётким. Туман…

Была уже глубокая ночь. БПК «Свирепый» экономическим ходом шёл по глади Балтийских проливов. У меня уже не было сил, чтобы вооружиться своими фотоаппаратами и пойти на ходовой мостик посмотреть на Швецию, Данию, попутные и встречные корабли и суда. Я было хотел позвонить Дмитрию Васильевичу Бородавкину, но на это у меня уже не было никаких моих худых силёнок.

Как был, в робе и прогарах, я повалился на свою постель между стеллажами в корабельной библиотеке и заснул мертвецким сном. Прежде чем меня накрыла своим чёрным покрывалом Ночь, я увидел во сне Евгения Петровича Назарова на правом крыле ходового мостика и пролетающий, почему-то на одном месте, натовский «Нептун». Евгений Петрович весело мне подмигнул, улыбнулся и я счастливый и довольный уснул, как провалился в глубокую чёрную бездонную тьму. Это нос корабля качнулся, клюнул во впадину между двумя волнами…

Фотоиллюстрация и фотоальбома автора: 08.08.1973. Северная Атлантика. Район недалеко от острова Роколл. День рождения командира БПК «Свирепый» капитана 3 ранга Евгения Петровича Назарова. Туман. Ожидаем прихода советского атомного подводного ракетоносца или сигнала от него, а его всё нет и нет. Евгений Петрович чем-то недоволен, раздражён, сердит. Еле-еле уговорил его обернуться ко мне. Сфотографировал командира корабля и он недовольный ушёл в ходовую рубку. А в этот момент прилетел патрульный британский самолёт-бомбардировщик «Нептун». Не меняя положения рук, сфотографировал и его. 11 октября 1973 года на переходе БПК «Свирепый» от датского мыса Скаген в Балтийское море, печатая комплект фотографий последних событий, совместил два снимка – командира корабля и самолёта «Нептун». Командиру фото очень понравилось.