Как обычно, после трудового дня Олег Романович втиснулся в душную от всеобщего дыхания и запаха пота консервную банку вагона метро и привалился к боковине сидений рядом с дверями. Рассчитывать на свободное сидячее место не представлялось возможным, а о том, что кто-то уступит, не могло идти и речи – хотя виски и устали поддерживать свой яркий тёмно-русый цвет, Олег Романович ещё оставался в относительно прекрасной форме (не считая прорастающего живота) и вообще ещё в самом расцвете лет. Да и молодёжь нынче такая наглая пошла – даже старикам не уступают! Потому оставалось то и дело вертеться по сторонам с нахмуренным, почти сморщенным лицом, ожидая, что кому-нибудь рано или поздно понадобится выходить.
Пролетели одну станцию, другую, третью – а упрямые счастливчики продолжали сидеть. Как будто назло ему, именно ему! «Бляха-муха, как же я вас всех ненавижу!» – как заговор, повторял он про себя, сдавленный со всех сторон телами таких же невезучих стоячих пассажиров.
На четвёртой станции обыкновенно выходило чуть больше человек, чем на других. Олег Романович помнил об этом, и надежда его оправдалась: стоило освободиться всего одному местечку неподалёку, как он с удивительным и завидным проворством протиснулся к этому трону, по праву принадлежавшему ему одному, плюхнулся, задев сидящих рядом пассажиров, и мгновенно задремал.
Олег Романович вздрогнул и тут же пробудился от чего-то неожиданного, непривычного. От того, что не укладывалось в его систему мироздания, но просочилось в подсознание сквозь сон – женский голос из информатора объявил:
– Станция «Безымянная», конечная.
«Какая ещё «Безымянная»? Что за станция, не было такой никогда! Или новую построили? Сейчас ведь за метро взялись. Стоп, конечная! Я что – свою проехал?» – пронёсся поток мыслей в голове Олега Романовича за какую-то микроскопическую долю секунды. В следующую же долю секунды он обратил внимание, что, кроме него самого, в вагоне никого не было. А поезд стоял на станции с открытыми дверями. Между тем из информатора снова раздался тот женский голос – приветливый и приподнятый. И внезапно обратился лично (наверное) к Олегу Романовичу:
– Уважаемый пассажир! Поезд дальше не идёт, пожалуйста, выйдите из вагона!
Олег Романович недоумённо кинул взгляд в длинный коридор сквозных вагонов – сначала в один, потом в другой конец. Действительно, не только в этом вагоне, но и во всём поезде больше не наблюдалось пассажиров.
– Уважаемый пассажир! Поезд дальше не идёт, пожалуйста, выйдите из вагона! – повторил голос. Такой же приветливый и приподнятый, но уже с ноткой настойчивости, точно намекавший: «Мы тут не шутки шутим!»
Не до конца проснувшийся Олег Романович лениво, но послушно поднялся и на ватных ногах покинул вагон. За спиной тут же громко ударились друг о друга двери, и поезд вихрем унёсся в тупик.
На платформе тоже ни души, но не это удивило Олега Романовича – станция выглядела недостроенной. Неотделанная, голая, серая. Кругом – один бетон: и стены, и колонны. И такой же пол. И до неприятного низко нависшие балки под потолком. Освещали платформу тусклые дежурные лампочки.
– Ишь ты, не отделали, а сдали, – вполголоса ворчал Олег Романович, – Лишь бы к сроку успеть. А то другие станции всё строят-строят годами, всё откладывают, только бюджет пилят!
Ну да ладно, делать нечего, оставалось ждать, когда поезд пойдёт обратно, и вернуться на свою станцию. Однако поезд не показывался ни спустя пять минут, ни спустя десять. Чем далее, тем более не по себе становилось Олегу Романовичу. Он то и дело нетерпеливо заглядывал в тоннель – тщетно. В какой-то момент он мимоходом посмотрел на часы в другом конце платформы, но тут же застыл от удивления: часы не работали.
– О, ещё и часы! Ну станция! – язвительно бросил Олег Романович и проверил время более надёжным способом – на телефоне. – Бляха-муха! Во сколько же я теперь домой доберусь?!
Странности добавляло, что следом за поездом, который привёз сюда Олега Романовича и исчез в тупике как в чёрной дыре, другие поезда тоже не появлялись. Вот если бы хоть один человек здесь оказался, было бы не так тревожно! Вдвоём скорее можно разобраться, что к чему. Да может, и разбираться не придётся, может, тот человек знает, в чём дело.
Олег Романович растерянно порыскал глазами по сторонам и заметил в центре платформы «красно-синюю хрень», как её называют. Или колонну экстренного вызова.
– Ну молодцы! – уже в полный голос выразил эмоции Олег Романович. – Станция не готова, часы не фурычат, а эту дуру поставили!
Подойдя к колонне экстренного вызова, Олег Романович осмотрел её сверху донизу – до сего дня ему не доводилось пользоваться этим чудом современных технологий, просто не было в том нужды. Однако сообразить, как устроена и как работает колонна, оказалось проще простого: вот кнопки, вот микрофон, вот камера. И две половинки: красная – «SOS» и синяя – «ИНФО». Ситуация не такая уж и страшная, пытаясь успокоить себя, рассудил Олег Романович и нажал кнопку на синей половинке колонны. Потом ещё раз. Потом нажал, подержал и отпустил. Ни ответа, ни сигнала. Пот холодными струйками противно скатился по спине – только шевельнись, и рубашка уже прилипает. И на лбу тоже выступил. Олег Романович нажал кнопку на красной половине колонны. И ещё несколько раз отчаянно потыкал – тоже никакого ответа.
– Бляха-муха… – нервно прошептал Олег Романович. В одном торце платформа упиралась в едва различимую в полумраке глухую стенку, в другом виднелись три эскалатора. Туда и поспешил бедолага, полагая, что там можно найти дежурного и всё расспросить. В крайнем случае подняться на поверхность и, как ни прискорбно, добираться до дома на перекладных.
По мере приближения к эскалаторам Олег Романович заметил, что, во-первых, работал только один – на подъём, а во-вторых, кабинка дежурного пустовала.
– Да ну, это всё сон! – озвучил свои мысли Олег Романович и, дабы удостовериться в них, ощупал себя. Нет, не сон.
Что ж, оставался лишь один выход – наземный транспорт. Олег Романович поднялся на эскалаторе в просторный круглый вестибюль – такой же неотделанный и тускло освещённый. И такой же пустующий – ни сотрудника метрополитена, ни полицейского, никого! Один Олег Романович.
Быстро оценив ситуацию, как на автомате, миновал он турникеты и стеклянные двери. Но какой же предстал его взору вид снаружи?
Пустырь!
Абсолютно голый пустырь, простиравшийся до горизонта! И не то чтобы ни малейшего признака города и цивилизации (кроме вестибюля метро), но даже ни деревца, ни травинки!
Солнце уже уходило к горизонту, окрасив небо с висящими в нём длинными полосками облаков и голую землю в яркие оранжевые и малиновые тона.
Не отрывая глаз от жутковатого пейзажа, Олег Романович машинально толкнул дверь – ту самую, через которую только что вышел, – дверь не поддавалась. Будто её кто-то незаметно и неслышно запер, едва Олег Романович покинул вестибюль. Однако внутри по-прежнему не наблюдалось признаков присутствия людей. Остальные двери также оказались запертыми.
– Бляха-муха!!! – вскричал вконец ничего не понимающий Олег Романович и судорожно полез за телефоном.
Вдруг случилось то, от чего у Олега Романовича ёкнуло не то, чтобы сердце, а всё тело сразу, от чего захотелось в ужасе кричать и бежать куда-нибудь подальше, только ноги будто испарились и перестали ощущаться, и его откинуло на стенку вестибюля, а горло сдавило невидимой петлёй – прозвучал мощный, как из громкоговорителя, но чистый и чёткий голос. На этот раз мужской, глубокий и тёплый. Он произнёс:
– Ай-ай-ай! Опять ругаешься, Олег! Нехорошо!
– Кт-кт-кто здесь? – пролепетал Олег Романович.
– Не бойся, Олег, – успокоил голос, – я здесь, чтобы помочь тебе.
– Да-да-да, помогите мне! – затараторил Олег Романович. – Но… кто вы? И где вы?
– Можешь обращаться ко мне на «ты», Олег. Кто я – реши для себя сам. А где я… Главное, я всегда был рядом с тобой, хотя ты и не придавал этому значения.
Олег Романович недоверчиво покосился по сторонам. Подступали нехорошие предчувствия. Но, приказав себе не паниковать раньше времени, он задал очередной вопрос:
– А где я? Что всё это такое?
– Как где? На станции «Безымянной». Порвались нити, и ты прибыл сюда.
Какие ещё нити? Ужас охватил Олега Романовича – неужели, и вправду самое худшее?!
– Я у… умер, д-да?
Никогда Олег Романович всерьёз не задумывался о смерти. А если и задумывался, то просто знал, что это произойдёт с ним, как и со всеми остальными людьми, по умолчанию, но когда-нибудь, уж точно не сейчас. Лучше всего в старости, но не в самой глубокой – пожить-то ещё хочется, но дряхлеть – ни за что! И ещё лучше – во сне, спокойно, без мучений, без уродующих тебя изнутри и снаружи болезней. И ни в коем случае не в результате несчастного случая или, тем более – тьфу-тьфу-тьфу – убийства! Нет уж, больно и страшно. Да и зачем омрачать свою жизнь подобного рода размышлениями, когда и без того полно более важных, более срочных, более земных вопросов. Но вот поди ж ты, оказывается, не в старости, а сейчас, именно сейчас, когда готов меньше всего! А как же работа, незаконченные проекты? Ведь без него же никто не справится! А семья? Что будет с этими оболтусами, дочкой и сыном, только с виду такими большими и взрослыми, но, по сути, почти ничего не умеющими делать самостоятельно? Сядут на шею овдовевшей матери? А она – справится ли с ними – без его чуткого руководства?
Однако загадочный голос вновь попытался успокоить Олега Романовича:
– Неужели ты не знаешь, Олег, что смерти нет? Хотя… смотря что под ней понимать.
Ясности ответ, разумеется, не прибавил. Но Олег Романович всё-таки попытался извлечь из него обнадёживающую логику:
– Значит, отсюда можно выбраться?
– Конечно, можно! – казалось, что эти слова произнесены с улыбкой.
– Как?!
– Ты забыл, что я говорил тебе минуту назад. Нужно протянуть разорванные нити.
Тут Олег Романович почувствовал, что терпение его подходит к пределу:
– Какие ещё нити?
– С людьми. С миром.
– С какими людьми? Всё у меня с людьми нормально!
– Ты уверен? – голос прозвучал строже.
– Ну да, – ответил Олег Романович после недолгого молчания, как бы делая одолжение, – да, я сейчас в метро нехорошо о людях думал. Но это ведь от усталости после работы, от раздражения. Да и что им с того? Я с ними не знаком, они со мной тоже, что я о них думал – они не узнают. Ничего плохого я им не сделал, я так считаю! А вообще у меня с людьми всё прекрасно!
Голос умолк.
– Да, меня ценят! Уважают! – почти выкрикнул Олег Романович.
Снова молчание.
– На работе! Дома! – продолжал настаивать Олег Романович, хотя и не мог не заметить, что голос его начал подрагивать.
Тишина.
Олег Романович запустил подрагивающую руку в карман сумки, где ждала своего часа заветная пачка сигарет, но молчание внезапно отозвалось каким-то сгустившимся, осуждающим духом, от которого сделалось не по себе. Рука сама собой выползла обратно наружу и аккуратно застегнула молнию – как бы в подтверждение смиренного отказа от спасительного перекура.
Какие-то оборванные мысли, оборванные фразы и слова, какие-то вырезанные из киноленты кадры мелькали в голове Олега Романовича. И хотя сменяли они друг друга с бешеной скоростью, но каждое видение, каждая мысль оставляли противный грязный рубец, который так и хотелось сорвать, даже вырвать – с корнем, с мясом – и брезгливо отшвырнуть подальше, лишь бы не чувствовать, не вспоминать!
…вот одуванчиковое поле, полное лёгких, пушистых белых шариков, сияющих, словно фонарики, от лучей восходящего солнца. И мальчик среди этого великолепия. Олеженька! – несутся два взрослых, но озорных и бесконечно ласковых голоса. А шарики так красивы, любоваться бы ими вечно! Но ведь и поиграть тоже хочется. Папа, мама, смотрите! Подуешь – и пушинки с тоненькими ножками взмывают чуть не под облака, но лишь на какой-то короткий миг и тут же плавно оседают на землю. И не остановишь этот миг, не заставишь их вечно парить в небесах. А на стебельках остаются одни маленькие, шершавые пуговки. И ни красоты, ни жизни в них.
Олеженька, ты покушал? Олеженька, ты не заболел? И только нервно вздыхаешь в ответ. Не надо, нет больше Олеженьки, нет одуванчикового поля. Есть Олег Романович, у него работа, у него самого семья. Да, он не совсем здоров и не всегда успевает перекусить вовремя, навёрстывая по ночам. Но не надо Олеженьки, ради всего!.. И не надо этих ваших преданных щенячьих глаз! Как страшно и жалко видеть их на бледных, сморщенных, как смятые листки бумаги, лицах. Всё для вас сделаю, что надо, исполню свой долг, но лишь бы не видеть угасание былых сил, молодости, здоровья, которое и тебя поджидает за следующим углом, не слышать бы этих осипших слабых голосов! И благодарностей ваших не надо вовсе! Да, знаю, понимаю, но всё-таки пусть потом и приходит тоска, ведь так у всех заведено, только не сейчас, пожалуйста!
…вот девушка. Она моя! Слышите! Подходить не смейте – кулаком раздавлю! Моя, потому что… потому что я её выбрал, она мне запала, именно она и никакая другая. Нам хорошо вместе, она за мной куда угодно пойдёт! И ты горд этим. Как великан ты возвышаешься над миром, а она берёт тебя под руку, глядит на тебя такими блестящими глазами – завидуйте! Она моя! И для меня она в белом платье! И для меня раздаётся этот пронзительный плач, сменяющийся забавным лепетом и беспечным, неостановимым смехом – а потом ещё раз! И вот снова одуванчиковое поле, на которое теперь взираешь свысока, а где-то там внизу из высоких трав выглядывают уже два крошечных светловолосых создания – девочка и мальчик. Папа, мама, смотрите! И снова оседают на землю пушинки с ножками. И снова остаются на стебельках невзрачные пуговки.
Тётка, каких полно всюду – на улицах, в магазинах, в транспорте. Кто такая? Что в моём доме делает? В моей кровати? Неужели девушка, одевшаяся для меня в белое платье? Быть не может, вы разыгрываете! Не хочу её не то что целовать, даже случайно прикасаться к ней не хочу! А уж о чём говорить с ней, ведь у каждого своё, стоит ли вникать? А эти двое, что с меня ростом – те самые светловолосые создания? Спросишь, как дела, как в школе, как в институте – нормально. А что значит «нормально»? Ты же сам того и хотел, чтобы всё пришло в норму. Ведь ты успел познать жизнь! Ты точно знаешь, что правильно, а что нет, правда же? Да ты всего-навсего хотел как лучше, а теперь уже и спросить ничего не смеешь, кроме пресловутого «Как дела?». Потому что ответ последует короткий, выдавленный, отрезанный, брошенный. Сродни тому же «Нормально». Если вообще последует. А может, они уже успели узнать жизнь лучше тебя? Да нет, быть не может.
И тысячи лиц, каких-то странных, вроде бы знакомых, но кто такие – поди вспомни. Лучше не попадайтесь мне на глаза, да и что вам от меня надо? Что, учились когда-то, работали вместе? Но когда это было? Теперь нечего о том. Пушинки опали, остались пуговки.
Ну а те, кто сейчас вокруг, знакомые, коллеги по работе? Ты же сам сказал, ценят и уважают? Кажется, да. Как водится, дружный коллектив, все мастера своего дела. Есть о чём потолковать. В гости к ним, они – к тебе. Красивых слов по торжественным дням наговорят, а ты им. Если это не ритуал. А вдруг ритуал? Что же они на самом деле думают? И навсегда ли это? А вдруг они тоже в этакие тени из прошлого однажды превратятся? Но зачем сейчас о грустном, когда всё хорошо?
Было хорошо, пока сюда не попал. И, кажется, надвигается самое страшное…
А тот парнишка… Что?! Нет, только не он, только не про него, умоляю! Да, Олег! Ты помнишь. Ты прекрасно помнишь, как он пришёл, как он увидел все твои слабости, все твои «недо-» в вашем деле! И указал тебе на них – не прямо, но не настолько же ты дурак, чтобы не понять этого! Более того, он на несколько голов выше тебя! А ты выше на одну, зато имя ей – должность. Да, на одну, зато она сто очков прибавит к твоей мощи, и будь под тобой хоть ещё больший дурак, хоть гений – любого сотрёшь в порошок, со свету сживёшь! А что, если бедный парень помочь хотел? Что, если вместе вы стали бы силой? Ведь в одной лодке вы, да и для людей стараетесь. Для людей же? Да-да, для тех самых людей, что трясутся с тобой каждое утро и каждый вечер в вагоне метро! Для тех самых людей, которых ты ненавидишь исключительно за то, что позанимали все сидячие места! Или не для этих людей? А для каких? Или, в таком случае, для чего? А тот парень, может, как раз для них и старался – и тоже больше, чем ты! А ты его… Эх!
А друг – да, ты называл его другом, как и он тебя, вы даже кричали во все концы о вашей дружбе – тот, с которым вы делились самыми глубоко запрятанными мыслями, мечтами? Которому ты задолжал, но предпочёл скрыться, забыть его, разорвать общение. Разорвать доверие и дружбу.
А девушка – не та, что в тётку превратилась, а другая, что ещё раньше была, что в слезах осталась… Нет!!!
– Хватит! Не могу больше! – взвыл Олег Романович, не замечая, как мечется вдоль стенки вестибюля, будто пытаясь от кого-то спрятаться, как хватается за неё в поисках мельчайшей лазейки, мельчайшей зацепки.
Солнце почти опустилось за горизонт, словно разлив кровь по небу и земле. Только лампочки слабенько светили из вестибюля.
– Да, я всё знаю, всё помню, во всём признаюсь! Но не мучай меня! Спаси меня!
– Скоро я уйду, – наконец вновь зазвучал голос, – ты останешься здесь один, в кромешной тьме, лампы тоже погаснут. Но если хочешь спастись – обойди вестибюль, видишь гору? Взберись на неё. Огонёк у тебя есть?
– Какой огонёк?
– Любой подойдёт.
– Фонарик на телефоне, зажигалка, – растерянно пожал плечами Олег Романович.
– Что угодно. Главное, когда на гору поднимешься, зажги огонёк. Свети и смотри, внимательно смотри. Увидишь вдалеке такие же огоньки – значит, спасён. И те, кто оттуда светят, спасены. Ведь у каждого своя станция «Безымянная», они все тоже прибыли на неё и нуждаются в спасении. И вновь протянутся разорванные нити, те самые, которыми все люди на земле должны быть связаны. А представь, каким светом озарится всё вокруг, если каждый зажжёт свой огонёк! И не бойся, что он погаснет, – почувствуешь, что не зажигалка, не фонарик светится, а прямо в твоём сердце огонёк. Питай его, бережно храни. Видишь, не так-то много для этого нужно. Но и просто, и сложно. А теперь – вперёд, на гору! Если, конечно, не боишься костюм истрепать.
2022 г.