Первый раз еду домой в поезде на Первое мая. В плацкарте, как ни странно, артисту ехать удобнее. Из практических соображений - места больше, чем в купе, соответственно, весь реквизит, коего, как всегда, херова гора, можно распихать без особых последствий.
Попутчиками подобрались две тетеньки. Вернее, тетенька бальзаковского возраста и сухая костистая старушенция из разряда "Сталина на вас нет" с жестким взглядом из-за полумодных очков.
Старушенция приклеилась к кроссвордам, которые отгадывала весьма лихо и даже с шиком каким-то. Тетенька, одетая в розовые штаны и почему-то тельняшку ( ну, мода поездных пассажиров это отдельная, неисчерпаемая тема ) тихо копается в телефоне, сделав интеллигентное лицо.
Я сижу и потихоньку разглядываю обеих, силясь понять, кто они такое? Есть у меня такая дурацкая привычка - выдумывать биографии людям, которых вижу в первый и последний, возможно, раз в жизни.
Про старушку уже сказал, а вот бальзаковская женщина мне непонятна. Лицо мягкое, незапоминающееся, что не отменяет миловидности. Очи долу.
Сидим спокойненько. Одна в кроссвордах окопалась, вторая, как мышка, в телефоне шуршит, я книжку читаю. Аркадская идиллия прям.
Наконец наступает святое время трапезы.
Бабка шустро накрывает себе стол, заняв его весь уверенно и безоговорочно.
Миловидная тетенька, как явный интеллигент, сдается без боя. Я есть не хочу и наблюдаю за разворачивающимися событиями.
Бабуля зачем-то накрывает ВСЮ еду газетами и ест, доставая пищу из-под них.
- Ого! - думаю. - Что бы сказал дядя Зигмунд?
Тут тетенька в недобрый для себя час решила зачем-то залезть на вторую полку, которая располагается прямо над сталинского замеса бабкой.
Здесь надо сделать маленькое отступление ибо сел я в поезд ночью, когда электорат уже впал в активную фазу сна. Так вот, тетенька спала мирно и тихо, даже во сне интеллигентствуя. А старушка издавала невероятное по колоратурности звучание, начиная с фистулы и канареечных трелей и плавно заканчивая мощным рыком крещендо.
Утром, разглядев субтильность данного индивида, я поразился, как этот набор сухостоя может издавать столь мощные и разнообразно-эксклюзивные звуки?
Так вот, тетенька лезет на полку, над бабкой и начинает там копаться. Делает она это тихонько и осторожно, но старушенция, судорожно глотнув горлом, будто передернув затвор "трехлинейки", решительно накрывает еду еще одной газетой и с упорством, достойным лучшего, начинает ждать, когда интеллигенция спустится вниз. Вид у нее жутковатый. Очки стоят дыбом, глаза смотрят в оптический прицел, причем оба! Смесь полтергейста и направленного взрыва. Зрелище не для слабонервных.
Я затаился и лихорадочно окапываюсь на позиции наблюдателя.
Интеллигенция, ничего не подозревая, ни ухом, ни рылом, сверзилась, наконец, вниз и тут же начинает разворачиваться исторический конфликт-противостояние между пролетариатом ( старушенцией ) и интеллигентной размазнёй.
Старушка голосом, которым легко можно перекрыть шум токарного цеха, вопрошает, почему когда оне кушают, нужно обязательно влезть наверх и натрясти пыли в яства? Взгляд ее пылает, как у матроса Железняка. Интеллигентная тетенька пытается отползти, бездарно отдавая жизненное пространство и совершенно забыв об исторических корнях: что камрад Дзержинский, который возглавлял самую могущественную контору в стране, был по совместительству интеллигентом.
Я, как кондовый пролетарий, вроде бы должен ликовать при столь сокрушительном поражении извечного врага, но! Загадочный русский характер, этакая "достоевщина", категорически запрещает мне дать соратнику по партии добить бальзаковскую тетеньку.
Когда старушка, которая пять минут говорила на выдохе, ни разу не прервавшись ( Паваротти обзавидовался бы ), решила хапнуть, наконец, кислорода и со скрежетом расправить грудную клетку, зависла минутная пауза.
Я взглянул на интеллигентную прослойку с надеждой, но нет! Молчит, как обоссанная фиалка.
И я решительно влез в это Ватерлоо с намерением превратить его в Аустерлиц:
- А вы, бабушка, храпите по ночам. И чудовищно!
"Сталина на вас нет" издала звук продырявленной гармони и засохла, а увидев, как интеллигенция всеми силами пытается сдержать неинтеллигентский гогот, сникла совсем, угадав во мне партайгеноссе и понимая, что я-то за словом в карман не полезу. У меня нет привычки застенчиво молчать, краснея за хамов, как у каких-то интеллигентишек.
Далее поездка проходила в ровной и дружественной обстановке.