Далеко от шума и суеты, в окружении густых зеленых лесов северной стороны раскинулась маленькая деревушка, именуемая Горой. Здесь, в уютной обители на краю цивилизации, до сих пор жизнь течет медленно и размеренно. Именно сюда и привозят на лето родители своих детей для того, чтобы те смогли отдохнуть от заволакивающего, наполненного яркими цветами и звуками, но не живого компьютерного мира. Родители, помня свое детство, желают, чтобы их дети впитали своею молодою душою красоту и чистоту природы, что была так щедро дарована им в детстве.
В десятках метров от деревни простирается болото, утопающее по утрам в молочной пелене тумана. В нескольких сотнях метров от деревни раскинулся лес, где густые заросли березняка, осин и ольхушек переплетаются с трелями соловьев и свиристелей. В далекий горизонт уводит Горинский лес не привыкший взгляд горожанина. Местную картину дополняют елки, будто взявшиеся за руки, что растут на берегу. Они, словно четкий мазок художника, что не может быть не замечен на искусном полотне. Почти с век тому назад появились они на берегу маленькими девчушками, сегодня же превратились в высоченные ели с толстыми животами, готовыми разродиться. Всего лишь в камешковом броске от них течет живописная река Лежа, будто созданная для того, чтобы успокаивать человеческую душу своей тихой песней. "О чем поешь ты нам, Лежа? Прости, за суетою жизни нашей, мы не слышим твоих песен…"
На деревянной скамейке возле своего бревенчатого дома, чуть ссутулившись, сидит дед Анатолий. Его внук Силуан вместе с соседскими ребятами резвится в заулке. Они играют в городки или, как в дедово детство звали эту игру - рюхи. Дед смотрит на них и задумчиво улыбается. Седые волосы его треплет редкий на милость в здешних местах, северный ветерок. Наблюдая за детворой, дед замечает, что внук его не особо многословен. “Молчун?… Как быть, молчун растет!”- рассуждает дед,-“Вот что за привычка у русских людей - молчать, не улыбаться, не открываться сразу? В Европе, говорят, те враз и душу, и улыбку нараспашку. Не знают человека, а все расскажут, всем улыбнутся. Все держит в себе русский человек. Вот, Силушку взять, порода эта его нашенская, аль же просто он так на игре стянут?.. Хорошо ли это али плохо? Не знаю пока, надо подумать”.
Дед Анатолий вдруг замечает своим старым, но до сих пор внимательным взглядом, что внук его прихватывает батожок четырьмя пальцами, а пятый, будто оттопыривает в сторонку. Заметив это, старик подзывает мальчонка к себе:
- Силушка, пойди сюда, что это у тебя с рукой? - спрашивает дед подбежавшего внука.
- Ничего, деда, все хорошо,- ответил мальчик.
- Да у тебя, парняша, тут, похоже, ноготь в палец врос. Нужно вычищать, обстригать. Пойдем давай у бабушки Лиды ноженки попросим.
- А это больно будет?
- Не больно. Бог терпел и нам велел.
Нехотя ребенок подчинился взрослому. Соседские ребята, видя, что мальчик уходит с дедом, крикнули ему вдогонку: “Сила, ты куда? Играть-то будешь?” “Сейчас, я мигом,” - спокойной отмахнулся мальчик.
Дед Анатолий с внуком вошли в избу и сели за стол. Бабушка Лида принесла из чулана спирт, вату, бинты, достала острые ноженки и все подала мужу. Дед тщательно обработал спиртом свои шершавые, ветвистые, словно полевая топографическая карта, ладони, протер ноженки и, намочив ватку, хотел было приняться за палец внука, с заломившимся ноготком, но увидел, что мальчонок боится. Мальчик по-детски натягивал скулы и часто дышал, с напряженной неприязнью посматривая на холодное поблескивание острых маникюрных ноженок.
- Вот я тебе какую историю, парняша, расскажу - как у быка копыто заломилось. Слыхал такую? Отец не рассказывал?
- Нет, деда, не рассказывал,- удивленно-радостно отвечал ребенок. Ему нравилось слушать дедовы рассказы.
- Ну, вот видишь, отец не рассказывал, а дедушко расскажет. Вот слушай… Дедушке Мише тогда годиков шесть было или пять может, совсем как тебе сейчас… А тогда все в лесу пасли скотину-то, надо было каждый день ее туда гонять. Заломилось в том стаде у одного быка копыто. Вот видишь, у тебе ноготок в палец врос, а половину ты его сломил. А копыто у быка, это то же самое, как у тебя или у меня ноготок.
- Или как у бабушки? - то ли серьезно, то ли пошутив, спросил ребенок.
- Да, или как у бабушки,- улыбнулся дед и продолжил свой рассказ…
За любой животиной, парняша, уход нужен, не только что за человеком. Ну, вот у нас с тобой ноготок отрос, а мы его сломили, а в рану грязь залетела, воспалилось все… Теперя требуется ноготок твой состричь, ранку обработать, понял?
- Понял, деда, а вот быку тоже больно было? - с детской наивностью познать все, вопрошал внук, уже представляя в своем воображении все явственно и ярко.
- Конечно, а то как же. Вот слушай. Заметили доярки, что бык тот стал ходить не на четырех ногах, а на трех, будто тащит четвертую-то, и все тут. Стадо поотойдет, а он не смогает. Вот его и оставили на дворе... Не следили вовремя, отросло у быка копыто, вот он и надломил его, ну может не полностью, а половину, так же как и ты, так и половины хватит, много ли там надо - рана да грязь, вот болезнь и родилась. Доярки, видя такое дело, оставили его на дворе, в лес не погнали, а вызвали ветеринара. Приехал ветеринар, подошли мужики, завели быка в стойло. Ходит молодой ветеринар вокруг быка, а как к копыту подобраться, не знает.
Делать нечего, стали ждать, пока бык устанет стоять на трех ногах да ляжет. Побрякал он толстой цепью, повилял хвостом да и лег. Долго ли на трех устоишь? “А, что мужики, наложим-ка мы на него плах, пока лежит? Прижмем его к земле, чтоб не поднялся, а дохтор наш ему копыто починит?”- предложил мужичонка в зеленой, совсем выцветшей, рубахе. “А что,может, и мысля! Давайте попробуем!”- согласились остальные, живо вступая в разговор, обдумывая, как они это будут делать. Быстр на чужую заботу русский человек и долог на свою собственную. А там как раз были у двора плахи привезены на дрова, ими топили печи, воду грели… Вот их-то и взяли мужики, принесли, да и навалили на быка с разных сторон, потихонечку, конечно.
Ветеринар обрадовался, у доярок скамеечку взял, саквояжик свой открыл, инстрУмент достал. Только быкова копыта коснулся, а тот моментом вскочит, все плахи, что на него навалили, как спички, и слетели. Что ему эти плахи? Такая силища, так… Ну вот, ходят мужики с ветеринаром вокруг быка - ругаются, а доярки посмеиваются: "Не знают наши мужики, как к быкову копыту подобраться. Отряхнулся бык от плах, да и все тут..."
По случаю, оказался тогда там, будучи ребенком, наш дедушка Миша. С ранних лет он полюбил животных, особливо лошадей, а потому часто хаживал на кузницу и наблюдал за ними. Видывал он, как у лошадей подковывали копыта, и держа это в памяти, выговорил взрослым свой детский совет: “Дяденьки, вот как надо… Он у вас ужотко в стойле, ходу ему нет - с четырех сторон оглобли. Возьмите через сидельник, крутаните вокруг больной ноги и подтяните ее к верху, да привяжите концы к оглоблям, вот вам и копыто на тарелочке”.
“Ха, копыто на тарелочке!”- засмеялись было мужики, но враз сообразили, что парнишка-то правильно говорит. Сходили они, взяли через сидельник у какой-то лошади и влегкую подтянули ногу у быка.
Удивленный ветеринар тут же принялся за свое дело. Покрутился было бык, помахал хвостом, а из стойла на трех ногах не выпрыгнешь. Враз отремонтировал быково копыто ветеринар. Народу собралось много, хвалят Михалко, говорят: “Ну, молодец, парнишка! Подсказал нам взрослым!”. Внимательный был дедушка Миша с самого детства.
“Вот и мы с тобой закончили, парняша,”- делая последний моточек бинтом, приговаривал дедушко Анатолий,- “Иди играй, не балуй только.” Поблагодарив деда, мальчик радостный побежал на улицу продолжить играть в рюхи, а дедушко, подойдя к окну, продолжил наблюдать за детворой.
Теперь Силуан прихватывал батог пятью пальцами и, когда был его черед, бросал батог по фигурам, не улыбаясь, не отвечая на подтрунивания ребят, а даже еще больше ссупившись. Легкая улыбка слетала с его детского лица только тогда, когда он сам, или кто-то из ребят, удачно попадал в цель. “Молодец! Не только за себя, но и за других радуется,"- думалось деду, и он продолжал свои философские рассуждения: “В наших кровях это - не показывать свои чувства, не улыбаться каждому встречному-поперечному, как то делают европейцы или эти американцы, а молчать, хмуриться, то есть и быть настоящим, внимательным. Не тратить время на искусственную, деланую радость, а быть непосредственно в самом бурлящем потоке жизни. А что до улыбки, и мы улыбаться умеем, всему свое время. Вот улыбнись ты русскому человеку, сделай доброе дело, и тут же пропадет его хмурость с лица, будто пыль, вымытая проливным дождем со взопревшей спины лошади, и заулыбается он уж тебе добродушной улыбкой, пожмет руку, обнимет на прощанье и наломает тебе корзину огурцов, что думал засолить он в осиновой кадке, и выставить целое блюдо их на новогодний стол. Отдаст он тебе, не сожалея, ни об огурцах, ни о времени, проведенного с тобой в простом человеческом разговоре, и долго еще будет смотреть тебе в след, шепча: “Вот те на! Бог послал хорошего человека”.
Взираю на тебя сейчас, Силушка мой, и в глубине души задаюсь вопросом: "Сумеешь ли ты передать через поколения ту наблюдательность и проницательность, что были свойствены твоему прадеду? Какое путешествие сквозь жизнь тебя ждет? Однако, чтобы ни случилось, улыбайся, когда искренняя радость наполнит твое сердце, и живи полной мерой, не притворяясь, будь настоящим. Положи свою жизнь на благо ближним, как делали это твои предки... Дай Бог… Дай Бог…"