Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
552. Испытание мужества. 08 октября 1973 года.
Сводка погоды: 08 октября 1973 года. Северное море. По данным метеостанции «Листа флйпласс», Норвегия, географические координаты: 58.100,6.633, первое наблюдение: 01.01.1973 г., последнее наблюдение: 10.08.2007 г., в этот день (во второй половине дня) максимальная температура воздуха была +12.0°С, средняя температура воздуха +9.7°С, минимальная температура воздуха+ 7.0°С. Однако это была температура воздуха в районе метеостанции, но не в центре штормового Северного моря. Скорость ветра в Норвегии была 4 м/с или 3 балла по шкале Бофорта (3,4-5,4 м/с; 12-19 км/ч). Там шли осадки 3 мм и ощущалась эффективная температура воздуха +6.7°С. Это как раз и была дневная температура воздуха в том районе штормового Северного моря, в котором БПК «Свирепый» и тайная советская подводная лодка искали американский крейсер «Ньюпорт Ньюс» или американский АУ «Джон Ф. Кеннеди» или ещё кого-нибудь их ВМС США-НАТО, кто попадётся нам на пути.
Шторм утихал, штормовое волнение уменьшалось, но всё ещё было мощным, сильным, ударным. В этот раз я спустился по вертикальному трапу с крыши ГКП на центральную площадку сигнального мостика без происшествий потому, что тщательно привязывал себя концом штормового линя к поручням штормовых лееров, приваренных к надстройке ГКП. Надёжная связь с корпусом корабля позволяла мне особо не беспокоиться даже тогда, когда при сильном крене бортовой качки надстройка ГКП, на которой я был в лючке фермы обслуживания РЛС ЗРК «Оса», нависала над открытой водой. Главное, надо было цепко держаться за трубы фермы обслуживания, не дёргаться и не рваться в крепких «объятиях» страховочного линя и иметь не менее трёх точек опоры – обеими ногами и хотя бы одной рукой.
Второе условие относительно безопасного ухода с крыши ГКП – это светлое время суток. При свете всё видится иначе, чем тогда во время жестокого сентябрьского шторма урагана Эллин (Эллен). Тогда была темень, непогода, хмарь, мощные ударные потоки брызг и мокрой пены.
Я и сейчас жутко замёрз, промок и пальцы рук у меня почти ничего не чувствовали, но я был в сознании, всё видел, всё понимал и всё рассчитал и спрогнозировал заранее. Я уже имел опыт хождения по открытой палубе в штормовых условиях и не собирался второй раз отпускать руки, падать и окунаться в потоки морской воды на палубе корабля.
Кроме этого, за трое моих бессонных суток, когда я изнурял и изгонял из себя свой панический страх вахтами, работой, общением с людьми, и снова вахтами, и снова работой, я очень хорошо понял, что никакой красивый фотокадр не стоит глупой гибели человека, тем более, что по моей вине за мою глупость, непослушание и нарушение приказа мог пострадать наш командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров. Поэтому я не пошёл на то место у торпедного аппарата ЧТА-53-1135 правого борта, под которым я барахтался в слое потока морской воды и пытался выбраться из-под лееров фальшборта у лафета торпедного аппарата.
Второй раз идти по палубе, которая резко качается и кренится одновременно влево-вправо и вниз-вверх, только для того, чтобы проверить силу своего инстинктивного страха (инстинкта самосохранения) и опять «наступать на те же грабли» я уже не хотел. Я и так знал, что инстинктивный страх у меня есть и он силён, но сильнее страха мой разум, который подсказывал мне голосом не «Сашки», азартного и бесшабашного, как мой старший брат Юра, а голосом «Александра Сергеевича», рассудительного и разумного, как мой папа, Сергей Иванович, доброго и догадливого, как моя мама, Нина Васильевна, и твёрдо-характерного и мудрого, как мой друг, дед Календарь из деревни Дальнее Русаново.
Вот почему для проверки и испытания своего мужества я избрал путь по внутренним коридорам корабля, выход через двери на нижнюю открытую палубу юта возле нижней двухорудийной башни артустановки АК-726 и подход к более прочному и защищённому от шторма фальшборту с прикреплённым к нему большим трапом-сходнями. Здесь, опять привязавшись концом штормового линя к поручням штормовых лееров, я приблизился к краю борта и вцепился руками в алюминиевые трубы и ступени корабельного трапа-сходней (смотри фотоиллюстрацию).
За бортом юта грозно вздымалось вверх и стремительно падало вниз громада штормового моря, Северного моря, Северной Атлантики. Покрытая полосами и разводами пены вода была удивительно прозрачной, чистой, холодной не только на вид, но и фактически, потому что от этой морской воды веяло сильным мокрым холодом, могильным холодом (только без запаха гнили). Вместо плохого (смертельного) запаха море пахло… морем.
От морской воды, стремительно уносящейся прочь за корму БПК «Свирепый», шёл пьянящий запах чистоты, свежести, каких-то рыб, водорослей, йода, морской соли, северного ветра и ярчайших солнечных лучей, которые изредка в разрывах облаков, вспыхивали, сияли и мгновенно преображали море, воздух и всё вокруг в неописуемое красивое зрелище.
Вода моря струилась мощным потоком, она неслась вдоль борта так, что невозможно было уловить, схватить, запечатлеть хоть мгновение этой переменчивости, этой игры воды, волн, пены, брызг. Волны и стремительная пляска воды моря завораживали, притягивали, влекли, манили к себе. Очень хотелось протянуть руку и коснуться этих летящих пенных брызг, погрузить в эту воду пальцы, руку, ощутить её поток и энергию…
Будь я больше «Сашкой Суворовым» или моим азартным и бесшабашным старшим братом Юрой, я бы так и поступил: закрепился бы на краю фальшборта, наклонился бы над водой и храбро коснулся бы ладонью стремительно несущейся и волнующейся воды Северного моря…
Примерно так ранее я «сиганул» за борт и встал на привальный брус, чтобы подхватить из воды тот натовский буй с гидрофонами, которые они накидали нам в районе острова Роколл для поиска нашей новейшей советской подводной лодки. Тогда меня неожиданно обхватила за ноги по пояс набежавшая волна, океан сам поднёс к моим рукам тот буй…
Сейчас море было более коварным, потому что шторм урагана Фрэн уже утихал, но его волны были непредсказуемыми. Вполне возможно, крупная волна не далась бы мне, чтобы её погладить, а всплеснулась бы мощно так, чтобы схватить меня за плечи по пояс и выхватить меня из моих креплений и цепких, но слабых пальцев. Поэтому я усмехнулся саркастической ухмылкой супер разумного «Александра Сергеевича» и сделал то, ради чего я сюда пришёл – с самого близкого, но безопасного расстояния я сфотографировал эту водяную круговерть шторма урагана Фрэн.
- Ты меня уже «поцеловала» шквалом своих брызг - сказал я моей Фее красоты и страсти, лик которой проскальзывал в пенистой ряби волн шторма за бортом. – А я тебя запечатлел для памяти и уношу с собой твой образ. Мы в расчёте…
Фея красоты и страсти в лице урагана Фрэн (по международной традиции всем ураганам даются женские имена) круто взъярилась на мои слова, сказанные вслух в шум шторма. Корабль резко накренился и поток воды от гребня волны хлынул на палубу. Вода бурным потоком накрыла мои ботинки по щиколотку, вцепилась в штанины моей робы, секунду держала меня в своих мокрых и холодных объятиях, а потом обиженно и с возмущённым шумом скатилась в шпигаты обратно за борт.
Я с интересом смотрел на эти «выкрутасы» моей Феи красоты и страсти по имени «Фрэн». Потом я ещё раз глубоко вдохнул влажный морской воздух, постучал в бронированную дверь, ведущую с юта внутрь корабля, подал сигнал матросам за ней, что я вхожу и перешагнул комингс в тот момент, когда он был свободен от потоков забортной воды.
Вот и славно. Моё непосредственное знакомство с ураганами и штормами Северной Атлантики и Северного моря состоялось. Мы обменялись «любезностями» и даже «тесными объятиями и поцелуями». Всё. Этого достаточно. Теперь я знаю, что такое «страстная любовь феи красоты и страсти Северного моря». (Фея красоты и страсти, это образ женщины, родившийся в моём сознании ещё в раннем детстве в 1956-1957 годах. Образ Феи красоты и страсти раскрыт и показан в рассказах книги автора «Мои женщины»).
Фотоиллюстрация из фотоальбома автора: 08 октября 1973 года. Северное море. Шторм, порождённый далёким субтропическим ураганом Фрэн. Это место по правому борту на юте БПК «Свирепый» является самым нижним и ближайшим к поверхности моря. На переднем плане снимка сходни (трап), который выставляются за борт для приёма катеров и шлюпок. За бортом вода Северного моря, покрытая пеной круговерть волн, водоворотов, гребней. Кажется, что вода на снимке застывшая, неподвижная, но на самом деле она несётся вдоль борта и вскипает буруном за кормой корабля. Только это несется не сама морская вода, а наш БПК «Свирепый» со скоростью 18-20 узлов (33,336 - 37,04 км/час) несётся в бурном штормовом Северном море. Если кому-то покажется малой указанная скорость БПК «Свирепый», то примите к сведению, это «несутся» в штормовом море-океане 3200 тонн или 3 200 000 кг стального корпуса длиной 123 метра (длина по кильватерной линии – 113 метров), шириной (наибольшая) – 14,2 метра, высотой борта (в носу) – 12,2 метра, высотой борта в миделе (самая широкая средняя часть корпуса корабля) – 9,56 метра, осадкой корпуса в воде (в корме 7,1 метра) и осадкой с бульбом (носовая выпуклость) – 7,2 метра. Наш боевой корабль проекта 1135 типа «Буревестник» ещё средний по величине и водоизмещению, но всё равно большой, тяжёлый, мощный. Обратите внимание на снимок: корабль опять проходит сбоку от волны-горы и её тело, и вершина водяного вала полностью перекрывают нам горизонт…