С утра было пасмурно. Дождик сначала поморосил, примериваясь, что делать дальше: пойти ли в полную силу или утихнуть. Потом пошёл сильнее. Когда я возвращался из магазина, он лил уже вовсю. Потоки воды струились рекой, заполняя все ямки и выбоины на дороге. Да и на ровном просторе не оставляя сухого места. Нет, это был ещё не тёплый майский ливень с весёлой грозой. Это был дождик-дворник, уборщик перед праздником
- Ну, вот, - подумал я, - теперь не пройти-не проехать.
Так было всякий раз, когда открывались небесные хляби. Дорожки заливало водой, некуда ногу поставить. Но сегодня, к моему удивлению, вся средняя часть асфальтовой пешеходной дорожки была почти свободна от воды. Она текла по сделанному чьей-то умной воле боковому желобку и уходила, почти не задевая мостика, к уличному стоку вниз. Потоп и бедствие в такую пору всякому пешеходу. И мне, будь я обычной обуви, было бы не сдобровать. Но сегодня я приготовился к поединку. В кожаной куртке, в резиновых ботинках и под зонтом был неуязвим. Не то что бедные птахи. Они оставили под деревом большой кусок пирога, брошенный чьей-то щедрой рукой и удалились под крышу дома. Одна только сорока некоторое время сновала между ними, посверкивая белыми подкрыльями.
Ругалась, чихвостила кого-то на своём непонятном языке.
- На себя посмотри. Сама-то, что ли, святая? - отвечали ей галки. Они ли были виноваты, что дождь застал её на чужой территории?
Сорока только взглянула на них своим недобрым глазом, и, вильнув длинным хвостом, исчезла за углом.
А дождь, ни на кого и ни на что не глядя, лил и лил, смывая накопившуюся апрельскую окись перед майскими праздниками. Он пройдёт, а омытая от зимней грязи и пыли земля зацветёт под ласковым солнцем под щебет вернувшихся из дальних стран птиц, под стрекотанье кузнечиков и жужжание шмелей и пчёл.