Дню Победы 9 Мая посвящается…
История одного рода – двух семей, в пламени войны
Воспоминание о Великой Отечественной войне 1941-1945 г..
К счастью, о Великой Отечественной войне наше поколение знает лишь из рассказов родственников, родителей, бабушек, по книгам и фильмам. И всё же… - детство ровесников шестидесятых, так или иначе, пронизано воспоминаниями о той, давно ставшей историей, войне. Лихая доля обошла нас стороной, но наши родители пережили страшную войну, будучи детьми.
Фильмы послевоенных лет в корне отличаются от тех, что смотрели в детстве мы. Возможно потому, что актёры в послевоенные годы не столько играли своих героев, сколько проживали свою и их жизни: блокаду, бомбёжки, голод, смерть близких и друзей.
Конечно же, фильмы послевоенных лет заметно «политизированы», но и в этом проявлена специфичность реальности той эпохи.
Прошло 65 лет, но и в «старых» и в современных кинолентах о Великой Отечественной войне не всё досказано. Есть странички, куда и поныне драматурги не решаются заглядывать, опасаясь быть «не понятыми», ибо столь неоднозначна трактовка военных событий. Рассказы же очевидцев проливают свет на отдельные факты, уходящие из поля зрения литераторов и историков. А время не ждёт… - ветеранов становится всё меньше и меньше.
***
Нина Фёдоровна Малькова и её семь сестёр и братьев войну пережили дома - в Челябинской области на Южном Урале, в деревне.
Жилось тяжко, но с голоду не умерли. Не считаясь с изматывающей усталостью, много работали. Работали и дети. Засевали необъятное поле картофелем, держали корову, овец, но молока и мяса не видели - всё без остатка сдавали для фронта, для Победы. Питались одним картофелем. Весной щипали и ели проклюнувшуюся первую травку - щавель, кислятку, лебеду, разные «дудки». Хлеб пекли наполовину с травой, отрубями и опилками, желудями.
Картофель сильно надоедал, хотелось настоящего хлеба. У тех, у кого не было своего картофеля, питались картофельными очистками. От лебеды болели: распухали ноги, люди слепли и даже умирали от неё. Но всё же, от голода на Южном Урале умирали в основном приезжие люди – эвакуированные, у кого не было своего хозяйства, и не приспособленные к деревенской жизни.
Слушая рассказы «старых» людей, сейчас, спустя десятилетия, не могу понять:
- Почему ели именно лебеду?! Ведь на Южном Урале – море иных съедобных, притом не вредных трав?! Прихожу к выводу: люди очень плохо знали свою природу, растения. Нигде не слышала, чтоб заваривали чаи из листа смородины, малины, мяты, душицы, зверобоя, таволги. А они покрывали леса, огороды, улицы!.. Это – и витамины, и лекарства. Не слышала, чтоб собирали грибы. Вероятно, - их сдавали для фронта тоже.
***
По рассказам родных: тяжелее всех жилось эвакуированным из блокадного Ленинграда. На Урал эвакуировали с Ленинграда, Москвы, в том числе – детские дома. Своего хозяйства у них не имелось, и они не были приспособлены к сельской жизни. Эвакуированные дети учились вместе с сельскими ребятами. После войны ленинградцы уехали в родной город.
Был такой случай:
- Женщина, голодая, закрыла маленьких детей в доме и ушла на работу в другое село, но заболела, попала в больницу. А когда вернулась, – все дети уже умерли от голода…
В колхозе работали с восхода до заката, в том числе и дети. Дети, что не работали, нянчились с младшими, ухаживали за домашним скотом, работали на огородах, пряли и вязали варежки, носки для себя и для фронта. Новорожденные часто умирали потому, что матери не могли ими заниматься - работали, а присматривали за грудничками малые дети – шестилетки-семилетки. Да и молока не хватало для малюток, тогда как в хозяйстве имелись свои дойные коровы. Молоко сдавали, чтоб оплатить неподъёмные налоги.
О победе 9 мая 1945 года узнали по поднявшемуся в деревне крику, плачу. Люди бежали и громко, что есть сил, кричали: «Победа! Победа!». Обнимались, смеялись, причитали; кто плясал, кто бился в истерике и рыданиях. С фронта в деревню вернулись немногие. Так пришла долгожданная Победа на Южный Урал.
У отца Нины Фёдоровны Мальковой была бронь. На фронт его не призывали, так-как он считался высококвалифицированным механизатором и руководил ремонтной мастерской - МТС; готовил к севу трактора и комбайны; заведовал маслобойным заводом.
Изредка ему удавалось унести – украсть грамм, для детей растительного масла. Для этого он по каплям собирал с железных деталей маслобойных механизмов чайную ложку в пенициллиновый пузырёк, прятал его на груди и уносил детям. Фёдор Васильевич Мальков сильно рисковал: за воровство 5-ти грамм растительного масла его могли расстрелять, но дети голодали, тогда как подворье полно живности: куры, гуси, овцы, телята, корова…
Дома пятью граммами ворованного масла сбрызгивали ведёрный чугунок отварного картофеля. И для двенадцати человек огромной семьи, то был – незабываемый праздник. Нина Фёдоровна всю жизнь помнила неповторимый аромат, ибо вкуса ничтожное количество не давало – только аромат. С тех пор и дети, внуки по-особенному относятся к аромату настоящего подсолнечного масла, к картофелю.
Фёдор Васильевич Мальков погиб после войны. Перед севом он пошёл через Урал – на другую сторону горного хребта, в соседний город, за деталью для комбайна. Сев нельзя было сорвать. За два дня прошёл более ста километров через уральский хребет по талому снегу. При переправе через горную реку он провалился под лёд. В руке нёс бидончик с запчастями и, спасая их, сам вымок. Сушиться не стал, так-как спешил – начинался ледоход и сев. Дома заболел воспалением лёгких и умер, оставив многочисленную семью на попечение моей бабушке. А там… - мал-мала - меньше! Младшему не было и годика… – 8-мь детей! Бабушка всех подняла одна!
***
Семья Сивуховых – Дворникова (Сивухова) Евгения Левонтьевна и её дети: Иван, Люба, Паша, Поля всю войну пережили в оккупированной немцами Белоруссии - под немцами. Через Гомельскую область и Реченский район немцы с жестокими боями как наступали, так и отступали. В страшной бойне Евгении Левонтьевне удалось сохранить почти всех детей. Всё военное лихолетье младшие находились в маленькой белорусской деревушке Ровенская Слобода.
Деревушка до войны изначально являлась фамильным хутором. Землю прапрапрадеду даровал русский царь за проявленный героизм в русско-турецкой войне, в походе Суворова через Альпы на помощь братскому славянскому народу.
Но перед Великой отечественной войной, в годы коллективизации, как и многих трудолюбивых землепашцев их «раскулачили». В вину поставили и то, что Евгения Левонтьевна и её муж Пётр Васильевич имели церковный сан; и не отступились от православия. Они продолжали вести службы в деревенской церквушке, собирая верующих с окрестных селений.
Пётра Васильевича арестовали и отправили в Гомельскую тюрьму, где он уже через месяц обезножил. Это-то и спасло. Отправить этапом в Воркуту, как земляков, власти не смогли. И бабушка смогла деда выкупить за скопленные ценности.
Дом, землю, скот - всё отобрали. Телеги книг, что хранил дед, вынесли из хаты, свалили в кучи. Тётушка говорила, что они стали первым фондом сельской библиотеки. Дом приспособили под первый в селе клуб и библиотеку. Иван Петрович – будучи ребёнком, через подвал прокрадывался в свой бывший дом, чтоб посмотреть «кино». Евгения Левонтьевна вступила в колхоз, отдав корову, лошадь и продолжала трудиться - сеять хлеб, лён. Иначе – не выжить!
Когда наши войска отступили, а немцы захватили Белоруссию, взрослые ушли в партизаны. Бабушка пекла хлеб партизанам. Очень многие родственники возглавили подполье в Речице и партизанские отряды. Бабушка очень боялась, за это могли всю семью, включая детей, расстрелять. Она кормила партизан даже тогда, когда в деревне стояли немецкие части. А мой отец, - десятилетний мальчик, носил записки партизанам в лес. Он хорошо знал все тропки лесные. Так или иначе, все жители разделились на тех, кто встал на сторону оккупантов, и тех, кто выживал.
Колхозники коров прятали в лесу, пытались даже сеять хлеб, чтоб кормиться самим и кормить партизан. Местные полицаи (свои же!) поймали и повесили в соседней деревне племянника бабушки - партизана. Ему было всего шестнадцать лет. Расстреляли многих родственников – партизан. Их выдал «свой» - полицай.
Когда первый раз пришли в деревню каратели, партизаны успели предупредить жителей, и те попрятались (поховались у лисе) в лесу. Вернулись… – деревня сожжена...
Уцелело только два дома. При первом приходе карателей уцелел дом Евгении Левонтьевны. Бабушка, убегая, успела его замкнуть на ключ. Каратели зажигали изнутри, обливая бензином. Но во второй приход карателей сгорело всё. Жить переселились в землянку. Пётр Васильевич после тюрьмы прожил совсем немного. Умер от болезней.
В войну семенное зерно колхозники прятали в лесу - в ямах, маскируя сверху землёй. Полицаи и немцы не разорили – не узнали. А уничтожили посевной фонд – наши! При наступлении они скормили его лошадям, высыпав на землю. Моя тётушка сильно сокрушалась о том всю жизнь. – Не понимала, как «свои», зная о голоде, столь варварски поступили с выжившими в бомбёжки детьми и женщинами. Разразился послевоенный голод, от которого умирали уцелевшие в аду войны.
В войну свирепствовал тиф, унёсший много ослабевших голодом жителей оккупированной белорусской земли. Тяжело болела тифом Поля и Паша, но выжили.
Самым тяжёлым испытанием оказались даже не болезни, бомбёжки, расстрелы и каратели, а голод. Тогда как в блокадном Ленинграде выдавали хоть мизерные кусочки хлеба, в Белоруссии не имелось и того. А население обирали и оккупанты, и полицаи, и партизаны, а потом и наши наступающие части – все!
Дети собирали всевозможные коренья, ели траву, пухли от травы и умирали. Когда на постое в хате жил немецкий офицер, ему денщик приносил кашу. Тот, то ли издеваясь, то ли ещё почему, оставлял тарелку с кашей на столе. Однажды, не выдержав голода, маленький Иван всё же её попробовал…
Во время отступления немцев шли сильные бои. Стреляли и бомбили все: и немцы, и наши. Деревня с уцелевшими женщинами и детьми вновь оказалась на линии фронта. Горело всё – даже земля! Снаряды испахали поля и перебили всё, что оставалось живого на ней. Бабушка с детьми – моими тётушками и отцом, в бомбёжку пряталась в саду – в землянке.
Снаряд разорвался в саду. Любу тяжело ранило осколками. Деревню с окопавшейся немецкой частью бомбила наша авиация – наш легендарный женский полк! прозванный «ночными ведьмами». Ровенская Слобода находилась на линии фронта!
Тяжело израненную девушку спас немецкий офицер части, стоящей в деревне! Тётя Люба до конца жизни помнила его имя. Оно - типично немецкое, - то ли Ганс, то ли что-то схожее – Генрих?.. Она хотела как-нибудь найти его родных. Только понимала, что не реально. - Близился конец войны и не все немцы хотели воевать. У них тоже оставались семьи, тем более, что бомбы не разбирали на кого падали: на немцев или выживших до того белорусских детей. Это только в художественных фильмах наши наступающие части успешно бомбили города, где засели фашисты. О том, что там же прятались в подвалах советские люди и дети речи не шло. Словно снаряды, как интеллектуальные роботы, избирательно уничтожали лишь врага. Война - это – война! В ней проявляется всё – и плохое, и хорошее, что есть в человеке.
В немецком госпитале в Речице опытный немецкий военный хирург сделал белорусской девушке сложнейшую операцию на голове: удалил часть осколков из головы. Вся в бинтах, израненная она лежала вместе с ранеными немецкими солдатами, когда наша авиация разбомбила госпиталь. Город горел. Немцы отчаянно сопротивлялись, а наши – наступали. Еле живая, юная Люба доползла до разбитого окна и вывалилась из горящего госпиталя. Она отползла от огня, но силы покинули.
Её заметил советский солдат и наставил автомат, думая, что это раненный фашист. Тётушка нашла силы прошептать: « Я – своя! Я – белоруска». Потом, ей как-то помогли добраться до хутора. О том она не рассказывала, точнее мы не спрашивали по причине молодости.
Несколько осколков оставалось до конца жизни. Уже в наше время Любовь Петровне предлагали сделать операцию и удалить, но она так и не решилась. Один осколок разрезал бровь, но зрение сохранилось, благодаря немецкому врачу. Только навсегда на лице оставался глубокий шрам. Другие осколки сидели внутри тела и постоянно «двигались», напоминая болью. Прожила Любовь Петровна 78 лет, работала землеустроителем на Урале. Львовский педагогический университет она так и не окончила из-за войны.
Из оккупированных деревень немцы отправляли молодёжь в Германию. От отправки Любу, Пашу и Полю несколько раз спасал немецкий офицер, «квартировавший» в деревне. Он предупреждал Евгению Левонтьевну о готовящейся карательной операции, чтоб та прятала дочек. Бабушка закрывала девочек-подростков, в землянке в саду. Сверху засыпала хворостом и землёй.
Немцы, стоящие в селе, знали, но никто не выдал! - Люди разные воевали и с нашей и с немецкой стороны.
Тётушка, бабушка рассказывали, что особо зверствовали, жгли заживо людей не немцы, а мадьяры, румыны, финны и украинцы! Даже немцы порой предупреждали жителей, чтоб опасались не их – не регулярные части, а СС и фашистких «союзников».
После отхода линии фронта на запад, на окраине деревни после боёв остался искорёженный немецкий танк – тигр с крестами. Через деревню шли и танковые части! 12-ти летний мой отец, как все любопытные дети, искали после сражения гранаты, оружие, патроны. С друзьями лазили по подбитому танку. На его глазах все его, выжившие до того друзья, подорвались на оставшемся в танке снаряде.
Двоих тяжело ранило. От других остались лишь куски тел и вывороченные из животов кишки, разбросанные по танку и земле. Сам же Иван – мой отец, - единственный кто не пострадал. Ему самому пришлось собирать останки друзей и хоронить. - Взрослых мужчин в деревне живых не оставалось. Спустя многие годы, выпив горькую, сидя за столом вместе с котом Седым, он плакал и без конца рассказывал. Только у меня не хватало сил слушать подробности о войне.
Когда в 1941 году немцы наступали, они мирных жителей не трогали, заняв деревню - не грабили. С жителями разговаривали, продукты у населения не отнимали, а покупали или выменивали на дефицитные - керосин, спички, соль.
Но за ними шли наёмники – мадьяры, румыны, финны, венгры. Те вели себя жестоко с населением. А вот расстреливать, грабить, жечь начали уже после прохода передовых войсковых немецких частей. Особо свирепствовали – СС, каратели в сговоре со своими же полицаями. Они жгли хутора вместе с живыми людьми, вешали, расстреливали, угоняли в Германию. Там о человечности речи не шло. Пережившие войну, не забывали никогда зверств карателей.
Во время отступления немцев и за все годы оккупации, жителям удавалось, несмотря на лютый голод, сохранить от разграбления какой-то скот и запас семян. Но сохранённый ценою детских жизней семенной фонд, был уничтожен при наступлении наших войск – его отдали лошадям, высыпав на землю. Вряд ли здесь, что-то можно сказать новое… – освобождённые из фашистских лагерей узники, направлялись напрямую в столь же жестокие сталинские лагеря! Предвзятое отношение проявлялось порой и к тем, кто всю войну прожил «под немцами» на оккупированной территории Белоруссии и смог уцелеть в бомбёжках, от тифа, голода, карателей, полицаев, угона в Германию, расстрелов, виселиц. - Выжили ведь только женщины и малые дети… – единицы из них.
На освобождённой от немцев белорусской земле скот - побит, люди – побиты, поля и сады – сожжены, сеять нечем, земля и та сожжена! Остался только лютый голод и угроза сталинских лагерей.
Старший сын Евгении Левонтьевны - Николай Петрович, в начале войны учился в лётном училище, но был отчислен из-за судимости отца священнослужителя. С боями он дошёл до Сталинграда, но не лётчиком, а танкистом – водителем Т-34.
Под Сталинградом в 1942 году его в очередной раз подбили, танк сожгли. После боя обгоревшее до неузнаваемости тело танкиста похоронная команда принесла к братской могиле, чтоб закопать вместе с погибшими воинами. Николая положили на краю могилы. Но на ногах у него уцелели новенькие, полученные накануне боя, хромовые сапоги. Солдату из похоронного отряда стало жалко закапывать вместе с телом танкиста хорошие сапоги, и он попытался снять их. Николай очнулся и застонал от боли. Так хромовые сапоги спасли жизнь моего дяди, иначе его б похоронили живым.
Встречались мы с Николаем Петровичем однажды, в начале семидесятых годов:
- Большая семья, добрая жена, отстроенный дом, яблони и груши в саду, только сложно смотреть ему в лицо: лица, как такового не было. Сохранились только глаза – без ресниц, без бровей и шрамы от ожогов. Ушей нет вовсе - они полностью сгорели.
Дядя Коля почти год находился в госпитале Ташкента, Сибири. Спасли его пересадкой кожи. Умер Николай Петрович на восьмом десятке лет от рака. Работал учителем, директором школ. Чтим и уважаем в родном селе и за его пределами. Родные рассказывали:
Бабушку в 1942 году выдал полицай, сообщив, что её сын воюет в Красной Армии. Немецкий офицер выстроил семью – моего отца и тётушек – детей, на расстрел. А бабушка смогла его отговорить. Она прекрасно владела многими языками. Хорошо говорила на немецком.
Офицер её спросил, - правда ли, что сын в армии? Бабушка сказала правду. И добавила лишь: «Ты же тоже воюешь! И твоя семья сейчас осталась в Германии – твои мать, сёстры… - представь, если придут наши и за то, что ты на войне, поставят их на расстрел их?!..». - Так мудрость Евгении Левонтьевны спасла род и позволила нам – внукам, правнукам, праправнукам, появиться на свет.
***
Даже в семидесятые годы, спустя десятилетия, Белоруссия не залечила раны, здесь всё напоминало о войне: и шрамы на лицах переживших оккупацию людей и земля - вся во рвах и воронках. Узкие лесные дорожки выводили на пустыри, заросшие бурьяном поля. Вдоль затянутых травой стёжек виднелись буйные непроходимые крапивные холмы на месте сгоревших хуторов и деревушек. Из зарослей бурьяна страшными обелисками высились красные с белыми пятнами – следами побелки и огня, оплавленные, обожжённые кирпичные трубы печей – все, что оставалось на пепелищах после карателей и страшных боёв. Стояли летние солнечные дни, но всё здесь говорило о войне. И люди, спустя годы, не селились там.
Евгения Левонтьевна Дворник (Сивуха) прожила долгий век. Никогда не сидела без работы, даже когда не стало сил ходить: опираясь на посох одной рукой, другой окучивала картофель. Лёжа в постели, за несколько дней до смерти, вязала своим совсем взрослым внучкам и правнукам варежки со множеством узелков: из мелких кусочков старых ниток от распущенной древней кофты. Готовясь уйти навсегда, последние подарки родным она прятала по подушку.
Расставаясь с уезжающей на далёкий Север внучкой, долго махала вослед морщинистой маленькой рукой из окна… – вся чистенькая, беленькая… - в белом платочке, в белой кофточке. Мы обе понимали, что прощаются навсегда. Жизнь научила – дорожить всем, и постоянно трудится.
Бабушка тихо ушла - в 95-ть лет.
Всегда верила в Бога. Каждый вечер молилась за всех. Никогда не повышала голоса, никогда ни о ком не сказала ни единого дурного слова. Но всё же, какая-то горечь у неё оставалась до конца жизни, - нет не из-за немцев, а – из-за «своих». И это объяснимо: от чужих людей добра не ждут. - Только как относиться с пониманием к тем, кто не жалел свой же народ?!..
Не имея возможности досыта накормить детей, бабушка изо всех сил пыталась кормить нас – внучек: буквально «пичкала» уличную детвору бутербродами, блинами, вареньем, конфетами – всё боялась ГОЛОДА.
Мы противились её назойливой заботе; отказывались от бесчисленных хлебных кусков, толщиной в полбулки. Бабушка сердилась и успокаивалась лишь тогда, обманывая бдительность, внуки делали вид, что согласны съесть очередной бутерброд с толстым слоем масла и с горкой сахарного песка. Сами же, тайно отдавали хлеб собачке Динке, или украдкой возвращали на стол. Но никогда ни крошки не бросали на землю! Пережившие голод родители научили нас ценить хлеб. Считалось, что бросить кусочек хлеба на землю – кощунство! У меня рука не поднимается смести крошки со стола и выбросить в помойное ведро. Срабатывает стопор. Я собираю, чтоб скормить, как минимум, птичкам, собакам. Коробит от увиденных кусков раскисшего хлеба возле мусорного бака. Не поднимаю, лишь понимая, что его подберёт птица или бродячий пёс.
Бабушка ела очень мало. Её невозможно было увидеть праздно сидящей за столом или лежащей на постели. Вставала задолго до рассвета, когда мы спали. Внучек будили ароматы белорусских щей, драников и блинов. Засыпали в доме под убаюкивающий распев молитв за здоровье бесчисленных родственников, знакомых и просто – за людей. Спать ложилась бабушка тоже позже всех.
Она строго соблюдала все христианские посты и каноны. Во время поста почти совсем ничего не ела, худела, обессиливала. Но никакие уговоры детей и внуков не могли поколебать решимости в вере.
Только позже, повзрослев, стало понятно, что тем самым она благодарила Бога за спасение семьи в войну. Вера помогла ей сохранить детей от голода, эпидемий, бомб, пуль, пожарищ, сталинизма и фашизма там, где выжить невозможно.
На крыше бабушкина дома, как и на многих белорусских домах, до войны находилось большое гнездо бусела - аиста. Каждый год аисты возвращались и в гнезде появлялись птенцы, а в доме - младенцы. Когда бабушка заводила речь за войну, то всегда вспоминала своих аистов. Они жили до момента, пока каратели не сожгли деревню. На вопрос внучек, куда делись аисты, она печально задумывалась и долго молчала, а потом отвечала, что не знает. Возможно, она щадила наши детские души и не говорила, что аисты не бросили птенцов и сгорели вместе с хатой.
Аисты не вернулись в разорённую деревню и не принесли больше в хату бабушки новорожденных.
После войны семья переехали жить на Урал. В разорённой Белоруссии - пусто и голодно. Нужно жить дальше. Поля, Паша, Николай уже со своими семьями в шестидесятые годы вернулись с Урала на родину. Евгения Левонтьевна, её старшая дочь – Любовь Петровн, сын – Иван Петрович, нашли покой в уральской земле. Когда писала текст, отец ещё жил. Редактирую, и остановилась. Пришлось изменить фразу: «Живёт на Урале» на фразу «Жил на Урале». Белоруссия из некогда братской республики стала другим государством.
Написано по воспоминаниям родных.
Ключевые слова.
Великая Отечественная война, Россия, Белоруссия, Германия, 9 мая, 1941-1945, Победа, фашизм, Урал, Южный Урал, Колхоз, Мтс, Украина, финны, мадьяры. Румыны, полицаи, партизаны, партизанские отряды, каратели, аисты, голод, вера, христиане, славяне, Сталинград, Крым, танкист, Т-34, пашня, колхоз, репрессии, голод, тиф, Речица, Гомельщина, Ровенская Слобода, картофель, горы.
Анонс.
Воспоминания о Великой Отечественной войне уральцев и белорусов. История двух родов, победивших в войне 1941-1945.
Фото автора.
На фотоснимке: Сивухов Иван Петрович вспоминает о войне.
10 ноября 2008 год и кот Седой. Аша. Южный Урал.
Вспоминая о войне