Четыре очерка о Вере. Очерк четвертый

Борис Марков 1
Систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством - наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок от шести месяцев до одного года.
Те же действия, совершенные лицом, ранее судимым за бродяжничество или попрошайничество, - наказываются лишением свободы на срок до четырех лет.*

Пролог.
Что бы ни говорили, а в СССР было много чего хорошего, чего нет сейчас. Но с другой стороны, было и то, чего как-бы не было. По всем правилам и по всем законам, не должно было быть попрошайничества, нищенства и бродяжничества. Раз социальной основы нет – значит ты сам не хочешь работать. Трутень. Тунеядец. И в уголовном кодексе было предусмотрено наказание, и в постановлении «О мерах ликвидации нищенства», и в указах «О мерах борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами», и «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни».
Вспоминается по этому поводу мне одно путешествие в далеком детстве. Поехали мы с мамой в гости к хорошим знакомым, в одну из Советских среднеазиатских республик отдохнуть в самое лето, позагорать, поесть замечательных фруктов. Так вот, еще на вокзале, меня поразили две вещи. Первая – бородатый мужчина в невыносимый солнцепек сидел на коврике, в тюбетейке, полностью закутавшись в теплый стеганый синий халат, и пил из пиалы горячий чай. Вторая – то там, то тут стояли или сидели плохо одетые люди, или совсем в лохмотьях и, раскачиваясь, просили милостыню. Раньше такого я никогда не видел.
Хорошо быть маленьким. Если есть вопросы, любящие взрослые, мама или папа, дедушка, или бабушка, все доходчиво объяснят, и ты бежишь дальше, вопросов пока нет и жизнь снова прекрасна и удивительна.
Про мужчину в халате мама сказала, что мне в шортах и футболке жарче, чем ему, потому что, защищаясь от солнца ватником и выпивая горячий напиток, местные жители умеют охлаждаться по принципу холодильника. Тогда я не понял, но маме поверил. Про людей в лохмотьях, черных то ли от ветра, то ли от загара или грязи, около которых прямо на земле лежали в основном медяки, сказала, что рабочих мест много, но люди по разным причинам работать не идут. Плюс привела цитату из какой-то энциклопедии, что нищие у нас исключение и их очень мало, нищенство распространено в капиталистических странах, а наш строй самый лучший и мы эти пережитки рано или поздно одолеем. И тут я поверил, думаю уважаемый читатель и ты бы поверил на моем месте.
Не смотря на то, что из всех законов наказание ушло, а в нашей новейшей истории этих людей не убавилось, а прибавляется, сейчас определенные люди любят покритиковать именно «совок». Посчитали, не знаю, правда, или нет – мол осудили по данным правонарушениям всего процента два от общего числа, не больше, да еще и приводят факты осуждения людей за тунеядство, но по политическим мотивам… Один только показательный процесс над Иосифом Бродским со ссылкой в Архангельскую область чего стоит…
Впрочем, сегодня мы помянем именно попрошайничество в том виде, как способ дохода. При чем здесь Вера? А вот при чем. Есть люди, так или иначе живущие не по совести, без нравственности и без милосердия. Беспринципные. Про таких говорят – нет ничего святого.
 
Довелось мне продолжительное время работать в самом что ни на есть центре города, на ответственной работе. Часто летая в Москву, видел много попрошаек и знал уже не понаслышке, что помимо людей, оказавшихся в социально опасном положении (проблемы старые, но новые времена диктуют новые термины), есть значительный пласт ряженых, профессиональных нищих. Нет, и дома такое наблюдал, например пацанва на рынке подбегает: Дядя, дай на хлебушек! Правда, голодный? – спрашиваю. Правда, - отвечают. Ну, пошли, куплю тебе чего-нить. Примерно половина со злостью убегала туда, где были старшие, пославшие их на промысел, другая половина с удовольствием ела пирожок. Чаще с мясом, но иногда просили с повидлом, или изюмом, дети ведь. Мне не жалко, ежели так.
Но в Москве всего много, много и разновозрастных граждан, помышляющих попрошайничеством. На вокзалах, в аэропортах, в супермаркетах, в пригородных электричках, в вагонах метро. Одно время почти месяц каждый день ездил на метро, и на разных направлениях заприметил весьма колоритную личность, достойную описания. Представьте себе согбенную старуху, одетую в старые, растянутые, потертые разноцветные кофты, выцветшие юбки, лицо в каких-то вызывающих морщинах, поверх седых, нечёсаных волос – грязный бинт с кровоподтеком, как от ранения в голову. Хромающей походкой ходила она по вагонам и рассказывала жалобно про болезнь, потерю денег и документов, про дочь-инвалида и просила помочь, кто, чем может. Судя по полной коробке, которую она держала в руках, на Руси немало людей сострадающих. Однако увидев ее же через пару дней на другой линии метро, что-то заставило меня присмотреться к ней повнимательнее. Ага, подумал я, подходя поближе, бинт чистый, но характерный кровоподтек совсем с другой стороны, на виске. Хромает так же сильно, но уже на другую ногу. Одежка другая, стираная, но в заплатах. Речитатив другой. И глаза. Глаза. Когда я подошел и взглянул ей в глаза, наши взгляды на долю секунды пересеклись и… Я увидел цепкий, холодный и осмысленный взгляд, совсем еще нестарой женщины, может чуть старше меня… Впрочем она тут же справилась с собой, отвела взгляд долу и с заученными фразами заковыляла по вагону. Неизменна была только коробка, в которую сердобольные люди кидали монеты и купюры. Племяш мой, коренной москвич, рассказал, что таких профессиональных попрошаек, овладевших навыками актерского мастерства немало и дневной доход их бывает переваливает за десяток тысяч, что даже с учетом отчислений, на порядок выше зарплаты среднестатистического жителя столицы.
У Артура Конан-Дойла в одном из рассказов описан такой человек, днем скромный служащий, а ночью гримирующийся, одевающийся в лохмотья и просящий подаяние в многолюдном месте оборванец. Так вот, его ночной доход в несколько раз превышал дневной заработок.
Теперь переходим непосредственно к случаю, связанному с Верой. В тот период работа у меня была в основном за компьютером, десять-двенадцать часов, это сейчас до пятнадцати тысяч шагов день шагомер в браслете насчитывает… В общем придумал тогда я быстро перекусывать и ходить в обед, прогуливаться до набережной и обратно. И тренировка, и говорят по фен-шую хорошо на воду смотреть, хотя бы недолго.
Дело было ранней весной, одет я был во все строгое, офисный костюм, галстук, кожаное пальто, все черное, плюс иногда к усам добавлялась щетина, а иногда даже короткая борода, с проблесками седины. Надо сказать, что часть моего пути пролегала через городскую площадь, на которой стоял храм.
У врат всегда стоят бомжи, бродяги всякие, но сегодня речь не о них. Когда я увидел приближающуюся ко мне фигуру, я невольно вспомнил фразу из культового фильма 2000 года «Брат-2». Персонаж Сергея Бодрова-младшего спрашивает таксиста: Скажите, а у вас в Москве брат есть?
Навстречу мне шла очень похожая на московскую старуха, разве чуть плотнее и выше, одетая в черные, затертые хламиды, сутулящаяся, крестящаяся, скороговоркой что то бормочущая, но, в общем, понятно - просящая деньги за ради Христа, но снова с молодым, цепким, холодным взглядом.
Это сейчас я думаю, что был неправ, обойти бы стороной, и всего делов. Нет же, иду навстречу, руки складываю на животе и глядя строго в глаза медленно, басовито поучаю, с нажимом на О: Не подам. Не подам сестра во Христе, ибо сказано в писании - Благотворящий бедному дает взаймы Господу и Он воздаст ему за благодеяние его. Бедному сестра, страждущему. А не алчущему злата и серебра. Блаженны же только нищие духом ибо их есть царствие небесное… Откуда это во мне, лилось как по маслу, это потом подумалось, что не должен был, а тогда вещал, вещал, вещал…
Надо ли говорить, что женщина (конечно, никакая она не старуха) приняла меня за строгого священнослужителя, как подменили ее, с нее слетело всяческое кривляние, глаза стали чистые, ясные, но наполнились страхом. Испуганно кинулась она на колени, начала бить поклоны, креститься на храм, пытаться схватить меня за руку, исповедоваться в многочисленных грехах, обещать прекратить попрошайничать и пойти работать, простить и благословить.
Но это было бы слишком. Я только сказал: Работай сестра, ходи в храм и искренне молись и воздастся тебе по делам твоим, – и пошел восвояси, размышляя, что произошло и оглядываясь. И пока я ее видел, она продолжала стоять на коленях посреди площади, бить поклоны и молиться на кресты храма.
Ни на следующий день, ни в другие дни я ее на площади больше не видел. Я всегда надеюсь на лучшее, что-то подсказывает мне, что она сдерживает свое обещание, данное Ему. Значит ничего не потеряно, значит вернулась душа на положенное место.

Эпилог.
Итак, уважаемый читатель, этим случаем из своей биографии я завершаю тетралогию, сагу о Вере. Прошу не считать этот случай, каким то курьезом, он серьезен. И ты верь, читатель, что женщина эта переменилась. И я потом ходил в храм и испрашивал прощения за проступок свой у Господа…
Я очень надеюсь, что каждый из Вас остановится хоть на мгновение и задумается о том, как он проживает свою жизнь, о смысле своей жизни, о любви к людям, о любви к родным и близким, о месте в душе Богу и Вере….
Закончить хочу замечательными словами персонажа Евгения Миронова в фильме «Мусульманин». В очень сильной сцене, когда он читает молитву и раскачивая вырывает из потолка крюк, на котором хотел повеситься его старший брат, он говорит: Не можете молиться - не молитесь, не можете поститься - не поститесь. Не можете верить в Христа - не верьте. Не можете верить Мухаммеду - не верьте. Но знайте: придет Сатана - и вы поверите ему, потому что он заставит вас поверить ему. И будет плохо... 

* ст. 209 гл. 10 Уголовного кодекса РСФСР от 27 октября 1960 г.