Волков, гл. 2

Виктор Пеньковский-Эсцен
- Фамилия?

- Лыкас Олег, - ответил я.

Из-под очков работница отдела кадров на меня взглянула:

- Отчество скажете?

- М-м, Рамзесович, - ответил я.

- Чего? – Работница, забыв элегантность, стянула с себя окуляры.

Я повторил, ожидая подкошенных кверху уголков иронии губ.

Но этого не свершилось.

В этот день я получил работу токарем третьего разряда.

- Я придумала, - встретив меня на обратном пути моего трудоустройства, София, - это, конечно, невозможно так жить. Ты – человек особенный, я это поняла только сегодня.

- Интересно: когда же, в который это час? – Равнодушно отвечал я, выслушивая, тем не менее, четкий слог скабрёзного цинизма, теряя с каждым шагом настоящую гениальность своего предназначения.

Оно, - гениальность та, вроде как из недотянутого крана поливной воды истекало, истекало из меня тонкой, вялой струёй.

«И, в самом деле, - думалось мне, - нужно бросить об всем нереальном думать. Нужно «опроститься», так скажем, и потом… Любовь Софии… А она не разлюбит меня после того?»

Я разделял, пожалуй, на сей счёт свои идеи с моей пассией.

Она думала.

Солнце хлестало лучами по ее порозовевшим щекам и разорённое нечто застыло в ее выражении, казалось.

Улыбкой прежней держалось ещё живительное пристрастие к выдуманной моей личности. И я наделся – это надолго. Ли? Впрочем, навсегда?

- Ты не должен вот так просто отказаться от себя. Ведь я тоже, туда же…

- Куда же? – Вторил, - куда же… Теперь я - просто токарь!

Она мельком взглянула, стирая мазком художническим люкс красок секретных для меня, с меня же.

- Ты сначала мне всю голову свернул, а теперь назад хочешь? – Дала она вопрос себе под ноги.

- Может быть, ты и права в чем-то? Зачем лезть в то, что однажды причудилось? Не излишне ли?

- Когда же тебе то-это могло причудиться. Ты, кажется, всегда такой был.

- Не знаю. Что-то в голове сидит, сидит. Втюхалось и сидит. Не болен ли я случайно?

Мы переглянулись. В ее глазах ещё блистал тот недоверчивый огонёк равнодушия, который пустыней разросшейся мог бы поразить ее всю. Но он был, оставался недоверчив. Она все еще была, была еще уверена в неких особых возможностях моих.

- Смотри, - продолжала, - если ты в чем-то начинаешь сомневаться – нужно воспользоваться иной энергией, чужой. Биполярность – вообще конёк!

- О чем ты, Соня? Слова какие!

- Я говорю о том, - она вздохнула, - о том парне, который был в твоей жизни, имел место быть.

- Кто же это таков же? – Я остановился, пресекая разнос того самого настроения циничности всей речи. Куда меня толкало? И где предел?

- Волков, - ответила она, сузив глаза.

За одно проследила нескрываемый взлёт моих бровей. Сухо плюнув в сторону, я продолжил путь.

- Ты же мне говорил сам.

- Я не пойму. Какой Волков? Тьфу ты! Ты его хоть раз видела?

- Он сам со мной познакомился. Я сидела с ним в кафе.

- Где-е?

- Кафе, - пояснила девушка, - в кафе, уличном кафе. И что? Мы с ним разговорились.

- Я не пойму, во-первых, как ты с ним разговорилась? Могла…? И откуда…

- Я просто бродила в растерянности. Бродила себе, бродила, по городу, по улицам, проспекту. Я думала о тебе, о нас. И он подошёл.

- То есть, ты знакомишься с посторонними парнями?

- Я не знакомлюсь и уже готова была что-то противное, противоречащее сказать… Но… он однако, он представился: «Добрый день, я – Волков!»

Мы молчали некоторое время. Я не мог объять необъятное, именно так это называлось. Временами бросал на Софии изумлённый вид.

- И как он выглядит, твой Волков? – Спросил я, разряжая комичность ситуации.

- Э-э, кудря…, - запиналась Софии, - кудреволосый, темноволосый, длинные пальцы, взгляд напряженный. Он словно глядел сквозь меня.

- Он рассказал, где живёт, и что ещё?

- Он недавно переехал из того города, то есть, твоего детства, города. Он приехал навсегда, нашел здесь работу.

- Да-а, - произошло из меня, - вот это испытания! Сказка просто!

- Смешно? Вовсе и не смешно! Но ведь, может быть, так все и должно быть, а? Он работал в Испании на стройке, чтобы заплатить за юридический факультет. Выучился, по какому-то процессуальному делу… Я не помню.

- Ты знаешь, - отвечал я на всю сию тираду, - этот человек лишь последнее время занимал мое внимание. Случайно, между прочим. И об этой детской личности лишь однажды впопыхах я рассказал тебе серьезно, а, может быть, и нет. Это, в конце концов, ерунда! Ты все время попрекала меня работой, вот что, и тем, чтобы я просто зарабатывал бы деньги, как все нормальные люди... А теперь ты вдруг акцентируешь внимание на каком-то Волкове! Ха! И, честно, большие сомнения меня берут…

- Вот! – Она вынула из кармана мобильный, подающий звонок, - вот, он звонит!

Бережно передала трубку мне.

Предела удивления я сам ещё никогда на своём лице, в «физиологизме» своём не ощущал. Я принял трубку.

Софии глядела на меня спокойно.

- Холла кОмо эстаз! Ми реконосиз? – Что-то эдакое услышал оттуда.

- Привет! Как дела? – Переспросил мужской голос.

Я отнял трубку, вновь прислонил, услышав там шорох – то ли смешок и передал мобильный девушке.

- Это не Волков, - успел я сказать.

Мобильный выскользнул из рук моих, и - благополучно упал, нет - треснулся об асфальт. Уши моей девочки мгновенно порозовели.

Было нечто противное во всем этом, - во всей этой ситуации вообще.

«И, возможно, - летело мне, - сейчас, именно теперь-сейчас все и разрешиться!»

Она подняла телефон, аккуратно стерла с него крошки разбитого стекла, взглянула на меня кротко. Я не обнаружил ничего такого в ее взгляде – уничижающего меня или разоблачавшего. Мне стало жаль лишь ее же.

Я не подал виду.

Софии оставалась стоять на месте и разглядывать пострадавший телефон, я зашагал дальше. Шагал в неизвестность. Риск, тревога, неопределённость, шаткая неопределённость, смерть…

Притормозил, обернулся.

Софии смотрела на меня. Она не решалась пойти вслед. Вовсе нет.

- Ну, - улыбнулся, - что же?!

- Ты не признаешь в этой жизни никого! Ты – эгоист! – Девушка развернулась и пошла прочь.

Я стоял вкопанным.

«Ха!»

И вот Любовь. Любовь с заглавной буквы – Любовь замешкалась, затараторила во мне.

- Эй! – отозвал я.

Она не сбавляла шаг.

Подумав.

Подумав, что сейчас я произведу напрасные вещи, то есть, наверняка, на все сто пятьдесят и так далее процентов – напраслину нагорожу, я (нет, не я), мои ноги поволоклись вслед пассии, - нынешней пассии.

«И насколько, и где передел, и предел где всей этой эмоциональной взбучки?» - Неслось во мне «сопротивлением металлов».

Когда я сравнялся с девушкой, она не заставила ждать.

- Ты то так, то эдак, - для начала объявила, - ты определись, наконец: что ты и кто ты? Я тоже чувствую в тебе какие-то фантастические силы… И себя равняю…

- О, да! – Хрипло ответствовал, - токарем шестого разряда мне не быть без мистических дел!

- Да, что ты! Заладил! Волков явился. Он может тебе помочь.

- Да никакой это не Волков! – Подтвердил я, сильно сомневаясь теперь вообще во всем.

Вновь дал знать о себе мобильный. София подняла: не без слезинки и разочарования над тем, что я сотворил с ее любимцем.

Ушко прижалось к динамику.

- Да, - отвечала она и покорно слушала то, что говорено было. Выслушав недлинную речь, опустила руку.

- Он приглашает нас обоих встретиться.

- Это кто же?

- Волков.

По скулам пронеслись желваки, но я взял себя в руки.

- Хорошо. Где и когда? – Отрезал.

- Завтра, - ответила Софи, - завтра выходной. Завтра и пересечёмся.

Этот вечер мы провели вместе.

Девочка моя лишь раз отметила свою боль по разбитому дорогому телефону (на самом деле, дорогому). Я взял его в руки, вертел его в разных плоскостях и постарался убедить ее, и убедил - таки, что данный гаджет вовсе не разбит, а эдак оприходован «по-научному»: экран цел, звук, цвет есть. Что ещё? Разве щербинка откололась?

- Ты еще не видела у других девушек, как разбиты в хлам их штучки.

- Это все парни, - дала реплику Софи, - парни все, и нервы. Вы все разрушаете и разбиваете вокруг. Все ломаете. А мы, девушки, подметаем, подтираем за вами следы, - ваши отвратительные, мерзкие следы, за вами. И, вот, поэтому, и, наверное, только поэтому, я хочу, чтобы ты встретился эпическим своим героем Волковым. Вот так!

Я смолчал.

Вечер превратился в ночь. Ночь - в яркое зарево утра. Тянулись кисейные берега от бортов нашего плавного хода ладьи, - ладьи любви. И эта любовь… Она, кажется, насыщалась иными оттенками.



3