Я выхожу из дома. Там молодые зеленые листочки на деревьях. Светло-зеленые, клейкие листочки ранней весны, не успевшие развернуться, высохнуть. Солнце. Теплый ветер. Скоро май.
Что за красота, что за праздник. У меня же трагедия. Постойте. На фоне этого великолепия она еще невыносимее. Мы же вчера расстались. Нет, мы поговорили "как взрослые". Решили, что так будет лучше.
Там же сразу ясно было. На пятнадцать лет опоздала.Жена. Семья. Знаю же себя. Но не сумела. Метания между " я устою, так правильно, это можно свести на нет, эти шевеления внутри, когда он рядом и когда его нет рядом тоже" и "но ведь он сейчас в этой точке жизни, в это время, которое утекает беспрерывно, он появился, и больше не хочется ничего, как же можно не принять этого от жизни, отказаться от возможности счастья".
Поговорили. Так будет лучше. Лучше?Лучше, если он не кинет меня больше в сугроб, который был вон там зимой, не поцелует в подворотне, не будем выдумывать имена детям, не устроим романтический трэш под "Сектор газа" и двадцать километров на стадионе я пробегу не со своим, самым лучшим, а просто с ним, который, ее, а не мой, и, может, я буду ждать, как тогда, когда он добежит марафон, но это будет не "мой самый крутой", а чей-то. Который не станет моим. И тот кросс по гололёду не повторится, не пришлёт стихов своих, не споёт про кошку. А лежать в плацкарте вдвоём на верхней полке будем не мы.
Я бы любила его лучше. Я бы смогла. Я бы ждала его, провожала и снова ждала.
Сейчас пойдут день за днем эти повторения. Проплывающие мимо баржи воспоминаний. Где мы хохотали над пошлыми шутками, где высматривали водоплавающее существо в гребном канале, где футбол смотрели, где смотрела , как он играет, с тайным чувством, что он у меня самый-пресамый, сама себе завидуя и счастью не веря, им гордясь и жизнь благодаря. На коленях у него сидя на узкой качели. Вместе просматривая видео-уроки, пробуя настойки из меню. Спецоперация - бег в сугробах с пакетами на ногах.
Хватит, так же можно свести с ума себя. Давай. Соберись. Прими душ. Заставь себя выйти из дома. Заставь себя встать, переодеться. И жить дальше. Как когда вы не знали о существовании друг друга.
Но, черт возьми, я не хочу другого, другой не будет таким как он. Одинаковых не бывает людей. И отца своим детям не хочу другого.
Почему мы .... Звонок представителя компании , проводящего опрос населения с целью социологического.... приводит меня в чувство. "Идите к черту со своими опросами". Встаю.
Зачем я была несносна так часто. У нас было всего ничего времени. Несколько месяцев. А вела себя словно мы бессмертны, жизнь бесконечна для нас, словно он не дорог мне как сама жизнь. Потому, что он и был ей эти дни.
И снова сажусь. Как. Как мне пойти сейчас туда, по этой Покровке,по которой мы вместе шли, вместе бежали, вместе смеялись, по осенней, сырой, по снежной, по весенней. Как мне в этот город войти с чувством новым, таким чужеродным,что это просто город, не "наш", а просто.
Он сейчас бегает или уже закончил тренировку, какое у него настроение, что он делает, куда собирается, чему улыбается, о чем задумался, чего желается ему, о чем тревожится,с кем теперь делиться будет этим, кому эти дары его души достанутся. Я бы забила ими все карманы, за пазуху напрятала, во все шкафы напихала, жизнь свою ими наполнила.
Умылась. Всё-таки сделала это. Невероятно. Даже чай заварила. Ну, почти. Кипятком залить осталось.
Эти бредовые мысли. Что вот он сейчас зайдет, посмотрит этим своим взглядом от которого плавишься, как лед в жару, помолчит немного и скажет: я не поехал, я решил остаться с тобой.
Услышу пиканье замка и почувствую его еще до того как зайдет. Вот он. Этот его взгляд. И движения. Голос. И запах. И уже это не просто комната, не просто стены, это целая бесконечность, какая-то безумно запутанная, непонятная, загадочная, в которой заблудиться и не найти выхода, и не хочется обратно.
Бред.
Осталось триста шестьдесят четыре дня. И станет легче.