Поженились мы в 1978 году. Предполагали в 77, но не нашли квартиры. Жена выказала первые признаки своенравия: не захотела выписываться из медицинского общежития, и комнату (почти бесплатную) мне в офицерском общежитии как женатому курсанту не дали.
На квартирах78 и 79 года (мы поменяли по независящим от нас причинам три съемные квартиры), стоивших для нас огромных денег – 50 руб. в мес. обнаружилась ранее не подозреваемая закономерность: меня, хмурого, заумного, подчас дерзкого, очень уважали хозяева (мужского и женского пола), их гости и дети. Жену, красивую, хорошо одетую, молчаливую, не любили.
Хозяева останавливали на кухне жену и говорили: надо доплатить 4 рубля, так как расходы на свет сильно увеличились. Жена молча кивала. Выходил я и говорил: дополнительно ни копейки не дам, из принципа, 50 руб. достаточная сумма. Вечером хозяин приглашал на бутылку коньяка. Ты не думай, что мне эти 4 рубля важны, говорил он, знакомые попутали, у них две семьи тоже курсантские второй год живут, им сказали, что в новом году уже не 50 руб. а 60 – и платят.
В военном гарнизоне жил в офицерских общежитиях, прямо около стартовой площадки и за 40 км на центральной усадьбе полигона (в городе). Жена со мной в пустыню не поехала, и отдельную квартиру мне не дали. Непрестижная общага на стартовой площадке была удобна тем, что после обеда имелась возможность исчезнуть из поля зрения начальства, завалиться в сапогах на кровать, читать художественные и технические книги, делать выписки и писать распремудрые околонаучные пассажи (полагал: если не сумею сбежать до майорского звания с полигона-то напишу кандидатскую и тут же на полигоне, на выездной комиссии, защищусь). Важно, чтобы начальство не знало, что ты по окончании дня не уезжаешь на мотовозе на центральную усадьбу. Иначе навесят дополнительные наряды по казарме, ночной контроль, рейды по караулам и т. п. Соседи – непьющие достойные офицеры, однокурсники. Но трехэтажный кирпичный дом стоит на краю пустыни, в окна, как их не заклеивай, лезет мелкий пустынный песок-через неделю уже слой в 1-2 см по всей комнате. И летом вблизи от барханов очень жарко (ниже 40 град в период с мая по сентябрь не случается). Впрочем, комнаты за три по коридору живут капитаны и старшие лейтенанты, из ветеранов – дуются до полуночи в преферанс, пьют согревающее, т. е. регламентный спирт вместе с шикарным португальским портвейном (одни декоративны бутылки и названия чего только стоят) и, казалось, не чувствуют жары – аккуратно одеты, в форменных брюках, полуботинках, в рубашках с галстуками.
В городе жил, в основном, на жилплощади товарищей: кто-нибудь уезжал в отпуск и просил присмотреть за квартирой. 35-40 дней. Полный шик. Офицерские квартиры обставлены хорошо. Понятное дело, холодильник, кондиционер, ванна, телевизор, иногда видеомагнитофон с набором кассет.
В городской общаге проводил эксперимент на хороших и плохих людей. Первый сосед-моряк, старший лейтенант, пил в смерть, до потери свидомости, домой его приносили дежурные солдаты или приезжал вестовой и сообщал, что NN остался ночевать там-то. Комендантша, разведенка, бывшая офицерская жена, расселить меня отказалась, заявив, что я в служебном отношении не ценней крепко пьющего соседа, и вообще я – пыль. Но при случае все же поселила другого, гражданского, строителя, сына офицера, ранее служившего на полигоне. Тот пил весь вечер португальский портвейн в одиночку или с местными шпанистыми друзьями (такими же детьми бывших майоров и подполковников). В 22 часа я с помощью здоровенных старших лейтенантов и прапорщиков выпроваживал гостей, сосед выпивал на ночь бутылку сухого и затихал. Он упал с лесов и уехал лечиться к родителям в Московскую область. Подселили инженера-командировочного из Ростова, хороший трезвый парень. но через три месяца командировка закончилась и он уехал. Четвертый сосед – опять моряк, старший лейтенант. Моряков на полигоне было много, так как Военный флот постоянно запускал для своих нужд навигационные и экспериментальные спутники. Хотя сухопутные военные из ГУКОС и РВСН сделали бы это квалифицированней, а "пиджаки", гражданские – тем более – считалось, что лучше, если это сделают свои, морские. На полигон после военно-морского училища они распределились по слабости характера: одних пугали много месячные морские походы, других порты Дальнего Востока и Севера, третьих неустроенность быта... На полигоне все они изображали страдание по морю и боевой морской службе, некоторые переводились на флот. Четвертый сосед пил в смерть, как и первый, пьяный пел песню "Зачем вы, суки, ботик затопили", но был ценен двумя качествами: если его с утра предупредить, что пьянка будет вечером и приглашены гости – он до вечера не пил и самозабвенно трудился на кухне, во-вторых большую часть года жил на пустующих квартирах своих коллег, так что мы виделись с ним нечасто.
Жена приезжала на каникулы и жила в моей комнате. Летом она весь день чуть живая от жары лежала на кровати, бесконца смачивая простыню. Зимой ходила на встречи с космонавтами, по магазинам и к знакомым. В гарнизонном госпитале ее заверили, что место ей после мединститута 100% -но обеспечено.
Я не дождался семейного воссоединения и грубо, со скандалом, уволился (тогда проста так, по одному лишь рапорту, не увольняли – 25 лет для офицера был обязательный срок).
Началась жизнь в большом городе. На гражданке интересней, но адаптации не достает (все-таки 10 лет в армии – это что-то, и просто так не проходит), социальных лифтов никаких. Мы с товарищем, таким же, как я, поступили сразу в два вуза – как белоэмигранты 1920-х в Париже и Праге, в надежде посредством этого лучше устроиться. Оказалось, что это ничего не дает: получишь второй или третий диплом, тебе пожмут руку и проводят за дверь. На счет аспирантуры сразу предупредили: и не рыпайтесь, очередь на 10 лет вперед да еще свои и облисполкомовские вне очереди лезут. Приятель дал большую взятку и хорошо устроился – в каком-то сельскохозяйственном НИИ, зав. лабораторией, с гарантией защиты через пять лет диссертации. Но начались горбачевские слития-закрытия, и лабораторию упразднили. Он дал вторую взятку и пошел на этот раз по родительским стопам – получил злачную должность на овощной базе. У меня ни денег, ни связей не было, жена ушла, а богатые невесты на шею не кидались. Я, как Мартин Иден, поработал по всем специальностям, которые были доступны, сменил несколько заводов, освоил всякого вида общежития – многокоечные комнаты, двухместные и четырехместные, семейные блоки, съемные квартиры за счет завода, комнаты в общежитии медиков и социальных работников, отдельный номер в привилегированной ведомственной гостинице для курсов повышения квалификации... Сносно было в четырехкоечной комнате (трое "правоверных" держали в рамках четвертого, беспутного и асоциального), хорошо в гостинице повышения квалификации. Другие варианты мне не понравились. В основном, из-за контингента – работяги сильно пили, врачи увлекались женщинами на столько, что теряли человеческий облик больше, чем пьяницы.