Высокая поэзия

Владимир Гасельник
В пионерский лагерь «Ласточка» иркутского авиазавода Вовка приехал уже в пятый раз, если не в шестой. Можно сказать, прошел все уровни лагерной жизни, начиная с тринадцатого отряда и закончив первым. Ну что делают мальчики и девочки в первом отряде, когда некоторые пионеры уже с комсомольскими значками ходят? Правильно! Влюбляются! И не только друг в друга, но и в старших товарищей, то есть в пионервожатых.

Вовка не плелся в этом вопросе позади других, а даже написал пару стихотворений — «любовь, кровь, морковь» и все-такое. То, что это любовь он понял сразу, так как все пионервожатые ему казались довольно староватыми, а эта была, как молодая нимфа из утренних снов.

Написать-то стихи Вовка написал, но как их прочитать своей новой возлюбленной Валентине Семеновне, студентке второго курса иркутского педа? Вовка уже чуть голову себе не сломал, как вдруг подфартило.

Пионервожатая организовала после ужина в столовой вечер поэзии. Причем не какой-нибудь, а высокой. Понятно, что стихи лучше всего воспринимаются за чашечкой душистого чая с печеньками. Валюша достала томик Сергея Есенина и проникновенно читала его верши одно за другим. Ребята так увлеченно слушали ее, что непрочитанные стихи еще остались, а вот чай и печенье закончились.

Валюша попросила поваров заварить еще чая, на что они хмуро, но благосклонно согласились. Ну откуда ей было знать, что повара, торопясь на заслуженный отдых после трудового дня, чуть нарушили технологию и добавили в старую заварку воды из-под крана, лишь маленько подогрев ее. Кипятить воду им показалось слишком долгим занятием, да еще не дай бог дети обожгутся.

По завершению вечера Валентина Семеновна вдруг предложила заскучавшим пионерам почитать свои стихи. Конечно же все читали про неразделенную любовь. Оторвался по полной и Вовка, прочитав даже три стиха. Последний как-то сам неожиданно родился. Видимо, от большого количества выпитого чая, что-то ударило в голову:

Прости меня за пристальный мой взгляд.
Здесь красота твоя конечно же причиной.
Её волшебный, колдовской заряд
Мой взор влечёт к тебе магическою силой.

Ты так очаровательно мила.
И бабочки-реснички так порхают,
Что лишь взглянув кружится голова
И думы о тебе переполняют.

Пройдешь вдруг рядом, я безумно рад.
Ловлю походки легкое движение,
Как ветерок волнует твой наряд,
О, если б ветром мог стать на мгновение.

Не осуждай меня за пристальный мой взгляд,
Не будь со мною так не справедлива.
Поверь, я в том совсем не виноват,
Что родилась ты сказочно красивой!

Вовке даже показалось, что Валентина Семеновна, слушая его откровенные стихи покраснела. Наверное, догадалась кому они посвящены. Засыпал он с дурацкой счастливой улыбкой, вспоминая, как здорово все получилось.
Утром выяснилось, что сладко спал один Вовка, остальные же пионеры всю ночь бегали по срочному в туалет. Причем некоторые не успевали добежать и дорожка от корпуса мимо умывальника до белого, как шубка снегурочки, домика была плотно заминирована.

В этот раз Валентины Семеновны где-то весь день не было, с ребятами был только вожатый Геннадий Иванович, и Вовка даже испугался, представив ее выставленную строгим старшим пионервожатым с чемоданами за ворота лагеря после случившегося с пионерами ночью.

Вечером, когда все уже засыпали, вдруг на радость Вовке вошла Валюша, включила свет и строго приказала показать всем ноги. Конечно же они были черные, ну только что цыпки на них не росли. Вот вам и высокая поэзия!

— А еще стихи про любовь пишите! Пять минут. Приду, чтобы ноги у всех были чистые! — Расстроенная вожатая выключила свет и вышла из палаты.
Теперь уже Вовка покраснел, ему показалась, что Валюша смотрела только на него и укор предназначался ему одному.

Ребята на перегонки понеслись к умывальнику. Первым прибежал, естественно, Вовка. Сунув под висящий клапан одну ногу, затем другую, он опрометью, не разбирая дороги, кинулся обратно. Вдруг поскользнулся, упал, соскочил и побежал еще быстрее.

Надо сказать, что только у Вовки было специальное полотенце для ног, которое мама положила ему в чемодан. Вовка быстро промокнул им ноги, тоже самое этим полотенцем сделали и другие ребята, воспользовавшись его добротой. Быстро упав в кровать, накрывшись одеялом, все стали ждать вожатую. Но ее что-то не было, а в палате все больше и больше стал сгущаться подозрительный запах. Его свежесть нельзя было ни с чем спутать. Тем более было удивительно ощущать его прямо в палате.

Кто-то соскочил и включил свет. На спинке Вовкиной кровати весело полотенце похожее на географическую карту, на которую коричневыми мазками кто-то нанес горные рельефы. В палате прозвучал всеобщий стон.

Не сговариваясь, ребята сдернули одеяла с ног.

— О боже! — В полном отчаянии проговорила, ни раньше, ни позже вошедшая вожатая.

— Это вы специально сделали? Да? — Она с тоской смотрела на измазанные ноги мальчишек, причем, у Вовки на левой ноге красовался еще не размазанный кусок прилипшей под коленом чьей-то ночной лепешки.

Больше он не писал Валюше стихов, так как было смертельно стыдно.