- Вот, - продолжал Волков, - изредка отрешённо бросая взгляды по сторонам, - мы так: встретились.
София и я сидели по одну сторону круглого столика. Волков – по другую.
«Может быть, - думал я, - и упивался где-то этим чувством, - я ощущаю нечто новейшее по отношению к Софи? Но как скоро это произошло! И не связано ли это с вновь прибывшим знакомством?»
- Изменился…, - говорил Валерий, который раз тщательно оглядывая мою внешность, и особенно зацикливаясь (который раз) на горизонтальных морщинах моего лба. Софи не представляла для него подобного интереса.
За каждой паузой речи Волкова мне чудился какой-то подвох. Отчего так было – не понимал.
- И что там: за границей? – Интересовался я.
Волков поднял руку и длинным жестом, потягиваясь заодно, расправляя торс, прошёлся по шевелюре широкой ладонью. Мне было незнакомо в нем все: изменившееся лицо, скуловатым оно мне казалось (вовсе не Волковское), та же ладонь: лопатообразная, шероховатая, в мозолях (не Волковские), походка...
Мы вместе выбрали уличное кафе-гриль. На часах было около одиннадцати.
- Кукурузу с тандури, овощи, цыплёнок, «Бакальярос» - дан был заказ Валерием подошедшему парню в фартуке.
- Ты что будешь? – кивнула в мою сторону София, наливаясь радугой красок. Названий мы оба таких не слыхивали издавна, от слова: с рождества.
- А мне эт-т-то, - залип я в глубокой «гениальной» задумчивости. Это был тот случай, в полном своем энтузиазме, когда никто, то есть, никто вообще не мог бы помочь мне выбраться.
Ждали.
София мысленно клялась, чтобы я не ударил в грязь…
- СпаржирыбАй, - произнёс я.
Официант замер в чудном предположении.
Услужливо, угадывая неловкость данного состояния нашей компании, он пригнулся ко мне.
- Повторите, пожалуйста.
- Что-нибудь эдакое принеси, ч-черт! – Не замечая этического урона официальной личности молодого человека, тихонько декларировал я, так же вытягиваясь, раздвигая торс тут же, подобно Волкову, и занося вверх руку, теребя свой затылок заодно.
София опустила глаза. Она слышала.
Валерий уставился на меня цепко, проглядывая насквозь. И тем, что зрачки его дрогнули, и взгляд отведён, вздох прерывист и лёгок был, как тот заблудший ветерок из-за угла – пересмешник, было наверняка понятно: все слышал, а не слышал – понял; не видел – увидел; не знал – познал.
«Что ещё?»
Битых полчаса мы вели попутные разговоры о путешествиях, дальних странах, где бывал Валерий, и где облизывались мы с моей девушкой (по страницам фотокниг «отель и завтрак»). Битых полчаса улыбались друг другу и наворачивали, кто, как мог цену один одному, пока прозрачным не стало: мы с моей Софией не поспели той жизни, что вёл в данное время Волков.
- И, знаешь, почему все так у меня? – Наконец, двинулся практичный разговор. К тому времени принесли ликёра три стакана «Фланжелико», и все их три для начала за присест выхлебал я один. - Потому что владею некоторым искусством, – говорил наш приятель, - одним словом – магия!
Тень полуденная переместилась от нашего столика. Шатёр шатался под весёлым парусом занявшейся атмосферы.
Мы пересели на другое место, - шикарное прохладное, откуда был лучший вид на проспект.
Я любовался моим городом, одеждой беглых прохожих, не строго обращающих на нас внимание. Набирался иностранных блюд, так – не спеша, будто со мной каждый день эдакое бывало. Подвигал Софии моей салфетки, странные квадратные подстаканники, что-то советовал ей, и даже упрекал видом своим, - щуром своим. Она понимающе кивала и слушала – слушала, слушала Валерия.
Все это в какой-то миг стало мне казаться безобразным, уныло и, безусловно, безобразным, ничтожным абсолютно.
Но сие состояло в моей душе, наверное?
Волков зрел в корень, видел подноготную нашей существительности, - затхлой, замершей, остывшей. О гениальности выпала и мысль из крайней моей извилины.
С ужасом я думал: как бесполезно все дни прошлые сочтены. И мир, вот – мир, даже в лице приезжего так обширен!
И ничего такого замечательного не было во мне, мыслях моих. И идеи об особенности… Фу! Убого, скучно, скудно.
Бомбило – и все! Крутящиеся со мной вывертасы под всякое утро – что? Мудрствующее во мне – что? В различные скучные минуты… Они просто однообразны были, как то болото...
- О чем думаешь, друг мой? – Задался Валерий, тщательно, прохрустывая и прожёвывая хрящик индейки.
Я, было, начал говорить, но хмурый вздох, залетевший малый язык мой в горло выдал в голос только подобие ослабевшего храпа. И вообще стоило усилий сфокусировать лицо Волкова перед собой.
«Что это за ликёры такие пьяные?»
- Наварра – Pacharan, - поинтересовался я этикеткой.
- Кратностью тридцать градусов, - пояснил Волков внимание, - из ягод терновника. Улучшает пищеварение.
- То-то ж, я гляжу ж, - вышло из меня, и я внимательно изучающее вгляделся в расплывчатую картинку веточки с павлиний цвет ягодами.
Я пьян был - из ряда вон.
София и Валерий все чаще (мне казалось) переглядывались как-то сговорнически. Я откашливался, не понимая, как такое могло произойти со мной лично! То есть, - разнести «вдрезг»!
И клялся, клялся, совестью клялся. На свободной косичке скатерти, потягивая край ее на себя с усилием, взлохмаченной нитками, клялся безмолвно - больше: ни-ни!
- Жарочный шкаф с генератором инфракрасных лучей томным вечером выглядит куда лучше всего этого, хм, насаждения, - говорил Валерий, относя это обращение исключительно моей девушке, сравнивая растительность в горшках по границам нашего кафе.
- А, знаете ли, ещё: крупные куски мяса да на решёточке, - ах! Или вращающемся вертеле! – Заявлял он.
Я видел, как София мечтательно закатывала глаза, но - это была игра.
«Это была игра».
Я переводил внимание на Валерия – он того не понимал.
Он не знал, с коей дамой я связал свою жизнь, и что эта, моя детка-девочка, значила в системе межличностных отношений вообще. Он не понимал.
Он не понимал, насколько она была верна мне, любила меня, и что многое нечто раскрывалось перед нами, и будущее…
Впрочем, ум мой дальше-дальше больше-больше завязал в неких нетрезвых прострациях.
- Я тут картины писать решил, - услышал я объявление.
Вялый вид я перевёл с Волкова на мою пассию. Носик ее обострился, кратко лишь одарив меня изумлённым, увы, не предназначенным мне дуплетом, она переспросила:
- Как решили?
- Вот так-с, - постучал он косточкой указательного пальца по столу, - решил. Сюрреалистические такие...
- Удивительно! Человек взял - и решил!
- Она тоже, - вмешался я, - малюет.
- Ну-у, - потянула Софи, - почему так?
- Нет, знаете ли, - вещал наш герой, - рисунки – это магия! Все, что только выходит из-под пера живого сразу обращается ко Вселенной.
Не шевеля ни суставом, он поднял глаза к небу.
- Как вы интересно говорите! – Отозвалась Софи.
«А я, - измыслил я, - я тебе не тоже городил? Я ещё того: не так умею!»
- У меня тут недалеко домик, правда он…
- Вы купили дом?
- Я приобрёл, чтобы ремонт... Он небольшой, с некоторыми тайными комнатами, так сказать… Обустраиваю…
«Тайные комнаты» мгновенно вернули мою девушку в разумное состояние. Она молчала.
Когда реснички ее словно капают вниз, - лучиками вниз, – в том образе – она целиком и полностью: сама своя.
- Мы, - ответил я, - когда-нибудь обязательно приготовим во в вашем дворе (не стесняясь множества предлогов) шашлык или эту - «спаржирыбАй»!
Здесь бы рассмеяться бы всем. Я так и сделал. Но на смех никто более, кроме меня не был взят.
4