Я познакомилась с бабушкой Матреной, как она представилась, во дворе нашего старинного дома на набережной Невы. Она пережила блокаду в нем вместе дочкой Раечкой. Мы с моей дочкой часто бывали у них в гостях, и она заходила к нам.
Война оставила в душах ленинградцев неизгладимый отпечаток, и они помнили блокадные дни всегда, но мало говорили об этом…
В сентябре 1941 года президент Финляндии Ристо Рюти заявил посланнику Гитлера: «Если Петербург не будет существовать, как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке… Ленинград надо ликвидировать, как крупный город».
Раисе Ивановне к началу войны было 9 лет. Она училась в третьем классе. В 1941 году занятия в школе начались в октябре. Родители к тому времени уже были на казарменном положении при заводе (они не покидали завод после смены неделями), который стал выпускать боеприпасы для фронта. Но когда менялись смены с первой на вторую, и появлялось небольшое окно, родителям давали возможность навестить девочку. Они шли пешком в темноте, подбирая разбросанные доски у разбомбленных домов для буржуйки, которую сделал отец. Дома он пилил и колол эти доски, готовил топливо. Они спускались к Неве, набирали воду на две, три недели (не всегда получалось отлучиться от станка каждую неделю). Здесь у дома был спуск к воде. Это были покрытые льдом гранитные ступени, которые вели к проруби, которая к вечеру уже промерзала. Из всех близстоящих домов люди ходили за водой сюда. Ночью в темноте спускаться к проруби было еще опаснее, чем днем, но вода была нужна для девочки. И родители рисковали. Мать быстренько обмывала Райю (было холодно, несмотря на буржуйку), стирала ее белье. Под утро они, уставшие, уходили, приготовив необходимые документы (комендантский час). Раечке оставляли все свои сухарики, от пайка. На заводе рабочих кормили супом из плавающих крупинок с листами мороженой капусты.
Подобным супом кормили и ребятишек в школе. Одноклассницы Раечки (во время войны дети в школе учились раздельно) охотно шли в школу, зная, что там подадут суп, там они все вместе будут слушать учителей, там будет гореть буржуйка, сделанная отцом Раечки. Во многих школах не было буржуек, температура в классах была ниже ноля градусов.
После уроков Раечка одна возвращалась домой. (Они задерживались в классе, несмотря на то, что обычно проводилось 3-4 урока, боясь оставаться дома, занимаясь любыми полезными делами вместе, слушая рассказы учителей.) Путь домой был близкий, но трудный. В городе была светомаскировка, полная темнота. Она шла на ощупь, касалась стен знакомых ей домов. В подъезд заходила совершенно уставшей, а надо было подняться на третий этаж. Девочка буквально ложилась на площадках на гладенькие старинные камни, поднималась и шла дальше. На втором этаже стучала к соседям, показывалась им, удостоверив их в своем земном существовании. И ежедневно слушала наказ соседки не закрываться в квартире: «А если ты умрешь, как мы тебя оттуда вытащим!» Но неизменно дома, оказавшись одна в огромной квартире, закрывалась на лыжную палочку. Растопив буржуйку, согрев кипяток, она посасывала сухарики, оставленные родителями, запивала горячей водой. Спать на кровати она не могла. Она устроила себе «спаленку» под кроватью: постелив там матрац, а края кровати обвесив покрывалами. Стихи блокадного поэта:
Я не тушила зажигалок,
И не стояла у станка
Я долго, тихо умирала
В блокадной комнате одна.
Утром соседка снизу будила ее стуком в дверь и причитаниями. Раечка с трудом выползала из импровизированного «убежища» и отправлялась в школу, где ждал ее горячий чай, заваренный уборщицей из коры липы, которую она соскабливала в соседнем саду. А днем раздавали «суп» из крупинок и капустных листьев. После Нового года детей стали кормить намного лучше, и они повеселели, но не все. Голодные дни оказали пагубное воздействие на организм, и многие продолжали умирать.
Новый 1942 год дети встречали уже, получая увеличенный паек хлеба. Для них были организованы елки, где давали концерты, где подали обед: суп с лапшей, хлеб, кашу и желе. Некоторым детям достались мандарины (всем не хватило).
Дети были очень дисциплинированными в войну. На уроках, которые длились 20-25 минут, было тихо. Записи не велись. Преподавались основные предметы. На дом задание не давали. Дети с трудом воспринимали учебный материал, но очень старались. Частенько забывались даты, имена, но учителя помогали им, сами находясь на грани жизни и смерти. Учителя готовили к урокам два плана: один обычный, другой на случай бомбёжки. Если в городе звучала сирена, оповещающая Ленинградцев о бомбежке или об артобстреле, детей выводили в бомбоубежище, где занятия продолжались. Учиться в блокадном Ленинграде было подвигом. Рассказ одной блокадницы поразил меня. После воя сирены все школьники и учителя забежали в бомбоубежище, которое было в подвале школы. Но отбоя не было и не было. Наконец, учителя разрешили детям группами расходиться по домам, а сами продолжили работу в бомбоубежище. Но произошло прямое попадание бомбы, и все учителя и мирные жители, что были там, в бомбоубежище, погибли. Наутро дети ужаснулись случившемуся…
В первые дни войны люди не вполне понимали предстоящие испытания. Подруга моей мамы рассказывала мне, как они с соседкой по коммуналке решили посмотреть на вражеский самолет с балкона после воя сирены, оповещавшей о предстоящей бомбёжке. Соседка побежала на балкон, а тетя Инна на пару секунд задержалась в коридоре и увидела воочию, как бомба, предназначенная для церкви, которая была перед их домом, и которую летчик тоже на долю секунды задержал, упала прямо на голову соседки и снесла ее вместе с балконом. Тетю Инну оттолкнуло взрывной волной в коридор. ( Все это происходило на Соляном переулке, где теперь Государственный Музей Обороны и Блокады Ленинграда, и где в фондах хранится мой рассказ «Он для меня, как Родина».) Она пролежала там несколько часов. Но на следующий день отправилась на завод, на котором работала, изготовляя снаряды. Состояние здоровья ее было, конечно, средней степени тяжести, но люди, несмотря на болячки работали. Только смерть была причиной невыхода на работу. Часто ослабленных людей госпитализировали в стационары, где доктора проводили им лечение, восстанавливая, насколько это возможно, организм. Для тети Инны было приготовлено еще одно испытание. С завода девушек собрали и увезли под Синявино, где предстояли бои, и девушки пилили лес, топорами отсекали сучья, и тащили бревна на болото (одно бревно тащила почти вся бригада, настолько они были слабые), складывая их в дорогу, по которой должны пройти танки, и они прошли. И она всю жизнь вспоминала, как с благодарственными словами к ним обращался генерал Говоров. Он говорил со слезами на глазах и тогда Инна, удивляясь ему, посмотрела на подружку, на другую девушку и ужаснулась: двадцатилетние девчонки в рваных пальтишках и ватниках выглядели, как закопченные, изможденные старушки. А затем окинула взглядом построенную ими дорогу, и заплакала. И это тоже был подвиг.
Дом на берегу Невы не разбомбило, Раечка не убегала в бомбоубежище (бежать было довольно далеко) во время налетов, она пряталась под кровать. На набережной стояли «зенитки», обстреливающие вражеские самолеты, а на воде стояло военное судно с корабельными орудиями, которые отбивали атаки врага. И Раечке всегда казалось, что все они охраняют и ее. И только когда случался налет по дороге домой, она забегала в подвал соседнего дома.
В школьных столовых дежурные не разрешали детям брать суп домой в баночках для родных, убеждали их съедать все на месте, объясняя им о спасении собственной жизни. И дети ели суп, глотая слезы, зная, что дома маленький братишка или сестренка уже не могут встать от дистрофии, вызванной голодом. Стихи блокадного поэта:
Без воды, без тепла, без света
День похож на черную ночь.
Может в мире и силы нету,
Чтобы это все превозмочь.
Паек до открытия ледовой дороги по Ладоге для детей составлял 125 граммов. Ледовая дорога по Ладоге открылась 22 ноября 1941 года.
Родители Раечки приносили для школьников еловые ветви, которые заливали водой, и в школе учителя заставляли детей пить настой, единственный источник витамина С. Раечка до сих пор помнит вкус этого напитка.
Умирали ленинградцы, которые были больны хроническими заболеваниями, те, кто пал духом. Но в городе были люди, обеспокоенные этим. Для них, и для всех, постоянно работало радио. Звучала музыка, Ольга Берггольц читала свои проникновенные стихи. Были детские передачи, где звучали детские голоса. И жители города, военные просили делать таких передач больше. 9 августа 1942 года в филармонии прозвучала 7 симфония Шостаковича. В храмах проводилась литургия.
Дети не оставались безучастными к общей беде. Они помогали в госпиталях, стирали бинты, участвовали в концертах, носили воду, дрова (от разрушенных домов), разносили письма. Дети помогали взрослым искать малышей, оставшихся одних в квартирах, которых уносили или в больницу, или в детский дом. Дети постарше тушили зажигательные бомбы, падавшие на чердаки. В начале войны ученые-химики создали огнеупорное вещество, которым промазали все чердаки в городе. Это делали и дети. Многие дети уже с 12 лет пошли на заводы, и впоследствии, стали одними из составивших основной костяк рабочих профессий во время войны. Иные дети оказали помощь милиции в поимке диверсантов в городе. Дети часто спасали людей в пожарах после налетов и бомбежек.
После прорыва блокады в 1943 году и после снятия блокады пять тысяч детей, работавших на Победу, совершивших подвиг были награждены медалями «За Оборону Ленинграда», и двести получили боевые ордена.
В 1967 году поэт-блокадник Юрий Воронов написал стихи:
В блокадных днях мы так и не узнали
Меж юностью и детством где черта.
Нам в 43 выдали медали,
И только в 45 паспорта.
В феврале 1942 года мама пришла к Раечке одна. Папа умер за станком. Сухариков принесла в два раза меньше. Мама плакала не о том, что папы уже нет (на заводе многие умирали, и все привыкли к этому ужасу), она плакала об уменьшенном количестве сухариков, о малом количестве дров, которые она смогла принести. И тогда в ход пошла мебель, и в последнюю очередь книги… И они смогли спастись.
В 1942 году водолаз Нина Соколова, которой было в войну всего 30 лет, (инженер-полковник Военно-морских сил СССР) предложила провести трубопровод по дну Ладожского озера (Дорога Жизни), все рассчитала, и сама руководила работами, которые велись ночами. Она сама укладывала трубы, так как была водолазом, по которым стали подавать нефтепродукты в блокадный город. Таким же образом был проложен и электрический кабель, для изоляции которого использовали бумагу для денежных знаков, доставленных с Монетного Двора (частично этот кабель лежит и сейчас под Невским проспектом.) Такие же работы провели от Лисьего Носа до Кронштадта, и дальше до Ораниенбаума. Это была «Малая дорога жизни».
Дети учились, получая все большие пайки, ждали весну, готовились к экзаменам.
Выжившие десятиклассники (532 человека) получили Аттестаты в июне 1942 года. Из них 70 человек получили аттестаты отличника, с золотой каемкой (медалей тогда еще не выдавали).
3 июля 1942 года Горисполком устроил для выпускников праздник во Дворце пионеров, который начался в 2 часа дня, и закончился задолго до комендантского часа. Был славный концерт. Было много цветов. У них был свой блокадный выпускной, где их угостили чаем, булочками и конфетами. Ни один из выпущенных 40 снарядов не упал на Дворец пионеров в этот день.
Отец моего мужа вместе с двумя братьями сражался на Ленинградском фронте. Провожая сыновей, мать вложила в медальоны, где были вписаны их данные собственноручно переписанный 90 псалом «Живый в помощи вышняго..», и они не погибли на фронте, и не получили тяжелых ранений, и все трое вернулись с войны в звании полковника, закончив войну в Прибалтике. Владимир Васильевич, редко, но навещал мать. Однажды по дороге домой в подворотне он заметил поленницу, и, обрадовавшись тому, что принесет матери дров, приблизился к ней. Но перед его взором предстала ужасная картина. Это были человеческие тела, сложенные таким образом, подготовленные для перевозки на Пискаревское кладбище. В страшном волнении он вбежал в дом. Мать лежала уже без сознания. Она отнес ее в госпиталь, где она выздоровела, где не погибла от бомбежки, так как погибли люди в рядом стоящих корпусах госпиталя. И сразу после этого их квартиру ограбили, вынесли даже напольные часы. Когда их бывшую домработницу, так же как и тетю Инну отправили на Синявинские болота, его брат Павел поехал туда и нашел ее в тяжелом состоянии больную воспалением легких, он вывез ее оттуда и тем самым спас ее.
В блокадном Ленинграде умерло от голода около миллиона человек, от боевых действий 235 тысяч человек.
На Ленинград во время блокады было выпущено 150 тысяч снарядов, было сброшено 107 тысяч зажигательных бомб. Но город жил, сражался и работал.
От Ораниенбаумского плацдарма началось полное освобождение города от блокады. Операция по освобождению Ленинграда от блокады называлась «Январский гром». Она началась 14 января 1944 года с оглушительной канонады. В городе в домах звенело все: стекла, зеркала, люстры… Бои были страшными. Но командование перед операцией провело качественную подготовку, и наши войска отбросили врага от города силою двух фронтов Волховского и Ленинградского. 27 января 1944 года произошло полное освобождении Ленинграда от блокады.
А в марте 1942 года Раечку вместе с другими школьниками эвакуировали по ледовой Ладожской дороге, которую назвали Дорогой Жизни. Раечка не умерла в дороге на льду, не умерла на другом берегу, съев чуть больше положенного горячего мясного супа, не умерла в поезде, в котором добирались дети до Киргизии три месяца, но всю жизнь страдала от болезней, которые явились следствием блокады в Ленинграде, в детстве. А Матрена Ивановна в 1944 году разыскала дочку и поехала за ней в далекую Киргизию.
27.03.2022 год.