Хроники Вородебиловки
Фантастическая история.
Этюд второй Изгой.
Ора звали Оун - его обычное звуковое имя - одно среди нескольких десятков его квантовых, световых, цифровых и прочих имен. Оун был приговоренный изгой. Ему было семь тысяч лет - семилетний мальчик по сравнительной шкале душевной зрелости людей и оров, многие из которых были намного старше нашей звезды. Он был историк галактики Большой Туман с узкой специализацией по Вородебиловке - планете и цивилизации, имя которой дал он сам, и которое с легкостью прижилось среди оров, не чуравшихся порой некоторой доли черного юмора.
Оуна приговорили за чрезмерную эмоциональную вовлеченность в дела изучаемой цивилизации, что создавало потенциальную угрозу намеренного или случайного вмешательства в ее историю, а также могло нарушить священный для всех оров эмоциональный покой цивилизации собственной. И, хотя жизнь каждого ора ценилась их цивилизацией намного выше, чем ценили жизнь своих представителей все известные цивилизации Вселенной, и приговоров подобного рода за всю историю Вселенной было не более сотни, культурный совет оров решил, что возникшая опасность перевешивает ценность индивидуума. Для существ, почти тождественных самой Вселенной, простое отстранение от дел совсем не работало. Призвание, заменяющее орам профессию, было их пожизненной наградой и ношей.
Приговор означал самостоятельную самоликвидацию после передачи всей накопленной информации и душевного опыта во всеобщий банк знаний. Опротестовывать приговор для ора было немыслимо. После передачи дел и знаний Оун приготовился к растворению во Вселенной, испытывая лишь легкую грусть семи-тысячелетнего мальчика и сожаление о расставании. Но это было сожаление о расставании не с отвергнувшей его семьей всех оров, и даже не со всей необъятной Вселенной, а только с милой для его научной и душевной страсти Вородебиловкой.
Оун отсчитал пять коротких мгновений, и запустил самораспад своей квантовой сущности. Но сама Вселенная, вдруг включившая режим собственного самосознания, впервые в своей истории воспротивилась воле своих первых разумных созданий и решила иначе. Резкое, незнакомое доселе чувство невыносимой боли пронзило всю сущность Оуна, и он впервые ощутил себя биением органической жизни.