В нашем дошкольном детстве самым большим грехом считалось воровство игрушек. Это было как клеймо. Если про кого-то говорили, что он ворует игрушки, то все сразу от него отворачивались. Больше никто с этим ребёнком не играл. Он становился изгоем.
В детский сад из нас ходили единицы. Мы целые дни проводили на улице: играли с куклами «в дом», бегали в близлежащий парк любоваться цветами на клумбах, и не только любоваться! Иногда, когда не было поблизости взрослых, мы срывали самые красивые и прятали под кофту. Особенно мне нравилась оранжевая настурция. Если на её бархатистые лепестки и листья попадала вода, то она становилась серебряной. Крупные круглые капли дрожали и перекатывались на её лепестках как утренние росинки.
Ещё мы любили спускаться к реке, которая протекала внизу, под горой. И наблюдать за её течением, за её жизнью. Иногда проплывали баржи, гружённые песком или брёвнами; белоснежные пароходы.
Дома на нашей улице были одноэтажные деревянные и почти все жители были в той, или иной степени, знакомы между собой.
К кому-то на нашей улице стала приходить девочка из хулиганской Архиерейки, большеглазая, черноглазая. Все звали её Фаридушка. Заходила она и в наш двор поиграть с детьми. Но прошёл слух, что она ворует игрушки! Тут же все от неё отвернулись.
Но мне почему-то запомнились её огромные чёрные, напоминающие чернослив, глаза. ..
Я её встретила через много лет и узнала, что она росла в неблагополучной семье.
28.4.23г