Эта семья, когда-то многодетная, добропорядочная, трудолюбивая
пользовалась большим уважением. Шли годы и, один за одним,
дети вылетели из родительского гнезда. Сначала учились, потом,
женились, выходили замуж.
Отец их умер, всего-то несколько дней похворав, совсем не старым,
чуть за шестьдесят ему было. Мать жила, Господь послал ей долгий век
и всегда на своих ногах. Даже в год смерти на даче высадила все овощи,
какие полагались.
Но это потом. А сейчас Степаниде Андреевне под восемьдесят, ещё
совсем крепкая, живёт она одна. Принято считать Новый год семейным праздником, но
в этой семье главный праздник - Пасха. И все стараются в этот день
быть вместе у мамы.
И вот они собрались. Не все - Павел не приехал, почему-то.
Не писал, что будет занят. Ему езды через Москву менее трёхсот километров, да тут... Да близко же! Потом отпишется. Лишь бы ничего у него не случилось.
Василий - с ним понятно: армейский офицер не может отлучаться по такой причине, да и далековато ему ехать. А три дочери с мужьями и детьми, внучка с мужем приехали.
Все в приподнятом настроении, говорят, говорят и накрывают
стол. Мать любуется своими потомками - всё хорошо, пристойно. "Как жаль,
что отец не с нами - гордился бы" - думает про себя.
В семье все песенники. Едят мало, почти не пьют, но запели и уже остановиться не могут. От одной песни переходят на другую. И все добрые,
красивые.
Вдруг вошла женщина.
- Извините. У меня для вас телеграмма.
- Оооо! Спасиииибо! Подсаживайтесь к нам! Никаких отговорок!
Мы вас не отпустим.
Но женщина, вручив телеграмму, круто развернулась и выскочила на площадку.
- Ладно! К своим спешит. Читайте телеграмму!
- Сегодня в 6-00 умер Павел... Похороны 12 апреля...
Воцарившаяся тишина, после такого шумного веселья, казалась
убийственной.
И тут тоненький, протяжный голос матери, зародившийся в самой
глубине её души, протиснувшийся через лабиринты сердца, вывел:
- Сыноооочек мой родненький! Дитё моё... Опора моя, самая надёжная,
радость жизни моей... Да что же ты? Да как же ты так? - и заголосила,
зашлась в причитаниях, доводивших её и всю семью до исступления.
- Все плакали слёзно, но молча.
Как схлынули первые горькие минуты, стали обсуждать, что делать?
Решили, что поедут на похороны. Все. Детей оставят с тётей Анюткой,
сестрой отца.
С билетами в Москве проблем не было и все ждали скорого прихода поезда.
Вдруг... Они видят, что входит в железнодорожный зал их Василий с женой. Они остановились и стали читать расписание, подняв головы. Все на них смотрели и молчали - глазам не верили! Наконец опомнились, подбежали к ним, заплакали.
Заняли три купе, но собрались в одном, где была их мать.
Достали из сумок еду, как полагается, налили по стаканчику - помянули.
Что на них подействовало - не одна же эта несчастная неполная стопка?!
Вдруг громко заговорили, какие-то шутки начались, смех. Мать ушла
в другое купе и исходила там слезами.
Состав идёт, а в купе взрывы смеха, гомон не прекращаются. Заглянула проводница, что-то предложила или сказала - на неё замахали руками, слушать не стали.
Прошло ещё время. Проводница опять заглянула, гомонящей,
весёлой компании предложила чай. Кто-то взял, кто-то отказался.
- А что у вас за радость такая? К кому едете? - с яркой улыбкой спросила
проводница, зарядившись их весельем.
- Брата едем хоронить! - по инерции или на каком-то диком,
совершенно неуместном, бесовском подъёме, весело ответили ей...
Поверила проводница или нет, но опрометью выскочила из купе.
Павел с женой жили в маленьком домике. Отопление было печное.
Мать, как вошла, припала к гробу, рыдала всё время и ничего вокруг не видела.
С ней горевали, плакали жена Павла и его взрослые дочери. Пришли соседи с венками. Плакали, приговаривали:
- Угодничек наш. Всем помогал: кому в аптеку сходит, кому воды
из колонки принесёт. В магазин идёт, обязательно спросит - не надо ли чего купить? Праведник - на первый день святой Пасхи преставился... И на пенсии-то всего несколько годочков побыл - на льготной. Молодой ещё...
Чтобы накрыть столы, составленные в длинный ряд для поминок, жена покойного Павла принесла большой рулон новой клеёнки. Отрезав нужную длину, остаток
отнесла в другую комнату. Поминки прошли пристойно, с выражением уважения
добрым словом к почившему.
Все посторонние разошлись и тут случилось невообразимое: две сестры
Павла кинулись делить клеёнку. Они рвали друг у друга полотно, не давали разрезать - не так! Мой кусок должен быть больше! Ты себе больше захватила!
На них с ужасом смотрели жена Павла и её дочери, а мать, перекрестившись,
произнесла:
- Счастлив отец, что не дожил до такого горя...