(фрагмент рассказа "Чистилище. Северо-Западный фронт")
100 лет со дня рождения героя войны, моего отца Ивана Петровича Щербакова
(28.10.1923-10.06.1964гг.)
Один бой врезался в память навечно не потому, что там был совершён подвиг. Скорее всего, на первый драматичный план вышла жертвенность. В обстоятельствах непростого времени начальников сильно поджала неизвестность. Видимо сверху крепко давили, если 18 совершенно необученных пацанов-разведчиков назначенных в миномётной роте «героями» ушли в ночной рейд за «языком», а вернулись лишь двое.
Я тогда ещё только делал первые шаги на фронте, привыкая к тяготам армейской службы. Ещё земляк, рядовой Данька Ломаев был рядом. Мой командир, старлей Василий Городилов воевал с 1941 года. Вот мы и остались в живых не поцарапанными.
Остальных скосил немецкий пулеметчик, которого скрутили в ожесточённой рукопашной схватке. У приговорённого Гауптштурмфюрера СС с успехом изъяли портфель из телячьей кожи. Дорогая штукенция, набитая бумагами, знатный трофей.
По возвращению комбат пытался что-то вякнуть про наградные документы к медалям, однако трусливые штабисты дело замяли. Нельзя позволять кому-то выпендриваться больше дозволенного. Ладно, проглотили и эту несправедливость.
Теперь достаточно сложно основательно и последовательно восстановить в памяти, что было после того, как по команде все вскочили, словно подброшенные. Заняв выгодную позицию на взгорке, помню только, что с осторожностью стрелял длинными очередями поверх голов бегущих впереди ребят.
Метко стрелять из ППШ — коварное дело. Прицельная дальность около 250 метров, с нерегулируемым прицелом не более 100 метров. Максимальная дальность стрельбы всего-то — 400-500. Барабанный магазин на 71 патрон пустел за пару-тройку минут горячего боя.
Передо мной рвались гранаты, а в лицо — прямо в глаза сверкали ослепительно яркие вспышки бьющего почти в упор пулемета. Смешная дистанция для меткача, каких-то 300 метров — ни о чём. В это пламя и пришлось мочить со всей дури, чтобы загасить инициативу шютце-пулемётчика. А куда больше стрелять — цель-то одна, да и ночью вряд ли разберёшь что-либо другое.
Вот и получалось, что ребята падали, а я только догонял их, бежал следом, буквально наступая на пятки. Почему-то присутствовала уверенность, что позади меня они снова поднимаются и рысью несутся следом. Однако дело складывалось не настолько оптимистично. И вдруг все стихло...
И еще снится, как я бегу на амбразуру. А ребята впереди меня падают и падают, падают и падают, корчась от боли. Я-то догадываюсь, что вот-вот ещё секунда-другая, должен упасть и я. Но в реалиях бегу вперёд и не валюсь в предсмертной агонии.
Кому-то из пацанов разбило голову, вынеся мозги наружу, кому-то вырвало с предплечьем руку, у кого-то кость торчит из голени обрубком. Но тормозиться нельзя, согласно приказу не имеешь права оказывать первую помощь товарищу. Так и оставались недобитки без подмоги за плечами. Страшное дело.
Почти двадцать лет бегу и каждый раз жду, что вот теперь-то я тоже упаду и мне от этого станет сразу легче — буду лежать рядом со всеми. Но каждый раз снова и снова преодолеваю то расстояние до дзота и каждый раз вижу, как падают и падают ребята впереди, справа сбоку, позади стонут... Пластаются, землю роют носом — жилятся, бьются в предлетальных судорогах и кричат по-дикому от адской боли…
А потом ещё испытание не для слабонервных. Идти ночью в обратку по минному полю — не сахар чайной ложкой разбалтывать в стакане. Ужас сковывал меня при каждом шаге.
Как только делал движение вперёд и выносил ногу в направлении перед собой, ушатом холодной воды обдавало сердце, воображаемые домыслы пытались парализовать сознание, страх исподволь закрадывался в душу.
Казалось, что именно в этот момент раздастся взрыв, и у меня оторвет что-либо из телесной сущности. Не обязательно выдерет с мясом руку или ногу, может быть, размотает кишки на добрую сотню метров. Всё это неважно, главное не лишиться сознания, веры в предназначение на земле.
На подкорке почти материально ощущалось, как произойдет чудовищная несправедливость. Что может быть страшнее физической беспомощности для восемнадцатилетнего парня?
Так прошли еще минут пять-десять. Потом неожиданно по соседству из-под земли мощной вспышкой вырвалось черно-красное пламя. Раздался оглушительный взрыв. Детонация со светопреставлением!
На мгновенье пришлось инстинктивно зажмуриться. Когда открыл глаза, шедшего впереди солдата, не увидел. Это было как чудо. Только что Данька был на десяток метров впереди, и вот его нет. Вокруг тишина. Ни стона, ни звука. Ни привета, ни ответа.
Пришлось замереть в оцепенении. Затем повернулись со старлеем одной ногой на сто восемьдесят градусов и двинули практически на карачках в обход роковой луговины, способной принести ещё большие несчастья.
После обильной росы, ближе к полудню фрицы прочувствовали движение на нейтральной полосе. Пристрелочная мина ударила по-соседству в бруствер воронки и, обдав меня комками земли, шлепнулась рядом на самое дно. Другая шестипёрка проползла небольшое расстояние по наклонной плоскости и застыла в полуметре от моего носа. Волосы встали дыбом, по спине побежали мурашки, капли урины невольно ссыканули в портки.
Как зачарованный смотрел я на эти красивые игрушки, окрашенные в ярко-красные и желтые цвета, отливающие бликами на полупрозрачных, пластмассовых носиках. Едрёна мать, сейчас лопнут боезаряды и разнесёт молодецкое тело на вонючие микрочастицы. Мамочка родная. Секунда, другая... Минута... Три минуты… Пять… Не разорвались, падлы!
Редко кому так везет на войне. Хотя впоследствии любопытство взяло верх, и мы выяснили, что немецкие мины были учебные. Видимо, фрицы не озадачились наличием реальных целей и натаскивали своих рекрутов обычными деревянными болванками.
К вечеру в ту же сторону навострил лыжи авангард фронтового прикрытия. Вдруг по всей округе раздался неожиданный рев, оглушающий рокот, какие-то непонятные шлепки по брустверу. Вмиг лицо и грудь солдатам забрызгало чем-то теплым и мокрым. Инстинктивно все попадали. Опять тишина.
Когда протёрли глаза, многих недосчитались. Руки, гимнастерки, штаны в крови — это мягко сказано. На земле приговорёнными валялся не один десяток бездыханных тел. У большинства мертвяков черепно-мозговые ранения не совместимые с жизнью — шли по открытому месту полупригнувшись. Поверили в игрушечную составляющую войны, молодые ребята. А зря. На войне не шутят, на войне мало улыбаются, на войне — выживают.
Апрель 2023 года