Тяжёлым и душным летним днем по дворе появился плотный, хорошо одетый мужчина. Онстучался в каждую квартиру старого длинного дома, торец которого занимала семья Славновых. Жильцы не торопились открывать, а некоторые, особо немощные, сразу встать не могли. Давно умерла седенькая Нора, у которой дочь умотала в Израиль, веё комнате осталась сестра, к которой приезжал внук, чтобы машины чинить во дворе .Двор был удобный, без забора и без ворот. И шоссейка рядом. Тоня спрятаться неуспела, потому что ходила с погреб, принесла в двух рука всякие банки. Тут он к ней и подкатил
-Здравствуйте, женщина,можно вас напару слов? Солиднаякомпания покупает ваш дом. Вы согласны переехать отсюда в многоэтажку?
- Всю жизнь мечтала, – Тоня всёэто слышала сотни раз и не скрывала насмешки. Она поставила банки на крылечко, руки в боки.
- Вот и хорошо, - разбежался пришлый. – у вас сколько метров? Можно взглянуть?
-Нельзя, я одна дома. Только когдамуж будет.
-Ну так, пока запишу номер дома квартиры. И комнат сколько?
- Да шестькомнат. А какова будет компенсация за квартиру в двух уровнях? - Тоню душил смех.
- Миллионов пять.Чего смеётесь?
- А вы что, не узнаете меня? Я вас однажды в песочнице нашла, в детсаду.
Мужчина не смутился.
- Это было случайностью.Но мы продолжаем наш разговор!
- Не думаю. Моя квартира сейчасстоит около двадцати миллионов.
- Да бросьте.
- И бросить ее я никак не могу.
- Я ещё вернусь. А ваши соседи?
- Только когда они проспятся...
День под вечер, а наградуснике под сорок. Мужчина резко ушёл. Всё быничего, но эти дельцы приходили всё чаще, того и гляди отберутжильё и затолкают в девятый этаж на окраине. А тут уТони и квартира, и верагнда, и цокольный этаж с музеем,и сад при доме, и сарайка с погребом. Да,мужчина с кожаной барсеткой вряд ли кого уговорит, хотя центр, конечно…Тоже не всем нравится. Неужелт придется жть за городом, на даче? Неужели отберут все?
Тонечка не спала долго. Разболелись ноги. То ли рынок и аптека.то ли стирка постельного утомили её.То ли давняя хворь очнулась… Он абыло пристроиласьпод абажуром читать старый уютный роман, но мысли отталкивались от книги, бились о листы,и улетали в ночь как мотыльки. Жалко будет музея, если дочери унаследуют дом и все выкинут.
Попробовала порастирать усталые за день колени, но боль продолжала сверлить. Иной раз терпишь- терпишь, да и прибегнешь ктаблеткам. Таблетки не всегдапомогали, но перебирать-то некогда, не до того... Выпила сразу две, и больстала утихать. Она сколько раз уж ходила ик терапевту, и кхирургу, и к сосудистомухирургу – нет, всё впустую. Немогли даже диагноз поставить...
А еслши только прелдставить, что как-ниьбудь под вечер во дворе появится Мещина… Наверно , она не худая теперь, рсполнгела, поди… Пятнадуапь лет минуло….Надо сразу спрятаться, может хоть наберет себе ведро помидор…Нет, конечно, не появится…Согрелась Тоня под верблюжьим одеялом, стала дремать. Веки смежила, но всё-таки видела светлеющее рассветное небо. Снизу послышались голоса, наверно, форточку на первом этаже незакрыли,опять авторемонтники работали всю ночь, и курят на её крыльце... А боль-то почти ушла. Поспать бычасок...
Она старалась уснуть, зажмурив глаза. Однако позвал муж – иди скор её! Пришлось запахнуть халат, закрутить резиной жесткие кудри и тащить непослушное тело к лестнице.
- Антоша тычего? Уже, что ли, утро?
- Спустись, у деда неладно.
Она, крадучись, сошла, держасьза перила. Удивилась на своего рослого мужа врубахе, застегнутой не на ту пуговицу. Он обычно спал крепко и нечего не слышал. Онане раз успевала спуститься, пока он проснётся.
- Что ты, Антоша. Это опять, наверно, мужики усоседа балагурят, автомеханики. Смотри, форточка нараспах.
- Да послушайкак следует, - и онуказал на дедову дверь.
Голосов было несколько: один сильно басовитый, низкий, потом дребезжащий, и ещё какой-то полудетский, срывающийся. Какбудто спорили о чём.
-Наверно, опять забыл телик выключить, как в тот раз, помнишь?
- Я телик уже выключал.
- А дед взялда и снова включил! Он же не помнит.
Антону надоело стоять, и он какможно тише открыл дедовудверь.Голосастихли, как толькоАнтон включил свет. Пусто. Деда в комнате не было. Пометавшись несколькоминут, нашли его подкроватью, свернувшегося в комок и прижавшего колени к подбородку. Он весь дрожал.
- Дед,ты чего, звал?
- Звал, - просипел тот, - да вы не слышали. Выгоните их, выгоните...
- Кого, Фрол Семёныч?
- Людей этих! Спать не дают.
-Дед, да тут нет никого.
- Они тут шумели! И про аварию на ГРЭСпытали.
- Брось, это сто лет назад было. Ты ж двадцать лет потом в главк есидел.
- Какаяразница, для это как вчера…И всё равно я невиноват…
- Пошли ложиться,Фрол Семёныч. Что этовы вздумали?
- Это не я, это они…
Антон кое-как уговорил отца лечь,Тоня принеслаему теплого компота навишне. Старик выпил его судорожно, взахлеб.
- Всё будет тихо, спи, дед, – Антон для убедительности пощелкал выключателем телевизора.
Пошел, выглянул на крыльцо. Тамтоже никого.
- Три часа, ну, - ворчал он, наливая себе компот. – Мне ещё три часаспать можно.
Кот резко запрыгнул с улицыв открытую форточку и потрусил под лестницу.
«Фу ты», - сказалАнтон, и Тоня закрыла форточку тоже.
Спать не получалось – так, дрема, и то урывками. В последнее время дед стал совсем беспокойный. И ест плохо. Как похоронили супругу его, так совсем с толку сбился. То он хоть с ней говорил, а то теперь все люди какие-то ходят… АТоня с мужем сами в годах, чтоб вскакивать-то по ночам.
Утромдед не встал кзавтраку, отсыпался. Тоняубрала после завтрака посуду, пошла на мусорку с раздувшимися пакетами. Там ейвстретилась Шаха, переселенка Шехерезада из Дагестана. Она как всегдаходила на мусорку вчерном дорогом платье сблестками. А глазаеё были всегда потуплены, а косынка шифоновая низко на лоб.
- Шаха. Дед слыши голоса.
- Да пора ему, грешному.
-Ну что ты.Я тоже их слышу!
- А тебе ещё рано.
-Так муже тоже слышит. Мы сегодня опять вскочили в ночь-полночь, прибежали...а там никого.
Шаха покачала головой.
-Мм… У меня перед тем, как Месхи, мальчик мой,умер, так тоже ходили. Всю неделю ходики, шумели, спорили о чем-то.А как схоронила я Месхи, такперестали.
- И ты их слышала?
-А какже. Провожатые это. Предупреждают его. Скоро, мол, заберем тебя. Ну, чтобы он готовился, небоялся…
- Как жене бояться,Шаха? Страшно ведь…
=-Это не такостаршно. Стращшно - как Иваненкова. Муж ее бил, говорят, гонял за невеусную еду. Вот и и дрбил, умерла. Трое детец остплось.Вот как он с ними будует?
- Это синеглазая Иваненоква?
- Да, ушла наша звонкоголосая, нету ее больше. Пойду помогать. Такому дурню и пеомогать неохота, но ее мать жалко…
Шаха пошлавдоль по улице, покачиваясь, блесткинелепо сверкали на утреннем низкомсолнце. Прохладныйутреннийветерокдоносилдорожныешумы. Свежаялиства тихошелестела, впитываясолнце. Чтобы не боялся никто.
Дед Сдпвнов умер через месяц. В городе свирепствовал вирус. Тоня с мужем попали в разныебольницы, оба с температурой под сорок. Дом опустел. Ночевала толькодочка Мила с внучкой Рузанной. Дед звал-звал, видно,просил пить, но никто не подходил, видно, голос деда былеле слышен. Он ничего не понимал, пометался, да и затих. Миласама лежала вжару. Первой заметила нехорош её внучка, она сталазвонить тетке с чудным именем Медина, та и вызвалапохоронную службу. Когда пришловремя упокоитьдеда, таже тетя единственная и поехала на кладбище провожать незнакомого ейчеловека. Больше некомубыло…Через две недели стали возвращаться вдом законные жильцы. Бледные. Шатаемые ветром. И головы как у одуванчиков. Ох, и грустная была картина.
Помидоры с вялой ботвой лежали на потрескавшейся земле. Жимолость с кустов и там же под ними подсохла. Из ящика торчали пожелтевшие газеты.Пора было открывать краны в подвале, подключать шланги, поливать сухие как порох гряды. Подметать перезрелые сливы на дорожках…Приближалась осень. Но вообще, надо было жить дальше.
***
Темнеет, а Тоня с работы. Устала в плюху, всмятку, в фарш, день выдался — караул. Ромка-воспитанник весь день капризничал. Кстати, не Роман, а Ромул, ни фига себе родители дали имечко. Вы в курсе, какая заваруха связана с этим Ромулом? Не с мальчиком, а с древним римлянином. Мало того, что его вскормила волчица, так он потом брата убил. Но это официально. А вообще имя не расшифровывается. Конечно, главное число — единица. А люди с единицей умеют добиваться своего.
Рома-воспитанник не хотел уходить с качелей, а потом ещё лбом приложился к ним же, когда его насильно повели прочь. Ему даром, что выпал первый снег и качели замело. И что посторонней фанеркой не получается так быстро расчистить, как лопатой. Что скажет его мамочка? Увидит, скривится: «Тонечка, вы хоть следите, обо что он падает». Что толку, ему три года, а он сильнее няни. А потом, когда Антонина, наконец, покормила его обедом — это отдельный плач мавританки — пришла пора укладывать спать на тихий час, и тут некстати приходит мастер на замеры, пластиковые окна вставлять. Ребёнок, конечно, подскакивает, прыгает на кроватке как на батуте. А мастер ещё задаёт вопросы, на которые она не знает, что ответить, она ж не хозяйка. Не, хвалит хозяйке… А какие надо фрамуги, а как будете открывать? А фурнитура медная или никелированная? Ромка раскраснелся и ни в одном глазу. Сидит няня Тоня, читает как бы, руки у самой дрожат. Но сидит железно. Няня, книжечку! Няня, пить. Няня,в Питер позвоню! Ничего не дам. Спи уже! Няня плохая, да.
Хозяйка опять опаздывает няню сменить, в банке, видите, аврал. Ну, конечно, кто не в банке, те– нелюди. Тоня ей поставила окна, пусть попробует недовольство проявить.
А потом ещё приходится бежать в поликлинику за справками в садик. Потому что не Ромке, а своим внукам, хотя мать и не знается. Да, черезсестру. Это уже в своё личное время! Вдогонку хозяйка кричит, что завтра нужно пораньше.
После работы ноги уже плохо Тоню держат, но она несется, аллюр три креста, задыхаясь и быстро. Дома, наверно, содом. У очередной родственницы, привезенной из Приозерска, приступ головной боли, рыдает, не помнит, где таблетки. Кошки мяукают от голода.Тоня мечется, находит таблетки, утешая, щебеча и леча, раскладывая по тарелкам всё, что есть, ну а дымчатой кошке только Роял Канин, у неё желудок.
После посуды она опять бежит, спотыкаясь. Чуть ногу не сломала. Внуки вытащили из кладовки велосипед, а на нем привязана лоскутная собака. Кошмар, так всё завязать. Да, много воспоминаний эта собака навеяла. Вспомнилось, как Тоня лоскутным шитьем увлекалась, книгу выписала английскую, с русским переводом.
Уже в сумерках ей бы сесть на диван, очнуться, но нет, некогда, она клеит декоративную панель на кухне, днем не до этого. Бабка приозерская снова кричит. Милая, ну что ты кричишь? Аж соседям слышно. На таблетку. Не плачь, чаю попей. Всё болит опять? Что значит, умираешь? Это тебе кажется. У тебя повышенная тревожность, ты опять про таблетки забыла. Господи! Спаси меня, Господи, говори так, милая. Прости мои грехи. Ах, нету грехов? Ну, это ты зря.Просто у тебяпредчувствия, но это ничего не значит. У моей мамытожебыл предчувствия. Она с ними семь лет прожила… Тыу меня четвёртая смена, успокойся. Я хорошо ухаживаю.
Утром Тоня встает в пять, чтобы оставить час на молитву, потому что без этого сойдешь с ума. Потом готовка еды на весь день. Дочке на столе завтрак, в холодильнике обед — на первой полке борщ, на второй — котлеты и компот. только разогрейте, умоляю. И, подхватывая мешки на помойку, Тоня убегает.
Она - элитная няня. Очередь к ней стоит на два года вперёд. Ведёт самую трудную категорию от нуля до трех. Часто это дефективные дети, которых не взяли врачи, но они начинают быстро говорить. Вот, например, Кузя, он уже ходит в школу, умница, чемпион по шахматам. Отец Зернин до сих пор шлёт открытки. Он ведь со своей Джиной потом сошёлся, второго родила. Дети Медины, которая не знается, тоже довольно успешные. Да нет, Тоня не экстрасенс. Просто с ними всё время говорит, песенки поёт, всё в обход сознания проникает, через доброту. Сказки читает, «Золотого петушка», «Тэн Сяо Си», «Синдбада-морехода». Слова объясняет. Да нет, у н её так-то педагогическое, медицинский не кончала. Но дети, к ним подход интуитивный. А ещё Тоня закончила школу ландшафтного дизайна, и у н её уже был договор на ландшафт усадьбы, тридцать соток, на БМВ ездить, только пальчиком указывать. Правда, в районе. Но родители натотмомент слегли с инсультами, так что не вышло. Любит она ландшафтный дизайн, это сочетание туй и холмов, диких кустарников и арочных розариев. От этого у н её душа поёт. Сказать, от чего ещё поёт?
Ах, в цокольном этажеона всё жесделала музей старой посуды. Акхорошо, только б наследники не вынесли на помойку…От дедов много осталось, да соседи нанесли. Надо попросить мужа Антоху сбить новые стеллажи, и будет хорошая экспозиция.
Короче, утро. Иней невозможный. Выбегает Тоня на угол, там необычная пробка на дороге. Тонин дом стоит на углу, и машины, выезжая из низины, часто сбиваются тут, пережидая тех, кто мчит по прямой. На дороге снежная каша, и колёса буксуют до визга. Девушка в желто-золотистой хонде оказывается впереди большой колонны и всех задерживает. Она дёргает рычаги, тревожно высовывается в окно и видит — что? Только свои вязнущие в снегу колеса. Сзади бешено сигналят. А у Тони частный сектор. Поутру выходят из ворот мужчины чистить снег, выбрасывать мусор, и все смотрят на опасную ситуацию. Усмехаются: села за руль — рули. А разве не жалко девчонку в хонде? У Тони ведь тоже, бывало, дочка вязла в пути!
Эта в хонде бормочет: «Давай, давай», машет соседу с лопатой. Соседу нет бы помочь,так он отворачивается. Сирены машин позади хонды не смолкают, становятся угрожающими. Да что ж это такое-то! Где же вы, мужчины моей молодости, которые тащили через болото не только телегу, но и лошадь с нею? Понаставили коттеджей, понимаешь...
Тогда Тоня швыряет сумки с мусором на обочину. Бросается к хонде и начинает её толкать. Когда хонда попадает на лед, начинает пятиться прямо на Тоню. Все обалдевают вокруг. Но никто не трогается с места, глазеют. Девчонка в хонде уже пунцовая. У н её уж, наверно, слёзы на глазах. Ну хоть бы кто помог! А Тоня тоже красная, как рак, оттого, что сердитая. Сбрасывает куртку и опять к багажнику. Буксуя, хонда залепляет её снегом. Фу! Наконец, хонда выбирается из ямы и медленно ползёт вперёд. «Спасибо вам!» — пронзительно кричат оттуда. Пробка живо рассасывается.
Тоню поколачивает, но она отряхивает с трикотажного платья налипший снег, надевает куртку, которая начинает таять снегом прямо на разгоряченное тело. Собирает свои пакеты. «Может, и моей кто поможет?» — думает, слабо надеясь, женщина, тяжело дыша. И ускоряет шаг, ей же нельзя опаздывать на работу. Приказано прийти пораньше, а тут опять происшествие. Нет-нет, пробок нам больше не надо.