В последнее время она жила прошлым. Так душа хоть немного отдыхала. Вспоминала, как родила старшего: «Поздравляем, мамочка! У вас мальчик. Богатырь – четыре двести!» И как им гордился муж. В их доме-новостройке долго не включали лифт, и этого богатыря пришлось им таскать по лестнице на десятый этаж после каждой прогулки, а потом ещё возвращаться вниз за коляской. Чаще всего, конечно, ей. Про старшего она писала дневник почти каждый день, отмечая что-то новое: первую улыбку, первый лепет, первые шаги… Когда через три года появился младший, писать за домашними хлопотами не было уже ни времени, ни сил, но память сохранила всё.
Сейчас старшему без малого пятьдесят. Добрый, ласковый, отзывчивый, когда не пьёт. А пьёт он два последних десятилетия страшными запоями, как только попадают в руки деньги – не помня себя, не узнавая ни родителей, ни места, где находится, и совершенно выпадая из времени. Семьи так и не создал. И вся его жизнь, начинавшаяся так интересно и деятельно – спорт, учёба в техническом училище, работа на крупном комбинате – постепенно сузилась до одного месяца работы дворником или уборщиком мусоропровода, до первой получки. Потом запой, прогулы, трудное возвращение к жизни, увольнение, несколько трезвых дней на поиск новой работы и – снова по кругу. Здоровья давно уже нет. Всецело зависит от родителей, которые выводят из запоя, тратя на капельницы последнее, кормят и одевают его, неработающего, оплачивают квартиру. Много времени прошло и много сил потрачено ими, пока не поняли, что этому сыну, как ни парадоксально, работать не надо вообще. И денег в руках иметь нельзя совсем.
Второй сын рос активным, подвижным, любознательным. Смешно говорил, изобретая свои слова. Рано начал читать. Радовал! Вдруг обнаружилось заболевание почек. Сколько слёз она пролила, как жалела его: боли были такие, что, как говорили врачи, не каждый взрослый выдержит. Преодолели и это. «Ну, хоть в армию не пойдет», - думала она. На дворе были лихие 90-е, и матери правдами и неправдами пытались спасти свою кровиночку от царившего в армейской среде беспредела. В армию не пошёл, зато пошёл почти сразу после школы в тюрьму. Ударил совсем незнакомого мальчика ножом. Зачем, за что, почему? У неё не укладывалось в голове. Пока сидел, было время подумать, как же это случилось с ним и с ними? Где они с отцом не досмотрели? Чего не заметили в нём, ослеплённые родительской любовью? Так и не поняла.
Ждали, любили, жалели – целых восемь лет. Надеялись. Домой вернулся совсем другим человеком, ничем не напоминающим прежнего сына: разучившийся говорить с людьми, лишенный к ним жалости и сочувствия, растерявший друзей, равнодушный к жизни и злой на весь мир.
В последнее время она жила прошлым. Хотелось помнить только хорошее. Бессонными ночами вновь и вновь вспоминала своих сыновей маленькими, а себя молодой и полной сил. И порой казалось, что всё ещё впереди, что их всех ждёт радостная счастливая жизнь, в которой сыны, возмужав, естественным образом станут надеждой и опорой, потому что иначе и быть не должно по Божиим и людским законам… Но вместе с утром возвращалась горькая правда. И она снова ловила себя на мысли, что, думая о сыновьях, давно уже перестала называть их по именам, а только «этот» и «тот»…