Вечерело. Последние лучи осеннего солнца цеплялись за склоны холма, именуемого Святой горой. В тени холма вдоль дороги тоненькой лентой по тротуару спешила к монастырю за гидом небольшая группа туристов. В самом хвосте ленты, то убыстряя ход, то останавливаясь, шли двое - Андрей и Светлана. Оба были из оторвавшейся от них группы.
-Андрей! Ну, давай я не пойду? Мы с утра носимся по усадьбам, а ты меня в гору тащишь. И Михайловское, и Тригорское осмотрели за один день. Пожалей мои ноги! И сам отдохни, - в очередной раз просила спутника об отдыхе Светлана.
-Это не просто гора. Это Святогорский монастырь. Я не могу не поклониться Поэту. Ты же не видела могилу. И храм не видела, -с жаром уговаривал её Андрей, высокий мужчина лет шестидесяти.
-Ну не люблю я твою архитектуру! Она как фотографа меня не прельщает. И что я там могу снимать своим «телевиком»? И ты сам говорил, что могилу видел когда-то.
Её спутник набрал воздуха в лёгкие и терпеливо продолжал парировать: не посмотреть монастырь они не могут- это святое место. И к тому же именно сейчас монастырь и открывающиеся с его высоты окрестности особенно привлекательны в красках псковской осени. И неважно, был он здесь раньше, или нет, не почтить поэта - выше его сил. К тому же в сумке Светланы есть ещё один объектив, зачем она тогда таскает эту тяжесть? И что она сама же будет потом благодарить его за настойчивость.
Их группа уже разбрелась по монастырю и у могилы они оказались без опеки гида.
-А ты знаешь, что могила Пушкина уцелела благодаря сапёрам?
-Уцелела, ну и что? – отвечала, отдаляясь к освещённой закатом противоположной стене церкви, Светлана, знающая жизнь во всех её проявлениях женщина. – А вот и сюжетец неплохой с веточкой. Щас только объективчик поменяю. Щас, щас я тебя поймаю.
Она зашла за угол, чтобы пристроить нелёгкую даже для мужчины ношу к ограждению площадки перед храмом и стала доставать мешочек с нужной оптикой.
-Я говорю: могила Пушкина уцелела, а сапёры погибли. Много погибло. Нелепость.
Со стороны Светланы никакой реакции на это странное обстоятельство в истории о захоронении не последовало. Она привычно производила замену тяжёлых объективов почти навесу, а в такие моменты процесс захватывал её внимание полностью.
-Так что погибли? Кто-то там погиб? - услышал через пару минут Андрей удаляющийся голос Светланы. –О-о-о! Вот примерно такой вид я и ждала! Обалдительно!
Интерес к собственному рассказу у говорившего иссяк, и всё же он его завершил, но уже тихим голосом, скорее, для самого себя:
-Погибли. Захоронение спасли, а сами погибли. Много их погибло.
Оторвав взгляд от имени Пушкина на мраморной плите, Андрей вдруг заметил присутствие одинокой женщины. Было похоже, что всё это время эта женщина слушала его.
-Халатность, -завершил историю о сапёрах Андрей своей безмолвной слушательнице, как будто та действительно просила подробностей.
Незнакомка приблизилась к ограде могилы, бережно устроила на плите веточку с гроздьями рябины и бросила робкий взгляд на рассказчика. Женщина была почти того же роста, что и Андрей. Что-то было и ещё, сближавшее их. Андрей перевёл взгляд с её спокойного бледного лица на её высокую фигуру в алом берете и бежевом плаще с погончиками. Его вдруг заинтересовало, смотрит ли она на него? Он вновь обратил взгляд на лицо стоявшей рядом с ним.
«Почему я рассматриваю её? Мало ли почитателей у Пушкина?» - раздумывал он и продолжал разглядывать её. Но ничего не подсказывало о причине его интереса.
Когда-то он был невероятно стеснительным, и запросто, как сейчас, встретиться с женским взглядом его могли заставить только какие-то особые обстоятельства. Но армейская среда, общественная работа и лихолетия семейной жизни выветрили из него значительную долю стеснительности. Он уже мог позволить себе не каждый раз бояться женских глаз.
«Глаза светлые, как и лицо. Лицо как лицо. Ну, не буду смущать»,- вертелось у него в голове. Андрей уже собрался догонять Светлану, как вдруг незнакомка сняла со своей головы берет. Ни сумочки, ни зонта у женщины не было и можно было устроить головной убор в руке. Но вместо этого она запахнула его в плащ и трижды тряхнула головой. Светлые волосы послушно разлетелись в стороны, и в этом не было бы ничего необычного. И рост, и цвет лица и волос подсказывали её прибалтийское происхождение, но что тут удивительного? Прибалтика и Псковская земля… И всё же приметы чего-то общего всё добавлялись. И почему она сняла при нём берет?
Солнце заходило, да и Светлана куда-то запропастилась. Андрей поспешил вниз к подножию Святой горы, где уже, наверное, его дожидались в автобусе участники группы с гидом и его подруга, если только она не затерялась в киосках.
Автобус выгрузил экскурсантов у музея пчеловодства и вся группа с радостью отдалась эмоциям, не требовавшим внимания к историческим фактам и личностям. Пока шла дегустация под речь знающего толк в благородном деле хозяина, Андрей дважды возвращался к непонятно почему заинтересовавшему его эпизоду на Святой Горе. Может он когда-то видел эту женщину? Нет, вряд ли. С Прибалтикой он уже лет тридцать как расстался. И ни мужчин, ни женщин, даже малознакомых у него там не было и нет. Тем более женщин выше среднего роста как эта. Он и сейчас опасался высоких блондинок, а уж до армии и смотреть в их сторону ему было страшно.
Прибалтика… Когда-то почти каждый месяц он или один, или с кем-то из друзей встречал выходные то в Таллине, то в Риге, то в Вильнюсе. Это был какой-то допинг для слушателей его академии –хотя бы несколько раз в году развеяться в одной из прибалтийских столиц или на курортах Юрмалы или Паланги. Многие из его друзей предпочитали Ригу, но кто-то, и больше всех он сам, были в восторге от сказочного великолепия Таллина. Глупая молодость проявляла себя в восторженных отчётах его однокурсников о напитках и барах, но тянуло в Эстонию и Латвию даже наиболее ветреных из них не это. Прибалтика представлялась полузаграницей, тем местом, где можно было с лихвой компенсировать недостаток впечатлений и впечатлений самых разных.
Так мог ли он видеть раньше эту особу? Нет. Это исключено. Никаких женщин ни эстонских, ни латышских он не помнил. Только один случай пришёл ему на память, да и тот был исторический. Эпизод с рассказом о несчастной Майе, который Андрей услышал у пещеры близ Сигулды. Но кто мог забыть о печальной истории Турайдской розы? Такие легенды не забываются. Вслед за вспомнившимся эпизодом из легенды память перенесла его из Сигулды с её пещерой, где погибла красавица в другое историческое место. Андрей вспомнил свою поездку в Раквере к знаменитому органному мастеру. Он уже начал что-то припоминать, но голос гида прервал нить в прошлое:
-Моя петербургская группа: у вас только пять минут на сувениры и прочее. Автобус ждать не будет. Едем в гостиницу. Опоздавшие ночуют на улице.
***
София не планировала эту поездку. Сейчас она стояла у площадки перед малиновой от заката стеной монастырского храма и пыталась понять, почему она здесь. Ведь ещё два дня назад она пообещала провести эти выходные с сыном на заливе. А Пушкин? Любовь к поэту и пушкинским местам была у неё всегда. Для кого-то сказки из детства- всего лишь отсыл к счастливой или забытой- у кого как- далёкой жизни, но для её случая было немного иначе. При слове «Пушкин» София вспоминала с любимыми персонажами из сказок о царе Салтане, о мёртвой царевне и семи богатырях голос своей матери и её руки, перелистывающие иллюстрации потрепанной книжки. По вечерам девочка терпеливо ждала, когда мать закончит свои бесконечные дела на кухне или со стиркой и уляжется с ней, чтобы в бесконечный раз погрузиться в таинственный мир с богатырями и красавицей. Да, её детство было лучезарным, а вот настоящее…
В это путешествие София поехала с мужем, коллегой по работе. Её супруг не любил подобных поездок, но не считаться со своей половиной не мог. Все путешествия заканчивались примерно одинаково: он высаживал жену там, где ей было интересно, а сам оставлял, как и сейчас, машину на парковке и занимал место в пивной или баре. Для обоих это был второй брак и брак, как сказали бы прежде, по расчёту. Много ли людей прожили до своих сорока – пятидесяти без ошибок? София и Андрей не были исключением. Оба были программистами на одном предприятии и оба в какой-то момент включили рациональное мышление, и, по-видимому, одновременно: жить вдвоём им будет удобнее, а если обзавестись ребёнком, то и совсем нескучно. Софию на протяжении пятнадцати лет преследовало одно обстоятельство во всей этой нехитрой истории- инициативу проявила она. Так бывает, что воспитание отвергает возможность непринуждённо утвердить себя среди интересных мужчин даже привлекательных женщин. А если женщина с обычными внешними данными? Это и был случай Софии. К сорока годам женщина научилась не торопиться делать опрометчивых шагов. Один такой она уже сделала, когда вышла замуж за комсомольского активиста из её института. Тот оказался активистом во всём, только не в устройстве семейной гармонии и семьи как таковой. Детей он не хотел. Лишь после этой осечки она всё чаще и чаще вспоминала родительский завет: прежде чем познакомиться с человеком, нужно вслушиваться в разговор -внимательно слушать и то, о чём тот говорит, и то, как он излагает.
Эльмар, отец Софии, был примечательным и мудрым человеком. Он служил партийным инструктором в горкоме в Раквере и для своего небольшого города был влиятельным человеком. Но времена сменились не в его пользу. У вдовца Эльмара ещё в середине восьмидесятых возникло понимание происходящего.
-Вот что я скажу тебе, дочка, -медленно, изредка отрываясь от курительной трубки, однажды обратился к Софии Эльмар Александрович.- Наши с тобой дела здесь могут пойти плохо. Очень плохо. Скоро придут нехорошие люди. Это сейчас без моего мнения, без мнения таких как я, ничего не делается серьёзного. А скоро всё будет не так.
-Папа! Ты, честное слово, ретроград. Коммунисты обязаны обновиться. Твоя партия была против развития экономики, культуры. В Таллине мне говорили, что внимания национальной литературе и театру уделяют мало и вообще…
-Вот в том-то и дело, что в Таллине, - также медленно, с перерывом на трубку, возражал отец. –Эти толки, как говорят русские, от тех, кто не стоит у станка, кто не работает на ферме и вообще ни за что не отвечает. А что до культуры… Не ты ли сама говорила, как много музыкальных школ и всяких студий в Нарве да и у нас в городе? Ты не захотела учиться рисованию, выбрала математику. А я тебе скажу так: все эти Лагле Пареки, Тривиме Веллисте приведут за собой фашистов. Они припомнят мою службу в райкоме и то, что твой прадед боролся с белоэстонцами. Лауристин им во всём будет поддакивать. И опять будет «Кайтселийт» и всё сопутствующее репрессиям. Так что русские ничего здесь с ними не сделают. Их интеллигенция тут глупая, она даже своё «Интердвижение» клеймит. Ох уж эти качества русских- лизоблюдство перед чужаками и бессмысленное самобичевание! И всем им тут придётся работать на чужих фермах, как нашим предкам приходилось батрачить у немецких баронов. И это, если повезёт. А так будут мести улицы. Всё это уже было до войны. Так вот, дочка: собирайся в Ленинград. Поступи на ту специальность, что выберешь. Город большой, да и ты умница. В тебя верю. И мать бы твоя меня поддержала.
Так София оказалась в Ленинграде. Отца, конечно, уволили. Лишился он должности ещё в горбачёвское время- местной номенклатуре не терпелось показать, что косное мышление из партийных рядов искореняется успешно. Но отец был рад, что дочь вняла его совету и не стала тратить попусту бесценное, как потом оказалось время - эстонские власти установили границу с ненавистной Россией на годы раньше российских.
Да, отец смотрел вперёд. Но не только за это дочь с благодарностью вспоминала старого Эльмара.
Именно отец привил дочери любовь к литературе, истории Эстонии, древнегреческой мифологии и к музыке. В городе, кроме замка, было немного интересных мест, где можно было интересно провести время в дождливую непогоду. Одним из таких мест была мастерская органного мастера Кригса. И с ним тоже познакомил Софию отец.
«Да. Да, да, да. У Кригса я и видела этого мужчину. Тогда он мне показался чудаком. Забавным. Всё хотел узнать, можно ли надеяться заказать орган для собора. Смешной! Он ещё перед тем, как обратиться, всякий раз спрашивал: «можно?» Кажется, звали его, как и мужа, Андреем. И фамилия какая-то христианская… Или, наоборот?».
***
«Я же видел её! У того самого мастера в Раквере, Ханта Кригса. Ханта Эдуардовича Кригса, органного мастера», - осенило Андрея по дороге в туристическую гостиницу тут же, в Пушкинских Горах. Он отчётливо вспомнил все обстоятельства той давней поездки.
Начало 1990-х с сумасшедшей настойчивостью рисовало многим его современникам красивые, невиданные перспективы и прогресс во всём. Андрея нисколько не манила дорога к бизнесу, на которую ступили многие его однополчане. Ещё до повального сокращения армии многие воспользовались открывшейся вдруг возможностью завершить свои отношения со службой мирно, без «волчьего» билета. Ни магазины, ни устройство кафе, ни строительный бизнес в Финляндии Андрея не привлекали и привлечь не могли. Все свои дни он делил с Выборгом, его познанием и такими же друзьями, как и он сам. Когда улеглись страсти в многолетней борьбе за библиотеку, «Монрепо», Кнутссона, сохранение брусчатки на мостовых и много чего ещё, давний товарищ Андрея Кепп предложил на одном из собраний активистов-общественников вернуться к восстановлению органа.
-В городе было четыре органа. Я застал время, когда свинцовые трубки ещё валялись у доминиканского собора, который ещё занимает завод «Электроинструмент». Если не восстановим орган Доминиканского собора мы в глазах финнов так и останемся варварами, -сделал заявление искусствовед-фронтовик.
-А почему только Доминиканского? Можно и францисканский собор восстановить. Там тоже был орган, Евгений Евгеньевич, - опрометчиво добавил кто-то.
-Доминиканский собор восстановить можно, как и кафедральный. Только последний больше двух столетий был православным. А францисканский… сами помните- трагедия с советскими пленными из Норвегии после войны у его стен. Не стоит ворошить, - пояснил свою позицию искусствовед.
Так Андрей по своей инициативе и при поддержке энтузиастов оказался в Раквере, таком же древнем городе, что и его Выборг.
У Ханта Кригса он оказался задолго до обеденного времени. Андрей и сам не любил ранних визитов, но что поделаешь: поезд прибыл до рассвета и окрестности замка он уже изучил столь основательно, что удовольствие от седых стен стало испаряться.
-Заходитте, заходитте, молодой человекк, - открыл ему дверь мастерской сам хозяин, человек лет пятидесяти.
-Извините, что раньше назначенного, Хант Эдуардович,- выпалил заготовленное извинение молодой гость.
-Ничегго, Вы у меня не первый сеготтня. Вот познакомьтес- София.
Андрей прошёл вглубь мастерской и увидел за длинным рабочим столом девушку с длинными золотистыми волосами. Лицо её было совсем белым и тоже отдавало золотом. К её присутствию на встрече он не был готов – откуда-то вернулась забытая стеснительность. Догадливый мастер усадил гостя напротив себя и так, чтобы не доставлять чувство неловкости у гостя перед девушкой.
Они пробеседовали час или больше, после чего Андрей в сопровождении Софии вышел на улицу.
-Вы хотели перед поездом посидеть в кафе, я Вас правильно поняла?- обратилась она к спутнику.
-Да. Надо обдумать лавину информации, - ответил Андрей, не глядя ни на Софию, ни на дома непривычной архитектуры, что было ему несвойственно. Они шли молча. В этой части городка машин почти не было. В прелести прозрачного дня пешее путешествие вдвоём в новом для него городе казалось необычным. В какой-то момент он услышал ритм её шагов. Ритм шагов ласкового прибоя, как показалось ему. С этим ритмом, подумалось ему, куда-то в сторону их уводит время. Куда же?
Наверное, и его новая знакомая не помнила, сколько они добирались до известного ей кафе. Обнаружилось, что София не сразу нашла верную дорогу, отчего ей стало очень неловко.
У самых дверей только что распахнувшего двери заведения девушка стала прощаться, но Андрей воспротивился:
-Я в первый раз вижу перед собой эстонскую девушку, да и о мастерской Кригса хотел Вас расспросить. Мне ещё многое неясно.
София взглянула ему в глаза и согласилась продолжить встречу:
-Ну что ж, давайте. Не сидеть же Вам в незнакомом городе два, ой нет, три часа. Так и быть, выручу Вас.
В заведении в столь раннее время посетителей не было. К великой радости Андрея официант не торопился к их столику.
-Скажите, Вы любите органную музыку?- с небольшой запинкой завязал беседу Андрей.
-Наверное, не очень. Хороший орган только в Таллине.
-Но у вас в городе такой прекрасный мастер. Вот только помочь он нам для Выборга не может. И приехать не может – заказы…
-Да, я слышала ваш разговор: орган купить нельзя, он строится для конкретного помещения. Перенести его из другого помещения –это не всегда правильно, даже совсем неправильно, как сказал Хант Эдуардович.
Она говорила с лёгким акцентом и в её речи была та же стройность, что и в ритме её походки – плавной, напоминающей прибой спокойного моря.
Андрею почему-то захотелось сравнить её глаза и лицо, с тем, что он ожидал увидеть. Они были уже довольно долго вместе, а встретиться с глазами девушки до этой минуты он так и не решался.
-А Вы знаете, что раньше Раквере был завоёван русскими? Иван Грозный уж очень легко разделался с рыцарями и город двадцать или более лет был русским Руковором и позже- Раковором, отчего и пошло его нынешнее название. У эстов название было совсем другое, - прервала молчание девушка.
-Иван IV. Иван Васильевич, - поправил Андрей.- Грозным его прозвали три столетия спустя. Ни он сам, ни его подданные не знали о таком прозвище.
«Дурак! Вечно я лезу со своими познаниями!»- тут же заклеймил он себя.
Оба замолчали. К их столику никто ещё не подходил, но кто-то из сотрудников догадался включить негромкую музыку.
-«Два стрижа». Это Пирагс, «Два стрижа». Но уж очень грустная. Я очень люблю эту песню, но не люблю её слушать. Тем более сейчас, - узнала мелодию София и дважды тряхнула головой.
Эта игра её белых с золотистым отливом волос на секунды освободила их от свободной причёски. Было в этом движении и что-то несогласное с песней.
В эту минуту Андрей поймал себя на ощущении потребности слышать необычный говор собеседницы, видеть её светлые лучистые глаза, внимать её умной рассудительной речи. Он продолжал слушать Софию, но слышал не всё, что говорила та.
Его вдруг стало терзать: а что же дальше? Ведь они через час, может раньше, может, даже через минуту расстанутся и что же тогда?
Она, как и он, не заметила когда принесли заказанный кофе, но успела подметить изменившееся настроение собеседника.
Из-за своей неопытности Андрей не понял возникшей на лице Софии улыбки. Всё же он догадался прекратить уже ставшие ненужными расспросы.
Девушка медленно кружила кофейной ложкой по чашке, но больше смотрела не на кофе, а в окно. Туда же она направляла и улыбку отчего-то ставших грустными глаз. Но раз или два она грустно улыбнулась в глаза Андрею, будто извиняясь за своё изменившееся поведение.
Расстались они незадолго до прибытия поезда. И он, и она не торопились говорить друг другу прощальные слова, что-то говорило за них обоих.
Андрей уехал в Таллин, затем в Тарту и уже оттуда самолётом в Псков – в те годы эти города ещё связывали авиарейсы. Новые события и новые впечатления закружили его память.
***
В гостиничной столовой Андрей наотрез отказался от завтрака – он не любил майонеза и манной каши, а именно такой завтрак ожидал всех гостей тура.
-Пойду поищу кафе, -оставил он Светлану и отправился в сторону центра посёлка.
Сильный туман скрывал очертания строений и зданий, но долго искать не пришлось- единственная дорога из гостиничного комплекса очень скоро привела к центру посёлка. Первое кафе показалось Андрею неподходящим его желудку и он повернул в небольшое здание напротив.
-Кофе для Вас, пожалуйста. А вот творог только что забрали. Девушка последний забрала,- проинформировал его сотрудник кафе.
Андрей всё пытался разглядеть в меню что-то привычное из своей диеты завзятого привереды, но в голове продолжало звучать:
«Девушка забрала…Девушка забрала…».
Внезапно он обернулся: это была она. Как и тогда, Бог знает, сколько лет назад, он увидел её в контражур; мягкий утренний свет из окна освещал края её простой причёски и пальцы правой руки, которыми она касалась лица. София смотрела наполовину в окно, наполовину куда-то близ него и так же, как много лет назад медленно помешивала кофе с едва заметной улыбкой.
Через какие-то мгновения она уловила взгляд постороннего, повернулась к вошедшему. Тень изумления дополнила её улыбку. Андрей прошёл внутрь помещения, на мгновение задержался у столика девушки, но сесть рядом не решился. В тот момент он не смог бы объяснить, почему он поступил именно так. Мысли его были заняты другим. Он думал. Он думал о том, что за тот совсем непростой период его жизни было много ненужного, от половины из того, с чем он жил и что существовало в нём, он бы с лёгкостью и даже с радостью отказался. Как много он наделал ошибок! Из-за суеты, из-за смешных амбиций, а больше всего - из-за желания жить интересно. Вот и его уже взрослые дети творили глупости одну за другой. Их нелепые шаги в жизни, вторя его собственным, были даже ещё тоскливее. Кого винить, как не себя?
«Вот и состоялась наша встреча»,- со смешанным ощущением радости и обречённости думала она.- «Он сильно изменился. Но во многом тот же. Пытливый. Скромный. Только какая-то странная тоска на его лице. И, наверное, не так рад мне, как я ему».
Она всё так же помешивала в чашке и вновь повернулась лицом к окну.
«На мужа совсем не похож. Оба- Андреи. А-а-а, фамилия его вовсе не христианская. Андрей Крестьянинов, я и тогда не могла её сразу запомнить.», - вспомнила, наконец, она и как бы с целью убедиться взглянула на Андрея.
Тот поймал взгляд женщины, но смутиться не успел: звонок Светланы требовал внимания.
«Вот она, женская интуиция. Для мужчин она, наверное, не самый желанный подарок. Уж во всяком случае, не всегда. Это точно», - подумал он.
Андрей встал из-за своего столика, медленно придвинул стул. Трубка продолжала звенеть незатейливой мелодией рингтона. И то, насколько сейчас неуместно было всплывшее чувство вины, и то, как она замещалась пусть и лёгкой, но злостью, вызвали его раздражение. Он медленно направился прочь. София подняла голову, слегка приоткрыла большой рот и так и замерла. Говорить она ничего не стала.
Быстро возникла и так же скоро испарилась лёгкая обида.
«Не о чем, собственно, что-то говорить, -размышляла она.- Столько лет прошло. И он не один. А я одна. С мужем и одна».
Оставшись в одиночестве, София всё смотрела в окно, где солнечные лучи расправлялись с остатками тумана. Таяли и мечты, с которыми она начинала жить в своём уютном Раквере, жила в Таллине и продолжала жить в Петербурге. В северной столице кроме двух подруг у неё никого не было, с кем она могла поделиться сокровенным. Чаще всего она доверялась Ирине, своей однокурснице по институту. С Ириной они могли обсуждать всё или почти всё. Но отзывчивость старой подруги уравновешивалась её приземлёнными взглядами на многие вещи из того, что большинство женщин до определённого момента оставляют в мечтах.
-Ну что, что ты носик повесила? Ну что ты расстраиваешься!? У тебя хороший муж, надёжный. – не раз возвращала на место подругу Ирина. – Не смотрит на звёзды, это есть. Может, и грубоват с тобой, не спорю. Он же военный.
София рассеянно слушала подругу.
«Ну почему? Почему? Ведь была же у меня мечта и я не жалела для неё ничего, а дети растут совсем не такими, какими мечтала их видеть. А потом станут ещё дальше от меня. И Андрей не поменяется.», -думала о своём она.
Её Андрей довольно долго служил на дальних точках на Байконуре в замкнутом мире, где не было места деликатности и где скабрезность была и фоном, и инструментом воспитания подчинённых. Свои характер и понимание юмора муж активно продвигал в их сыне. Дочь была больше похожа на мать, но и в её воспитании участвовал отец. Без всякого Пушкина… Годы уносились, мечты таяли.
Ей опять вернулись увещевания подруги:
-Но детей же он обеспечивает. И квартиру, смотри, какую шикарную, для вас купил. Сиди и радуйся, что есть такой. Каждый год то Тунис, то Турция. Ну чего тебе ещё?
Подруга Ирины кивала и не соглашалась – в её сердце каждый раз, то слабо, то громко звучало эхо песни о двух стрижах. Той самой песни, с грустными словами и грустной мелодией из пустынного кафе в её родном городе.
Становилось светлее, утро перетекало в день. Из-за окна время от времени доносились приглушённые голоса людей. Стоянка, предназначенная для туристических автобусов, опустела, все разъехались по новым маршрутам. Экскурсионная суета сгинула прочь. София всё ещё сидела в пустом кафе и всё также слушала свою тишину.
****
Астраханская область, 24 апреля 2023 г.