Включил Ульриха Шнаусса. Пытаюсь отдохнуть от собственных мыслей. Как-то тесно там, под черепком. Последнее время преследует удушливое чувство, будто стены вокруг меня медленно сдвигаются. Так незаметно, что я не могу уловить это взглядом и успеваю привыкнуть к каждому новому их положению. Комната становится всё меньше. Вдруг понимаю, что не надевал линзы и очки, но вижу подпись на картине, что висит на стене напротив. Еще недавно, давая отдых глазам, я видел на её месте лишь яркое пятно.
Есть такое слово – «энтропия». Кажется, оно стало модным в последнее время. Как «эмпатия», «нарратив» или «постирония». Не понимаю, зачем его толкают куда попало все кому не лень. Маркер эрудиции, видимо. Знак принадлежности к узкому кругу посвящённых.
Мои отношения с энтропией непосредственны. Никакой снобистской подстёжки и созависимости в духе: я – лингвист, ты – слово (подчинись!). Тут личное: она буквально наполняет мою жизнь.
Пыль осеняет своими лохмотьями, пока сплю. Арбузные корки и коробки из-под корейской лапши вырастают на столе словно курганы. Утром, чтобы глотнуть свежего воздуха на балконе, приходится пробираться с чашкой кофе через болото пластиковых игрушек.
Файлы на рабочем столе компьютера, кажется, плодятся почкованием. Я навожу порядок, отворачиваюсь посмотреть, как осыпалась полка с книгами за спиной, а когда снова смотрю на экран, их становится вдвое больше. Футляр от айпада крошится, лопается ремешок на часах, отклеивается подошва, раскалывается пополам лейка душа. Выход из дома завален нестиранными футболками и бельём.
Клаустрофобичное ощущение. Похоже, отсюда уже не выбраться.
Я с усилием переставляю ноги, пытаюсь добраться до стула посреди гостиной. Резиновые куклы, будто предчувствуя триумф энтропии, галдят со всех сторон. Стены так близко подобрались ко мне, что я могу упереться в одну ногами, в другую – спиной, как мы делали это в детстве, и подняться...
Меня зовут Ваня. И я не знаю, как навести порядок в своей жизни. Обливаясь потом, я вишу под потолком комнаты, которая съёжилась до размеров крохотного чулана, и слушаю «Gone Forever» Ульриха Шнаусса. Резиновые куклы моих дочек, словно аллигаторы, ждут, когда я выбьюсь из сил и упаду вниз.
Что мне делать?