Камал Владимирович запер верещащую дочь в комнате. В него просто лев какой-то вселился! Обычно тихий и спокойный, если не сказать робкий интеллигент,он вдруг обратился в дикого зверя.
– Я тебе покажу замуж за Юсупа! Только за Расула пойдешь!
Камал Владимирович положил ключ в карман, поправил сбившийся галстук, и погрозил в сторону белой двустворчатой двери кулаком:
– У-у-у! Я тебя победю! Побежду!
Ольга Муслимовна тихо плакала на кухне. Муж подошёл, ласково приобнял её за плечо и сказал:
– Ничего, пусть подумает. А если бы она сбежала с этим Юсупом?!
– Камал, разве это правильно выходить замуж насильно? – всхлипывая, спросила Ольга. – Мы же женились по любви. Помнишь, как мой папа был против?!
– Мы – это совсем другое дело, – проворчал Камал, борясь с тугим галстуком.
В запертую дверь неистово колотила Оксана и кричала:
– Ну мамочка, хоть ты помоги!
***
– Я била в дверь, пока не устала. Вряд ли кто меня слышал, кроме родителей: стены у нашего старого дома были толстые, да и в соседних домах тоже, и ещё нас отделяли от соседских участков сады и огороды.
Свадьбу назначили на послезавтра. Через день меня вытащили из комнаты серо-зелёную, я похудела от слёз и голода так, что пришлось ушивать наскоро купленное мамой первое попавшееся платье. Сил сопротивляться у меня не было совсем. Я покорилась. Родители победили.
Тридцатого декабря меня выдали замуж за Расула. Так как дело было спешное, а хорошие залы под новый год найти было сложно, решили играть «совместную» свадьбу. У нас в Дагестане принято играть две свадьбы в разных метах – сначала невесте, потом жениху. Причем, родители невесты на свадьбу к жениху идти не должны. Но нашим семьям пришлось потесниться: в небольшой ресторан человек на пятьдесят набилось двести желающих посмотреть на моё фиаско.
Свадьбу помню плохо. Гул голосов, вертящаяся в лезгинке родня, бордовые с жёлтыми кистями безвкусные шторы на окнах мало меня отвлекали от тяжёлой печали, а в сторону Расула я и смотреть не хотела. Он же веселился, как мог. Вершиной веселья стало его подбрасывание под потолок толпой друзей. Расул взлетал, потом падал, смеясь, а я думала: «Хоть бы они его уронили». Но друзья у него были хорошие. С сильными руками. Слыша это мужское гигиканье, я украдкой вытирала кружевным белым платочком слезу, пробивающую себе дорогу через штукатурку на моём зелёном под слоем этой штукатурки лице.
Родители-предатели танцевали медляк и бросали на меня грозные взгляды: мол, улыбайся! Я еле сдерживалась, чтобы не корчить им рож, потому что понимала, что на меня направлены камеры и фотоаппараты.
Боже, а этот танец молодых… Когда Расул взял мою руку, чтобы повести танцевать заключительный танец, по моему телу прошла дрожь: я представила, что меня ждёт через час. Честно говоря, чувствовала себя Жанной д`Арк перед казнью. Но она хоть за родину пала, а я за что?!
«За что?!» кричала я, оставшись наедине с Расулом. Я кричала, кричала и кричала, сидя в зале в роскошном платье и размазывая краску по лицу белыми перчатками. Расул воскликнул:
– Что «за что»?!
Ушёл в спальню и плотно закрыл за собой дверь…
– Опять ты за своё, Оксана! Девятнадцать лет женаты, а ты все рассказываешь эту поросшую мхом историю! – воскликнул мужчина, обхватывая большими руками сидящую за столиком кафе жену.
Оксана просияла и представила своего мужа немолодой супружеской паре из Белоруссии, с которой она познакомилась полчаса назад в кафе:
– А вот и Расул!
– Оксана, дай хоть в Турции отдохнуть уставшим людям! – воскликнул Расул.
– А знаешь, мой дорогой, – заворковала Оксана, – я все эти годы думаю, а что бы со мной было, если бы мои родители меня тогда не победили? А?