Александр Петрович Колобков водку не любил. Нет, пил он её часто и иногда много (когда позволяли финансы или подворачивался случай), но сам продукт внутреннего употребления, именуемый водкой, ему не нравился. Александру Петровичу не нравился ни её вкус, ни её запах, и даже цвет. А вернее его отсутствие. Как может серьёзный напиток быть похожим на воду? Толи дело – коньяк. Вкус, запах, цвет – всё говорило, нет, кричало о благородстве и достоинстве. Да будь у Александра Петровича материальные возможности... К его сожалению, таких возможностей у него не было. Но и до дешёвых настоек и "винозаменителей" дело не доходило. Высшее образование и запись в дипломе: "Инженер-механик" – внушали самоуважение и не позволяли опускаться до этих самых «заменителей». Правда, инженером он уже не работал (с тех пор как закрылось объединение, в котором Александр Петрович "отпахал" двадцать лет). Последним местом его работы был круглосуточный супермаркет "Огонёк", где он трудился подсобным рабочим – сутки через двое.
Александр Петрович взял протянутый ему пластиковый стаканчик на треть, наполненный не любимым напитком и, выдохнув в сторону, произнёс:
– Есть такое слово – надо.
Эта ритуальная фраза звучала каждый раз, когда Александр Петрович намеривался "употребить". Фраза так понравилась его собутыльникам, что они тоже произносили её или дословно, или переделывая под своё настроение. Появилось множество вариантов: "Надо так надо", "А что сделаешь, если так надо", "Ну, надо мужики, надо". После каждой удачной находки настроение у всех поднималось, слышались одобрительные возгласы, и начинало казаться, что жизнь удалась.
Он уже коснулся стаканчика губами, уже ударил в нос неприятный запах, и вдруг… Александр Петрович почувствовал, что не сможет выпить. Такое с ним редко, но случалось. После сильного похмелья он долго не мог задавить чувство отвращения, но зная, что это помогает, усилием воли всегда гасил рвотные позывы и вливал в себя первый глоток. В этот раз никаких неприятных ощущений в виде тошноты у него не было. Он просто не хотел пить.
– Чё ты её нюхаешь? – хихикнул Вадик. – Это ж не парфюм.
– Не задёживай! – пробасил Саныч, имитируя голос актрисы из известного фильма.
– Чего? – подыграл Санычу Вадик.
– Не задёживай говорю! – прикрикнул Саный, и все засмеялись.
– Ну, действительно, что её нюхать? Раз и в дамках, – уже серьёзно добавил Саныч.
Александр Петрович сделал ещё одну попытку, но окончательно убедившись, что выпить не сможет, протянул стаканчик Санычу.
– Начинай. А я потом…
Саныч взял стаканчик и, оглядев присутствующих, произнёс:
– Если надо, то мы завсегда, – и выпил одним залпом под одобряющие восклицания.
– Хорошо пошла, – выдавил Саныч, и занюхал кусочком хлеба, услужливо протянутым Вадиком.
– Светка, чё попало не подсунет, – почти пропел Батон.
– Наш человек, – поддержал Саныч.
– Интересно, что их так объединяет, – подумал Александр Петрович, перекидывая взгляд с Санычв на Вадика и обратно, и сам удивился возникшему у него вопросу. Раньше он об этом не задумывался.
– А действительно. Саныч – "сантехник в пятом колене", как он сам себя представлял собутыльникам, а Вадик, хоть и бывший, но студент филологического факультета, бросивший учёбу по причине тяжёлых и затяжных похмельных обстоятельств. Да и возраст у них – вдвое. А вот, поди, ж ты – сдружились.
Вдруг Александр Петрович почувствовал, что наблюдает за происходящим как бы со стороны. Ни то, что бы он не ощущал своего присутствия, но происходило это так, будто он сидел внутри своего тела и подсматривал за окружающими его людьми в прорези своих глаз. Чувства были какими-то не реальными, и Александр Петрович затряс головой, чтобы избавиться от неприятных ощущений.
– Что, плохо? – заметив движение Александра Петровича, спросила Клава.
– Ещё бы. Они с Батоном вчера – в хлам, – подначил Саныч.
Все захихикали.
Это было правдой. Вчера Александр Петрович зашёл в супермаркет за хлебом и встретил Батона, у которого в этот день была смена.
– Пойдём, чё покажу, – прошептал Батон и потянул Александра Петровича в подсобку. Оказалось, что во время разгрузки один из ящиков с водкой выскользнул из рук, и разбилось несколько бутылок. Батон успел подставить хозяйственный поддон, а когда водка из ящика вытекла, перелил её в пустую канистру из-под моющего средства. Получилось больше двух литров… и Батон с Александром Петровичем не смогли остановиться.
– Грешно смеяться над больными людьми, – процитировал Саныч фразу из ещё одного известного фильма.
– Странно, – подумал Александр Петрович, – после вчерашнего должно быть отвращение к водке, но его нет. А пить не хочется. Может быть это начало алкоголизма?
Ему стало не по себе. Дело в том, что Александр Петрович Колобков алкоголиком себя не считал. Просто любитель выпить. Ну, пьяница, но не алкоголик.
– А вдруг я уже алкоголик? Что-то же меня объединяет с этими…
Александр Петрович оглядел присутствующих. Это были, в общем-то, неплохие люди: Саныч – сантехник от бога, когда не пьёт, Батон – добрый и отзывчивый, Вадик – грамотный и начитанный, Клава – мать одиночка, воспитывает двух дочек и работает на двух работах. И всё-таки, они не были людьми его круга. Это становилось понятным после выпитого горячительного, когда развязывается язык и человек плохо контролирует свои мысли. В речах появлялся мат, которого Александр Петрович не переносил, и сам никогда не матерился, разговоры переводились в область сплетен или нереализуемых мечтаний в направлении – "вот брошу пить…"
Правда, и до скандалов и, тем более драк, дело не доходило, но это мало успокаивало, т. к. скука, с которой Александру Петровичу Колобкову приходилось бороться всякий раз с началом таких разговоров, была непреодолима и мучительна. Но мысли – уйти, у него никогда не возникало. Наоборот, он делал всё, чтобы остаться членом этой компании: – поддакивал, подхихикивал, даже вступал в разговор и принимал чью-то сторону, и всё это только ради…
– Ради чего? – подумал Александр Петрович.
Этот вопрос заставил его вздрогнуть. До этого момента он никогда над этим не задумывался и, возникший при этом, ответ был как вспышка яркого света, – ради выпивки! Вернее, ради эйфории, которая возникала после выпитого. Когда проблемы отодвигаются на второй план, когда не задумываешься о завтрашнем дне, когда понижается самокритика и повышается самооценка, а за спиной «вырастают крылья», и кажется, что это навсегда.
В голове закружились картинки прошлого с многочисленными попойками. Но воспоминания эти были какие-то странные – на фоне пьяных беззаботных разговоров слышались другие голоса: где взять денег взаймы, в каком ларьке продают водку в долг, где можно что-нибудь стащить и кому продать, как обмануть жену и начальство… и вдруг – «это были деньги сыну на куртку».
Александр Петрович замер и из его глаз потекли слёзы.
– О, брат, да ты совсем раскис, – пробасил Саныч.
– Давай-ка домой, баиньки.
Саныч покровительственно возложил руку Александру Петровичу на плечо.
– Выспишься, а завтра будешь как огурчик.
– Я же их пропил, – проскулил Александр Петрович.
– Совсем плохо человеку, – жалобно вставила Клава.
– Может тебя проводить?
– Я сам! – резко ответил Александр Петрович, сбрасывая руку Саныча с плеча, и, развернувшись в полной тишине, пошёл проч.
Выйдя с заднего двора супермаркета, Александр Петрович остановился.
– И что дальше?
Прямо перед ним был проспект. По нему мчались автомобили. Люди ехали по своим делам.
– Куда теперь?
Возвращаться домой после вчерашнего, ему не хотелось. А не хотелось потому, что было стыдно.
– "Это были деньги сыну на куртку", – снова вспомнил Александр Петрович, и земля поплыла из-под его ног.
Он очнулся от того, что его кто-то тормошил.
– Вам плохо? – услышал он женский голос.
Александр Петрович сидел на земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Придя в себя, он перестал раскачиваться, опустил руки и поднял голову. Согнувшись, на него смотрела пожилая женщина. В двух шагах стояла ещё одна.
– Нет, уже всё прошло, – ответил Александр Петрович и стал подниматься, отряхиваясь от пыли.
Женщины попятились, продолжая разглядывать его, потом повернулись и стали удаляться.
– Да, нет, – услышал Александр Петрович, – вроде не пьяный.
– Срочно надо домой, – подумал он. А то ещё свалюсь где-нибудь и заберут в полицию, а там доказывай, что ты не верблюд.
Александр Петрович подошёл к бордюру и стал ждать просвета между мчащимися автомобилями, и вдруг… он увидел на противоположной стороне молодую женщину, которая махала платком.
– Так ведь это же…
Он не верил своим глазам. Это была его жена, Вера. И это уже было, двадцать лет назад. Тогда, после первого его рабочего дня, она ждала у дороги и, увидев его, стала махать платком, а он пошёл через улицу, не обращая внимания на машины, и водители притормаживали, пропуская его.
– Вера! – закричал Александр Петрович, и бросился наперерез нескончаемому потоку машин.
Через мгновение он услышал визг тормозов и, ощутив резкий удар, кубарем покатился по асфальту.
– Ты что, охренел, твою мать! – услышал Александр Петрович, не понимая, что произошло.
Вокруг него собиралась толпа водителей. Машины останавливались, и образовалась пробка.
– Что случилось?
– Человека сбили.
– Живой?
Александр Петрович стал подниматься, оглядываясь и отряхиваясь.
– Да, со мной всё в порядке. Спасибо, – бормотал он.
– А ну-ка, – к Александру Петровичу подошёл высокий, крепкого телосложения парень и взял его за грудки.
– Дыхни, – зло прошипел здоровяк.
Александр Петрович дыхнул.
– Трезвый, – протянул водитель. – Решил бабла по лёгкому срубить? Ну, так получи…
Здоровяк замахнулся кулаком…
– Там Вера, – вскрикнул Александр Петрович, показывая рукой в сторону.
– Не трогайте его! – послышался женский голос. – Вы же видите, человек не в себе.
Здоровяк плюнул на землю, взял Александр Петровича за шкирку и, переведя через проспект, толкнул на газон.
– Понарожают уродов.
Машины стали разъезжаться и через несколько минут ничего не напоминало о происшествии.
– Где же Вера?
Но вокруг были только несколько спешащих по своим делам прохожих.
– Это галлюцинации, – подумал Александр Петрович, и ему стало страшно.
До своего дома он бежал, как будто там было спасение. Забежав в подъезд, он прислонился к стене пытаясь отдышаться.
– Здравствуйте, Ольга Сергеевна, – поздоровался он с женщиной, спускающейся по лестнице.
– Очухался? – не отвечая на приветствия, спросила женщина. – Ты почему вчера ночью ко мне ломился, охальник? Не стыдно? Я старая женщина. Тебе молодух не хватает?
– Я этажом ошибся, – попытался оправдаться Александр Петрович.
– Размером стакана ты ошибся. И что эта водка с людьми делает. А какой хороший человек был, – проходя мимо, вздохнула Ольга Петровна.
– Почему был? – хотел спросить Александр Петрович, но соседка уже вышла из подъезда.
– Почему был? – прошептал он. – Я и есть. Я же не сделал никому ничего плохого.
– "Это были деньги сыну на куртку".
Александр Петрович присел на корточки, обхватил голову руками и заплакал.
– Какая же я скотина.
В последние годы, обеспечением и воспитанием сына занималась жена. Много лет она проработала на большом, градообразующем предприятии "СибЭлектроМехСтрой". Но, в годы кризиса, предприятие закрыли, и на его базе образовалось несколько коммерческих структур. Вере повезло – ей удалось устроиться на работу к предпринимателю, арендовавшему именно их корпус управления, где в отделе кадров, как раз и трудилась Вера. Правда ей пришлось сменить профессию и переквалифицироваться из начальника отдела в рядовые учётчики, но Веру это не смущало. Родившаяся в деревне, она с детства привыкла к не лёгкому деревенскому труду. Она умела и дров нарубить, и печь растопить. Мыла, стирала, готовила, ухаживала за скотиной. И при всём притом успевала прилично учиться и находила свободное время для "казаков – разбойников", а повзрослев – для деревенского клуба, с непременными фильмами и танцами.
Александр Петрович вспомнил, как подошёл к Вере, чтобы пригласить её на танец. Это произошло в первое знакомство с местным клубом. Пятьдесят человек – парни и девушки, студенты последнего, выпускного курса приехали в подшефный колхоз для помощи в строительстве огромного телятника, и всё лето прожили в недостроенном амбаре. Вымотавшись за день, они приходили в клуб, на танцы еле передвигая ноги, но при первых же аккордах танцевальных мелодий усталость улетучивалась.
Александр Петрович улыбнулся: – Молодость.
– Разрешите вас пригласить. Меня зовут Саша, Александр, – стараясь придать голосу больше галантности, обратился он к Вере.
– А вы из МаСИ? – спросила Вера.
– Да, – прибавив к голосу металла, ответил Александр, – студент пятого курса.
– МаСИки к нам уже третий год приезжают.
– Да, – подтвердил Александр. – Мы здесь… строим.
– А вы кем будете, когда закончите институт?
– Инженером, – с гордостью сообщил Александр. И, словно спохватившись, добавил, – инженером-механиком сельскохозяйственных машин и агрегатов.
– И что это мы здесь делаем? – услышал Александр из темноты, когда, проводив Веру после танцев домой, возвращался к своему амбару.
Он повернулся на голос и увидел трёх парней.
– Иду, – не зная, что ответить, выдохнул он.
– Ты вот что. Ты больше к нашим девчонкам не иди.
Александр понял, что сейчас его будут бить. Он сделал шаг назад, немного развернулся вправо и, согнув в локте правую руку, левую выставил вперёд, готовясь к обороне. Но ударили сзади. И тут же удары посыпались со всех сторон.
Парни исчезли так же внезапно, как и появились. Александр с трудом поднялся и прислушался. Тихо. И тут же ощутил боль. Болело тело, лицо и правое ухо.
Утром, взглянув в зеркало, он с трудом узнал себя. Под глазами красовались два огромных синяка. Опухшая губа исказила рот, а оттопыренное ухо завершало неприглядную картину.
– Да-а-а-а… – протянул Васька – сосед по койке. – Ну, ничего, сегодня на танцах мы им устроим.
– Нет! – резко возразил Александр. – Ни каких драк. Сам разберусь.
Александр был командиром стройотряда, и все ему подчинялись.
– Ну, как знаешь, – согласился Васька. – Но с таким лицом… Раньше недели не разберёшься.
– Не-е-е-т! Ждать неделю я не буду!
– Что случилось? – всплеснув руками, спросила Вера.
– Так, – попытался улыбнуться Александр. – С лестницы упал.
– С лестницы? – хитро прищурив глаза, переспросила Вера.
– Ну, да. Там, у коровника такая…
Не дослушав до конца, Вера взяла Александра за руку и потащила на клубную эстраду. Музыка прервалась, и в клубе послышался смех.
– Все посмотрите сюда, – Вера показала на Александра.
Её голос звучал резко и громко. В клубе наступила тишина.
– Если это повторится ещё раз и неважно с кем, то всё лето в клубе не будет ни танцев, ни кино.
Угроза не была пустой. Мать Веры, Ольга Николаевна заведовала в колхозе всем нежилым фондом, и сделать так, чтобы клуб закрылся на ремонт, ей не составляло большого труда. А Ольга Николаевна в Вере души не чаяла. И все это знали.
Александр Петрович сидел на корточках в своём подъезде, обхватив голову руками.
– Скотина, какая же я скотина, – повторял и повторял он, физически ощущая это скотское состояние. При этом, ни каких признаков алкогольного отравления он не испытывал. Ни тошноты, ни головной боли – ничего. Он чувствовал себя так, будто месяц не брал капли в рот. И он снова ощутил это беспокойство: – Неужели это алкоголизм? Может быть, как раз, так и чувствуют себе алкоголики.
Александр Петрович встал на ноги и начал подниматься по лестнице. Ему вдруг захотелось увидеть Веру. Попросить прощения, поклясться – он не знал, как, но вымолить у неё нежный и доверчивый взгляд, как тогда… Да, тогда. Перед самым отъездом, он сделал ей предложение.
– Я окончу институт и приеду. И ты выйдешь за меня замуж.
Это был не вопрос, это было утверждение, но он ждал ответа. И именно тогда он увидел этот взгляд.
Замок входной двери щёлкнул, и Саша, повернувшись на звук, замер. Саша Колобков был поздний ребёнок. Долгое время у Колобковых не получалось родить. Годы медицинских обследований и разнообразных лечений не давали результатов. Врачи разводили руками, бабки поднимали руки к небу и утверждали, что всё в руках господа, а Колобковы старели. И вот, когда надежда почти угасла, случилось это маленькое чудо. Вера сразу заявила: – Эту радость подарил мне ты. Поэтому и имя у этой радости будет твоё.
Именно тогда Александр Петрович напился первый раз. В те дни он ещё не понимал, что это была яма, из которой он не сможет выбраться.
Саше недавно исполнилось четыре года, и ровно столько Александр Петрович пил, время от времени пытаясь "завязать", но снова и снова скатываясь на дно всё углубляющийся ямы.
Услышав, как открылась входная дверь, Саша шмыгнул под большую кровать и, забившись в угол, стал прислушиваться.
Это было его надёжное, как ему казалось, укрытие. Здесь он проводил время, когда ему было страшно. А страшно ему было, если он оставался один, или, когда мама ругала папу и плакала. Но больше всего он боялся прихода пьяного папы. Саша не мог понять, почему папа плохо выговаривает слова, почему он не может стоять на ногах, а когда мама, плача, укладывала папу на кровать, Саша тоже начинал плакать. И тогда мама доставала Сашу из-под кровати и, прижав к себе, успокаивала: – Ну, что ты, что ты? Испугался? Наш папа очень хороший, но злая колдунья его заколдовала. А мы его расколдуем. Обязательно расколдуем.
– А, когда? – успокаиваясь, но продолжая шмыгать носом, спрашивал Саша.
Александр Петрович закрыл за собой дверь и тут же наткнулся на прислонённую к стене вешалку. Он вспомнил, как вчера, зайдя в квартиру, потерял равновесие и, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за вешалку, и оно не выдержала его веса.
– Надо прибить, – подумал Александр Петрович.
И эта простая мысль доставила ему удовольствие. Ему вдруг захотелось сделать что-то полезное.
– Молоток. Где молоток?
Александр Петрович поморщился, но так и не вспомнил – где может быть молоток. Он так давно ничего не ремонтировал, что даже не знал, есть ли вообще молоток в доме. И снова, это неприятное чувство скотского состояния напомнило о себе. Но теперь это чувство вызвало в нём совсем другую реакцию – решимость. Он заглянул на кухню… и замер, любуясь женой. Вера стояла у стола и быстрыми движениями резала на разделочной доске лук. По едва заметному повороту головы в его сторону, он понял, что Вера знает о его присутствии, но не подаёт виду. Александр Петрович отметил про себя, что она почти не изменилась: та же стройность, те же, собранные в хвост, и ещё не тронутые сединой, волосы, те же быстрые и ловкие руки. И только небольшая сутулость говорила, что последние годы не прошли для неё даром.
Пауза затянулась, и Вера не выдержала. Она повернулась к мужу и внимательно посмотрела на него.
– Ты чего?
Александр Петрович встрепенулся: – Ты не знаешь где молоток?
– Что? – переспросила Вера.
– Молоток. Там вешалка… Я вчера её оборвал.
Вера повернулась к столу и продолжила резать лук.
– В кладовке. На второй полке, – ответила она сухим тоном.
От этого тона по телу Александра Петровича побежали мурашки. Вера не желала с ним разговаривать, и ему захотелось провалиться под землю.
Александр Петрович резко повернулся и, ойкнув, схватился за бедро. Почувствовав острую боль, он стал оседать на пол, вытягивая вперёд правую ногу.
Вера, увидев корчившегося от боли мужа, отшвырнула нож и бросилась к нему.
– Что? Что случилось?
На её лице отразился неподдельный страх.
– Болит? Где?
– Нога, – простонал Александр Петрович.
Вера бросила взгляд на ногу мужа и увидела, что штанина порвана и в грязи. Ни слова не говоря, она стала стягивать с него брюки. Вся внешняя часть бедра, до самого калена – был сплошной синяк. В одном месте кожа лопнула и из раны сочилась кровь.
Вера всплеснула руками: – Господи! Где же ты так, горе моё? – и, не дожидаясь ответа, закинула его левую руку себе на плечо.
– Ну-ка, давай на диван. Рану обработаю.
С помощью жены, Александр Петрович поднялся с пола, и, превозмогая боль, на одной ноге допрыгал до дивана.
– Ложись. Я сейчас.
– Ну, и где тебя так угораздило? – обработав рану и наложив на неё пластырь, спросила Вера.
– На работе. Со стеллажа упал… – но тут же громко выкрикнул: – Нет! – и сам испугался этой реакции.
Он резко вскочил с дивана, но ощутив резкую боль, снова сел.
– Нет, – повторил он уже спокойным голосам.
– Я больше не буду тебе лгать. Никогда.
В его голосе звучал металл.
Вера вздрогнула от резкого «Нет?», и посмотрела на него с удивлением. Это был её прежний Саша. Решительный, твёрдый, честный и справедливый. Именно за него она вышла замуж. Именно ради него она терпела все невзгода. Она вдруг почувствовала, что с ним произошла какая-то перемена, но не понимала – какая, и в её душе зародилось волнение.
– Меня сбила машина.
– Как?! – вырвался у Веры вопрос, в котором слились удивление и страх.
Александр Петрович увидел это в её глазах и, улыбнувшись, прижал к себе.
– Не бойся, милая. Ничего страшного. Заживёт.
– А вдруг там перелом? Или трещина? Надо вызвать скорую.
– Не надо. Я сюда бежал. Если бы был перелом, или трещина, я бы почувствовал.
Вера, всё это время стоявшая перед мужем на коленях, поднялась и села рядом.
– Но что же, всё-таки, случилось?
– Она за меня испугалась. Она любит меня по-прежнему: – пронеслось в голове Александра Петровича. – А я её предаю. Каждый день, каждую секунду.
Мысли раскручивались с бешеной скоростью.
– А она мне верит. По-прежнему. Несмотря ни на что.
Осознание этого было таким сильным и ясным, что у него закружилась голова. И вместе с тем он почувствовал облегчение, словно сбросил тяжёлый груз со своих плеч.
Александр Петрович крепче обнял жену и стал рассказывать обо всём, что случилось с ним в последние часы.
Саша понял, что папа не пьяный и выглянул из-под кровати.
– Ты что там делаешь? – увидев сына, воскликнул Александр Петрович.
Саша бросился к родителям и обнял их.
– Это его убежище, – пояснила Вера.
– Это моё укрытие от врагов, – уточнил Саша.
– А кто у тебя враги? – с серьёзными нотками в голосе спросил Александр Петрович, и посадил Сашу на колени.
– Злая колдунья! – воскликнул Саша.
– Колдунья? – переспросил Александр Петрович, и посмотрел на жену.
– Да!
Саша внимательно разглядывал отца.
– А ты снова хороший?
Этот вопрос поставил Александра Петровича в тупик. Он не знал, что ответить.
– Ну… Да… – нерешительно выдавил он.
– Это она заколдовала тебя, а гномик расколдовал.
– Какой гномик? – удивился Александр Петрович.
– Какой гномик? – спросила Вера.
Саша сполз с папиных коленок и, юркнув под кровать, вытащил небольшую коробку и подбежал к родителям. В коробке лежали: блокнот, фломастеры, маленькая машинка со сломанным колесом, мамины солнцезащитные очки, конфетные фантики и коробочка из-под лекарств. Саша ловко открыл коробочку и достал из неё маленького игрушечного гномика. Одну руку гномик прятал в кармане, а в другой, поднятой над головой, держал фонарик. У него были большие голубые глаза, и он улыбался.
– Это мой друг, – объявил Саша. – Это он тебя расколдовал.
– Радость ты моя, – сдерживая слезы, пропела Вера и, обняв сына, поцеловала его в макушку.
– Он хороший. Я нашёл его вчера, на улице, и попросил расколдовать тебя.
Александр Петрович внимательно разглядывал нового друга своего сына и вдруг замер. Он, как заворожённый, смотрел на улыбающуюся игрушку, и готов был поклясться, что гномик ему подмигнул.