ЧАСТЬ 5. ПО ТУ СТОРОНУ РЕШЕТКИ
Глава 1. Иркутск тюремный
Осужденные прибыли в пункт длительного пребывания, у каждого свой срок. И каждому сидельцу было не безразлично, что он, этот приписанный пункт, собой представляет, насколько сносными окажутся в нем условия заключения. Исправительная колония № 3 в предместье Рабочее города Иркутска была открыта в 1935 году на окраине города для бывших силовиков, среди которых к тому времени окопались ряды неистребимых «врагов народа». Вокруг плаца – каменные бараки, рассчитанные на тысячу двести осужденных.
Постепенно в колонии укреплялась производственная база. В 1976 году началась кооперация с Иркутским релейным заводом, и объемы товарной продукции выросли до восьми миллионов рублей, по тем временам сумма внушительная. В перестроечные годы ИК-3 не только сохранила производственные мощности, но и нарастила их. Иркутская обувная фабрика «Ангара» под угрозой банкротства передала колонии в аренду часть оборудования, и зеки показали профессионалам, как надо с ним обращаться. Они освоили тридцать видов кожаной обуви, в том числе сапоги, женскую и детскую обувь, вступив в успешную конкуренцию с комбинатами фирменной обуви, поставляющими продукцию в Прибайкалье со всех концов страны. Попутно колония № 3 обеспечивала обувью все зоны заключения Иркутской области.
Преступность выгодна России,
Людей не зря у нас судили, -
Ведь зек обходится в пустяк,
А строит коммунизм, вот так!
По прибытию в ИК-3 осужденные сдали, якобы на хранение, одежду и обувь. Скалову жаль было расставаться с меховой курткой, белым костюмом-тройкой и итальянскими туфлями. Сможет ли он приобрести фирменную одежду когда-нибудь еще, и на какие шиши? В обмен он получил черную робу и тяжелые башмаки. Скалова распределили в отряд № 2, всего их было десять, и началась новая жизнь в храме за решеткой.
***
Самым именитым узником иркутских мест заточения был, конечно, Александр Васильевич Колчак, исследователь Арктики, герой Русско-Японской и Первой мировой войны, предводитель белого движения в Сибири. Иркутск – роковой город для адмирала. Отсюда он отправился в первую самостоятельную экспедицию на Север, здесь в 1904 году вступил в брак с Софьей Омировой, воспитанницей Смольного института, здесь же в 1920 году от имени революционной тройки ему зачитали смертный приговор. Колчака содержали в Иркутском тюремном замке, построенном в 1805 году. Здание сохранилось до наших дней на перекрестке улиц Фучика и Баррикад. Тюрьма предназначалась для отъявленных преступников, душегубов и кровавых убийц, а в 1825 году она служила пересыльным пунктом для осужденных декабристов, отказавшихся присягать на верность новому царю Николаю Первому. В советское время за стеной тюрьмы в «официальном порядке» размещался расстрельный полигон, на котором только в период довоенных репрессий приведены в исполнение смертные приговоры, вынесенные более чем двадцати трем тысячам человек.
Фото Колчак в иркутской тюрьме
В 1963 году тюрьму преобразовали в СИЗО № 1. Помнится, в начале девяностых годов к его стене, рядом с трамвайной остановкой по улице Фучика, были выгружены бревна, на которые вечерами взбирались горожане, устраивая громкие переклички с арестованными, выглядывающими из узких казарменных окон. Со временем бревна вывезли, но народная изобретательность не имела границ, и, к изумлению прохожих, родственники арестантов появились на крышах деревянных домов, расположенных напротив тюремного забора. Они сидели, словно воробушки, на скатах крыш, каким-то образом не скатываясь с них, вглядывались в мутные очертания дорогих лиц и перебрасывались с ними короткими фразами. Глядя на такое творчество, администрация нарастила каменную стену СИЗО вдвое по высоте, и стихийные свиданки прекратились.
В 2006 году в СИЗО № 1 открыли тюремный Музей, начало которому положила камера № 5, в которой последние дни жизни провел адмирал Колчак. Многое помнят стены иркутской тюрьмы. Помнят и молчат. Не будем и мы ворошить прошлое, нарушать ту зловещую тишину, но вспомним слова Юлиуса Фучика, чешского журналиста, антифашиста, из известной книги «Репортаж с петлей на шее», коли на улице его имени разместилась знаменитая иркутская тюрьма: «Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. … Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, что были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чье имя войдет в историю». Так к кому же сегодня относить пламенные слова подпольщика-антифашиста, к его боевым соратникам, павшим в борьбе с германским фашизмом, или к узникам иркутской тюрьмы, замученным и расстрелянным в годы репрессий, и к последующим поколениям арестантов, испытавшим горечь тюремного заключений?
Смех дьявола, хохот гиены,
Гогочущий смех идиота
В себя вбирали эти стены
Из года в год и год из года.
Кирпич, пропитанный страданьем,
Вобравший горести и зло,
Я здесь охвачен увяданьем,
Все глубже ухожу на дно.
Любителей сцен тюремных ужасов мы отсылаем к книге Игоря Губермана «Прогулки вокруг барака», в которой автор расписывает кошмарные условия содержания в красноярской колонии № 28, прозванной лютой зоной, где одни люди мучили других, родственных по вере, культуре и языку. Мы же, авторы данной книги, не нагнетали обстановку вокруг побоев и истязаний по двум причинам. Во-первых, о них уже много написано и переписано, зачем тогда повторяться? Во-вторых, наше повествование не охватывает период довоенных репрессий и послевоенного тюремного беспредела, тогда как в начале третьего тысячелетия нашей эры в российском обществе, а стало быть, и в зонах заключения, произошли и происходят существенные изменения к лучшему. Не лучше ли воспринимать картины, складывающиеся в зонах, в форме сатирических и мистических стихосложений и виршей?
Белокрылый Ангел мой!
Ты на помощь мне явился,
Луч небесный за спиной
Семицветом заискрился.
Взор сочувствия горит,
Соучастия волна
Накрывает риф обид,
Убегает Сатана.
Чисто как в душе усталой!
Откровения я жду,
Знаю, не плохой я малый,
Не иду на поводу.
Вот уста Хранитель сдвинул,
Шелест слов, как шум листвы:
«До могилы будешь сыном,
Потому пришел я в сны.
Знаю, не коришь ты Долю,
Сам решил нырнуть на дно,
Ты исполнил глупость Воли,
Получай, что суждено.
Вход простой, но выход сложный:
Плата – рубль, назад – казну.
Не ценил ты осторожность,
Объявил себе войну.
Все стрельцы неугомонны,
Всё им надо испытать,
Но у Бога есть законы,
А на них - его печать.
Заманили тебя черти
В легкомыслия завал,
Я с Судьбой твоей и Смертью
Между тем потолковал.
Вроде, нет большой вины,
Хвалишь их, поешь им песнь,
Всё же женщины они,
Им приятна твоя лесть.
От меня один упрек –
Ты переступил порог,
Где на лезвии ножа
Балансирует Душа.
Всё на этом и на том,
Не поймешь, так грянет гром».
Я во тьме ночной проснулся:
«Мой Учитель! Будет так!
Коль тебе я приглянулся,
Значит, это не пустяк!
Я клянусь, уйду из Ада!
Будет так, как будет надо!»
***
Группы заключенных, отличающихся тюремным статусом, понятиями и правами, составляли определенные касты или масти. Блатные – самая важная и почетная масть, настоящая власть над осужденным народом, устанавливающая правила поведения, контролирующая порядок и разрешающая конфликтные ситуации на зоне.
Сила блатных – в сплоченном коллективе, диктующем волю всему бараку или колонии. Блатные имели лучшие комнаты, жили «семьями» (семейники), имели «общак», куда тащили, что и откуда возможно. Для блатных не обязательна грубая физическая сила. Бывало, что худосочный подросток избивал здоровенного бугая, а тот и не думал сопротивляться, терпеливо сносил побои. Из блатных особую группу составляют воры в законе, признанные криминальные авторитеты, не смирившиеся с лагерным режимом. Истинные «воры в законе» жили по блатным правилам и отрицали всякое сотрудничество с органами власти. Воры и блатные контролировали лагерный режим, принуждали «политиков» и «бытовиков» к трудовым обязанностям, за что имели поблажки. Воры, закоренелые преступники, свято соблюдавшие кодекс, шли за него на мучения и смерть. Низшие касты (кони) обслуживают их. Основная масса арестантов (фраера и мужики) отдавала предпочтение воровскому миру.
Уголовников, изменивших воровскому делу и принявших сторону лагерной администрации, называли «суками». «Суки» вставали «на путь исправления», надеясь заслужить условно-досрочное освобождение (УДО). «Суки» выглядели лицемерами, добиваясь той же власти над арестантами, тогда как воры искали опору в массе рядовых «сидельцев», проявляли радение за арестантское дело. Встречались в лагерях такие отпетые мерзавцы, чаще среди "сук", что даже зеки удивлялись, как их Земля терпит.
Видно, рос среди свиней
Злобный выродок Матвей:
- «Всё теперь в моих руках,
Всё повязано у нас,
Страх живет пусть в стариках,
Череп разнесу им враз!»
Так Матвей порой орет,
Жив чего-то этот скот
И ведет себя как князь,
По масти – сука, та же мразь.
Презирает всех сексот,
Впереди отряда прет,
Лезет без очередей,
Словно скользкий уж, Матвей.
Беззащитных любит гнуть,
Может их втихушку пнуть,
Он, к тому же, крыса-пакость,
И чужое любит хапать.
Матвей на зоне паразит,
От работы уклонист,
По наклонностям - садист,
На него начальства вид –
Пригодится им бандит.
Но молчит в ответ толпа,
Толь труслива, толь тупа,
Сеет он переполох,
Казнь ему готовит Бог.
В послевоенные годы между кланами блатных и сук разгорелась непримиримая и жестокая война по всей уголовно-исправительной системе страны. Человеческая жизнь не стоила и гроша. Кровь лилась реками, трупы выносили из бараков чуть ли не каждое утро. Участники сражений гибли тысячами. Начальство смотрело на кровавые распри сквозь пальцы и даже поощряло их, годами создавая условия для столкновений, пока элита не пожрала себя сама.
Со временем руководство ГУЛАГа пришло к выводу, что те и другие авторитеты добиваются одного и того же – верховенства в зоне, паразитируя над общей арестантской средой. Криминальные войны стали глушить. В сентябре 1955 года вышло указание ГУЛАГа «О мерах по ликвидации враждующих групп из числа заключенных». Враждующие стороны разместили по разным лагерям, и сучьи войны мгновенно утихли. К тому же, после смерти Сталина восстановили присуждение «вышки» (высшей меры наказания), охладившей горячие головы.
На смену сучьих войн пришли «мужицкие», когда на «великих стройках коммунизма» заключенным стали платить хорошие деньги. Воры с зарплаты мужиков традиционно снимали дань, против чего в новых условиях оплаты труда начались восстания. Мужицкие войны прошли скоротечно, но арестантские конфликты вспыхивали там и сям, затухали или тлели долгими годами. Их подогревали разношерстные группировки: беспредельщики (подвид сук), махновщина (близкая к ворам в законе), политики и мужики, кацапы (казаки, воевавшие на стороне фашисткой Германии) и другие.
Тюрьма, как магнит, втягивает в себя неприкаянных простолюдинов. Плотник Костя собирал на рынках, стадионах и в других злачных местах пустые бутылки и сдавал их на пунктах приема. Казалось бы, в жизни города установлен консенсус, в котором Костя, по нынешним временам выступал в роли самозанятого человека и этакого городского санитара. Это сейчас, в третьем тысячелетии, у нас творится полный кавардак. Вместо приема стеклянной посуды от населения, государство черпает из земельных залежей песок, плавит его и готовит тару, а население образует горы свалок из стекла, пластика и прочих бытовых отходов.
Но – ближе к Косте. Государство не видело пользы от единоличников, не имеющих трудовой книжки и не приносящих налогов в казну. Стало быть, эти «подпольщики» не находились в стройных рядах строителей коммунизма, а являлись паразитами и бичами. Так Костя получил первый годовой срок за тунеядство, а потом пошло – поехало. Костя то выходил из колонии, то вновь возвращался.
Тюрьма – это страна в миниатюре. В России, и не только в ней, многое устроено по тюремным принципам, ведь государство является не только органом защиты своих подданных, но и органом принуждения к исполнению законов и норм поведения. Вспомним о классиках марксизма-ленинизма, утверждавших, что в светлом будущем государство отомрет, и граждане будут жить по принципам самоуправления, без правоохранителей и надзирателей, без чиновников и бюрократов. Наступит царство свободы и благоденствия.
Не беремся судить о светлом будущем, а пока аналогий между жизнью на свободе и в тюрьме великое множество. Если на воле люди живут по законам, то в тюрьме – по правилам и понятиям, за нарушение которых наказывают тех и других. За порядком в зоне и за ее пределами следят надзиратели в погонах и их гражданские помощники, «смотрящие». Стукачи и шестерки востребованы там и тут. Мужики – одни и те же лица. Вне колючки и внутри ее разгораются битвы за положение, карьеру и за власть. Среди казнокрадов на воле маскируются министры, мэры, депутаты и прочие служащие; они те же воры в законе, но одни из них на свободе, другие сидят. Шайка министров правительства Иркутской области и их подельников получили сроки заключения за мошеннические дела разного толка.
На воле, как и на зоне, блатных тоже хватает, особенно в условиях тотального дефицита товаров и услуг, пышно расцветавшего при социализме, когда блат был в ходу на каждом шагу. Советское общество было повязано блатной сетью от сантехника и до министра. Директора магазинов и оптовых баз, особо почитаемые и неприкосновенные люди, занимали места в первых рядах академических театров. В постсоветское время силу блата заменило могущество денежной купюры, впрочем, разница между ними невелика. Можно сказать, что страна – это большая тюрьма с правом граждан на передвижение, а колонии и лагеря – это тюрьмы в тюрьме. При этом на свободе люди имеют возможность добиваться власти и богатства, а тюремное сообщество близко к коммуне с равенством минимальных прав и возможностей.
И когда же рухнут тюрьмы
На Руси многострадальной?
Никогда! И с прахом урны
Мы несем под звон кандальный.
***
В 1970 году, к столетию со дня рождения Ленина, заключенные ждали амнистии, а как же! – родился «самый человечный человек», но не дождались, и по лагерям страны прокатилась волна протестов, напоминая об ущемленной участи преступных элементов. Разгул стихии пришелся на тольяттинские колонии №№ 7 и 16 УВД Куйбышевского облисполкома. Начальники колоний пытались мирным путем уладить ситуацию, но попали под горячую руку протестующих, а от них в больницу. Стало ясно, что без силового подавления бунта не обойтись, и в зону прибыли силовики с собаками. Желающих сопротивляться овчаркам не нашлось, и сотни зеков разбежались по уцелевшим баракам. Судьи тоже оказались без милосердия, и трое организаторов тольяттинского путча были приговорены к расстрелу, двадцать девять человек - к дополнительным длительным срокам наказания. Бунты надолго прекратились.
Собаки, натасканные на заключенных, при их появлении хрипят от ярости и истекают слюной в готовности рвать мясо на куски. Розыскные собаки улавливают нахождение преследуемых верховым чутьем за пару километров. Для беглецов собаки - самый опасный противник, достанут из-под земли.
Овчарки на зоне
Несчастны особо,
Их верное сердце
Изранено злобой.
Терзают угрозами
Добрых щенков,
Растят злого зверя
Десятки часов.
Помнится, в середине пятидесятых годов в закрытом городе Свердловске-44, ныне Новоуральск, по утрам под злобный собачий лай, сотрясающий окрестности, заключенные длинными гусеничными колоннами передвигались к местам строек атомного комбината и жилых кварталов. Летними вечерами заключенных выводили на открытую площадку лагеря для просмотров кинофильмов, и тогда охранникам недоставало сил сдержать напор пацанов, рвущихся на культурное мероприятие. Они заблаговременно вырывали под забором лазы, проникали по ним на территорию зоны и разбегались по рядам зеков, сидящих на длинных лавках, прятались между ними, повышая свой культурный уровень. Помогало то, что собак на охрану киноплощадки конвоиры не догадывались выводить.
Невозможно стать святым
В злом узилище порока,
И судейские сороки
Занимаются пустым.
Неужели, в самом деле,
Что, засунутые в Ад,
Люди там похорошеют?
Человеком станет гад?
Сроки длинные без меры
Назначают лицемеры,
Закрывая к свету дверь,
И звереет в клетке Зверь.
В постсоветские времена рухнул суровый режим содержания заключенных, и они, почувствовав ослабление, осмелились на отстаивание человеческих прав, провозглашенных Конвенцией ООН по правилам обращения с заключенными. Бунт несовершеннолетних произошел в Кировоградской колонии (2007 год). Подростки, осужденные за особо тяжкие преступления, крушили постройки на территории зоны. Восемьдесят семь сотрудников колонии получили травмы, для усмирения бунта охрана применила огнестрельное оружие.
Иногда беспорядки носили спонтанный характер на бытовой почве или выливались в драки между группировками и отрядами заключенных. Жестокие разборки происходили и по причине раздела сфер влияния. Порой ретивые руководители чересчур затягивали в зонах гайки, и заключенные, находившиеся в психологически надломленном состоянии, легко зажигались протестом. Все это указывает на то, что обстановка в зонах была и остается непростой, хотя иной раз за беспорядками скрывались спланированные манипуляции извне.
***
В апреле 2012 года произошли беспорядки в исправительной колонии № 4 в поселке Плишкино Иркутской области. Дебош начался с массовой драки, в которой имелись пострадавшие. Ситуация была взята под контроль, но в ведомстве признали, что помещения колонии были переполнены, отсутствовало освещение, стены поражены сыростью. И как тут не протестовать? Но беспорядки в Плишкино были лишь предвестником более грозных событий, разгоревшихся в Прибайкалье. В апреле 2020 года в ангарской колонии строгого режима № 15 произошел крупный бунт, на усмирение которого потребовалось более двух суток. Колония была создана в 1952 году для строительства ТЭЦ-10, входившей в состав Ангарского атомного комбината. Затем в ее славную трудовую летопись было внесено строительство Ангарской птицефабрики и крупного городского тепличного хозяйства. Ангарская колония считалась одной из наиболее благополучных, хорошо обустроенных, тем неожиданней стали грянувшие события, в разгаре которых пожар уничтожил всю производственную зону.
Всё началось девятого апреля как-бы обыденно, без угроз на бурные последствия. Один из заключенных якобы отказался от личного досмотра, вел себя агрессивно, после чего вскрыл вены. В знак солидарности с пострадавшим его примеру последовали еще семнадцать заключенных. Для умиротворения протестующих в колонию прибыл начальник Главного управления системы исправления и наказаний (ГУСИН) по Иркутской области полковник Л. Сагалаков, но его обращение к сходке с позиции силы возымело обратный эффект, и конфликт перешел в горячую фазу. Заполыхали три цеха промзоны, сгорели училище, школа, теплицы, помещения для скота, всего восемь зданий. Погибло много животных. В начавшейся суматохе один из заключенных был повешен. Ангарск за десяток километров видел полыхавшее ночное небо.
На усмирение бунта был вызван спецназ, жестко подавивший акцию протеста. Пострадало триста человек. Около сотни активистов неповиновения были вывезены в Иркутский СИЗО № 1, где они, по некоторым сведениям, подвергнуты допросам с пристрастием. Двенадцатого апреля, когда ситуация была взята под контроль, в колонию допустили представителей Общественного наблюдательного совета, давших положительное заключение о состоянии дел в зоне. Наблюдатели недоумевали, с чего бы вдруг разгорелся бунт? Однако в ангарской колонии № 15 всплыли делишки, когда «лагерный криминал авторитетов», по негласному договору с администрацией, отвечал за организацию работ на промзоне в ответ на послабления в пользовании мобильными телефонами. После проведенных расследований начальнику этой колонии, уже бывшему, А. Верещаку, было предъявлено уголовное обвинение в превышении полномочий с причинением тяжких последствий. Он был осужден на четыре года лишения свободы.
По инициативе преступной группировки города Братска был создан фильм «Иркутский СИЗО: территория пыток», имевший большой общественный резонанс. Впрочем, Братск до недавней поры считался признанной криминальной столицей Сибири, и из нее можно было ожидать что угодно и кому угодно. Факты, изложенные в фильме, были проверены прокуратурой и признаны недействительными, а что там было в действительности, каждый понимает, как Бог на душу положит.
Группа правозащитников немедля откликнулась на ангарскую бучу коллективным письмом в адрес Президента РФ, руководства Следственного комитета и ФУСИН, предъявив высшим властям ряд требований по исправлению обстановки в местах заключения. Президент России не замедлил с ответом на общественный запрос. Он заявил, что события в ангарской колонии относятся к числу преступных, по которым возбуждено семнадцать уголовных дел. «Мы добьемся положительного результата», - заверил Президент, а за этим обещанием последовали дела, хотя этот процесс далеко не простой и длительный.
История ангарского бунта отозвалась в Иркутской исправительной колонии № 6, образованной в 1950 году на базе бывшего лагеря японских военнопленных. Заключенные иркутской «шестерки» прокладывали обходной путь железной дороги с выходом на восточный берег озера Байкал, отличились на строительстве Иркутской ГЭС и на ряде других важных объектов Прибайкалья, пока ее славная репутация не оказалась подмоченной полувеком спустя. Следствием было установлено, что активные участники беспорядков, переведенные в Иркутск из Ангарской ИК-15, с ведения и по наущению администрации Иркутской ИК-6 были подвергнуты физическому насилию со стороны осужденных. Бывало, что такие не формальные шайки-лейки специально готовились администрациями для исполнения неблаговидных и предосудительных акций и размещались в так называемых «красных зонах».
Психология на зоне
Слеплена не на законе,
Жизнь достойную сломать
Учится подлянок рать.
К провокациям в набор
Есть подобранные зеки,
На них ставится упор
Кинуть в смуту человека.
Вот они вокруг сидят,
Каждый знает роль свою,
Лучше нету сих ребят,
Все подобны соловью.
Лезет глупый простофиля
В паутину к паучихе,
Попадает, обессилев,
Как профан с деньгой, к купчихе.
А нанятые статисты,
Бесподобные артисты,
Завлекали ум в трясину
Добродушного детины.
Нервничал, пыхтел дурак,
И его судили так:
- «Он психический больной,
Не командует собой».
Отвлекали от анкеты,
Времени обдумать нету,
Вразнобой неслись «советы»,
Вот и песня его спета.
А психолог «шила дело»,
Зная суть, плела умело,
Психопатия раскрыта,
Его дело «шито-крыто»;
Обречен был бедолага,
А улика для вердикта –
Та анкетная бумага.
Разбор «полетов» иркутских тюремщиков проводился под контролем специально назначенной комплексной бригады федеральной системы исправления и наказаний. Выявленные действия преступного характера в 2023 году судом были оценены лишением свободы троим руководящим лицам ИК-6 на срок пять лет для каждого. Масла в огонь иркутских беспорядков подлил Совет по правам человека при Президенте РФ, заявивший о том, что в учреждениях ФСИН выявлены многочисленные нарушения прав заключенных, после чего Президент поручил Минюсту и Генеральной прокуратуре подготовить предложения по предотвращению тюремных пыток.
Сейчас, конечно, не ГУЛАГ,
Но также хуже мы собак.
На «красных зонах» беспредел,
Где вертухай, любитель тел
Истерзанных, избитых всмятку,
Где любят рваную сопатку
И отберут последний грош,
Посадят на заточку-нож.
От мук и беспросветных дней
Бунт заключенных там людей.
Бунты и мятежи происходили также в Нижнем Тагиле (2012), Мурманске (2017), Амурске (2021), Владикавказе (2021), на Кузбассе (2022) и в других городах, часто - с человеческими жертвами и ранеными. В зонах не встретить сияющих, радостных лиц, а угрюмых и мрачных – на каждом шагу. В людях «с бирками» вырабатывается что-то темное, закрытое от всех и отстраненное, они уходят в свой внутренний мир, в тихий и недоступный омут. Один из осужденных со стажем поделился со Скаловым собственным видением окружающего мира: «Жизнь вообще не имеет смысла. В ней процветают сволочи и циники, а честные люди попадают в разряд лохов и влачат жалкое существование. И на кой ляд нужен этот мир?» Жутко даже представить, что в ходе «социальных исследований» более трети опрошенных заключенных признавались в желании покончить с собой. По российской статистике, в зонах едва ли не ежедневно происходят самоубийства, а в учреждениях СИЗО они случаются в 7-8 раз чаще, чем на свободе.
Скамейка. Кладбище. Ограда,
Что окружает прах и тлен.
Как мало человеку надо,
Чтоб ощутить себя ничем!