Бутоны. Эссе

Лора Экимчан
               
     Избалованные вольностями постмодернизма писатели, читатели,  литературоведы и литературные критики, по сути, уже досыта наелись жанрового разнообразия и карнавала форм, которые царят в искусстве слова последние лет семьдесят. Модернизм первой половины двадцатого века дал полную свободу творчества, отвергая все формы литературы, существовавшие до него, постмодернизм же  расширил границы этой свободы до бесконечности, великодушно соединяя и старое, и новейшее.
Сегодня меня интересует та форма, которая никак не может быть названа новой. Это миниатюра в прозе, которая, видимо, существует изначально, с первых дней появления словесного искусства. Мы не будем углубляться в историю в поисках форм, если можно так выразиться, палеолитературы, а заглянем в не очень далекое литературное прошлое.
На каком-то этапе творчества многие известные писатели, работавшие в объемных формах – романах, пьесах, вдруг обращались к миниатюре. Например, Иван Тургенев был абсолютным прозаиком, чем и заслужил свое честное имя классика. Почему он вдруг начинает писать «стихотворения в прозе»? К тому же, сейчас стало известно, что сам Тургенев творения того периода стихотворениями в прозе не любил называть.
 Еще в ранней молодости, когда знаний у меня было маловато, я читала «Как хороши, как свежи были розы…», и  все мое, еще не тронутое образованием существо, восставало против этого примитивного определения – «стихотворение в прозе», уже  тогда я чувствовала в нем фальшь и топорность. Позже я узнала, что этот цикл малых форм  сам Тургенев назвал «Senilia»,  а   второе название –«стихотворения в прозе»  согласился добавить через точку, уступая тем, кто одержим страстью все ранжировать и определять.  Шарль Бодлер – наоборот: поэт из поэтов по самой сути своего творчества, а тоже вдруг начинает писать, как и Тургенев, «стихотворения в прозе», и  неизвестно, сам ли он осознанно употребил такое название литературной формы своей прозы или за него это придумал кто-то другой. 
У Вирджинии Вулф подобные произведения вообще никак формально не обозначены,  в комментариях переводчика они, после некоторых раздумий, названы лирическими эссе, и с этим вполне можно согласиться. У Артюра Рембо такие короткие  -  почти наброски, но отличающиеся завидной глубиной, миниатюры называются «Озарениями». У кого-то из писателей были «Отражения». У Виктора Астафьева, например, есть очень короткие «Затеси», у кого-то, не помню, «Осколки».
У Юрия Олеши  размер  заметок уменьшился до нескольких строк – просто какой-то мгновенный проблеск мысли, который никуда не вставишь, а терять -  просто преступно. Есть еще такая литературная форма, как «Афоризмы» - например, всем известны «Афоризмы» Шопенгауэра, Станислава Ежи Леца. Или вспомним удивительные фразы прозаика-минималиста Феликса Кривина. Такие перлы словесности могут быть внезапно рождены силой авторского чувства или мысли, а могут быть последующими извлечениями из текстов крупных форм – повестей, романов, пьес. Последние характерны для творчества Бернарда Шоу, которого беззастенчиво растащили на афоризмы.
Есть еще такое интересное явление, как заметки из записной книжки, в которых иногда промелькнет удивительный ракурс авторского взгляда или проблеск глубочайшей мысли, так и оставшейся невоплощенной в какой-то более объемной форме.
Чем объясняется такая тяга писателей к малым формам? Я не литературовед и ни в коем случае не хотела бы им быть, это просто моя догадка: все существующие литературные произведения, большие и малые, расписаны теперь по строгому регламенту, который выдумали не писатели и не критики, а литературоведы.
У произведения должны быть фабула, сюжет, композиция, определенная форма и тому подобные  структуры, если их нет, то, якобы, нет и произведения. Поэтому и поднялся сначала такой гвалт, когда появились модернисты и постмодернисты. Литературоведы просто воротили нос от произведений новых писателей и считали их полной чушью. Читатели не отставали и дружно взвизгивали: фигня какая-то. Но со временем эта «фигня» набрала силу и отвоевала для себя жизненное пространство.
Стоит вспомнить только одного нашего Василия Аксенова с его «Редкими землями», «Кесаревым свечением» или «Хазарский словарь» Милорада Павича. Да, это романы, это сегодня не наш предмет. Но именно постмодернизм установил полную и окончательную свободу литературного творчества, которая  нашла место и монументальным формам, и миниатюрам -  до этого последние были какими-то пасынками или бастардами.
С особым рвением  писатели  пристрастились к такой универсальной форме, как  эссе, которая свободна от всяких оков регламентации и традиционных предпочтений. Великий Борхес рядом с таким системным сборником, как «Семь вечеров», мог  легко  написать эссе на полстраницы или чуть побольше. Великолепный романист Милан Кундера находит отдохновение в не менее великолепных коротких эссе. Это у него из эссе я узнала о таком замечательном композиторе, как Янис Ксенакис.
Приходит в голову и мысль о родстве малых прозаических форм с верлибром, который до сих пор вызывает у некоторых читателей недоумение: это просто построенная из строк разной длины проза? Нет. Недаром кто-то из анонимных тружеников Интернета написал о стихах американского поэта двадцатого века Карла Рэкози:  когда читаешь его, сразу видишь, что это верлибр, а не что-то иное.
Я абсолютно с этим согласна и добавлю, что в верлибре есть то, чего нет нигде – ни в традиционных стихах, ни в философской и лирической  прозе: накал чувства в тысячу вольт, ракурс изображения, не лишенный некоторого авторского «сумасшествия», которое «нормальными людьми» воспринимается как нечто пугающее и непонятное. Стоит только почитать Уолта Уитмена, Поля Элюара, Тумаса  Транстрёмера и нашего Геннадия Алексеева. Такую прозорливость и остроту восприятия жизни грешно укладывать в ритм,  заковывать в рифмы, а также подгонять ее под прозу. Очень уж верлибр  пламенный и неукротимый.
Ни для кого не секрет, что моим кумиром стал Хорхе Луис Борхес, которого можно смело считать самым свободным писателем в мире – не форма властвует над ним, а он над формой. И пусть литературоведы натирают мозоли на пальцах,  листая его произведения, которые почти всегда трудно подвести под какую-то форму: то ли рассказ, то ли новелла, то ли эссе, то ли эссе-фикшн, то ли что-то такое, для чего еще не придумано названия.
А главное – и малая, и минимальная литературная форма выражает законченную мысль или образ, которые можно при желании растянуть в повесть, рассказ, даже в роман, пьесу или эпопею. Посмотрите на бутон: он еще закрыт, но в нем уже есть все, что будет у раскрытого цветка: и цвет, и аромат, и рисунок лепестков, и даже стебель, который связывает его с корнем, -  есть вся необоримая сила короткой и прекрасной жизни.
21  апреля 2023г.