Н. А. Бунин и его время

Игорь Сибиряк
Эссе

"Я был не из тех, кто был ею застигнут врасплох, для кого её размеры и зверства были неожиданностью, но всё же действительность превзошла все мои ожидания: во что вскоре превратилась русская революция, не поймет никто, её не видевший. Зрелище это было сплошным ужасом для всякого, кто не утратил образа и подобия Божия, и из России, после захвата власти Лениным, бежали сотни тысяч людей, имевших малейшую возможность бежать".  И. А. Бунин "Окаянные дни"

В 90-е годы прошлого века, в эпоху перестройки и гласности, когда открылись тайники запретной литературы в советское время, мы увидели реальный мир первых лет становления Советской Власти, со времени нашей Великой Революции. Нас захлестнуло желание прочитать как можно больше о том окаянном времени. Мы на время забыли историю Родины, изученную по школьным учебникам, мы просто поразились контрастом преподнесенного нам и, жуткой реальностью, описанной современниками тех далеких времен. Для моего поколения 60-х лет прошлого века то узнаваемое  время уводило нас  в страшную действительность, пережитую нашими родителями. Каждая прочитанная книга вызывала к переосмыслению всего происходящего сегодня и сейчас. На работе не утихали дебаты каждого прожитого дня, жизнь приобрела особый смысл обновления мировоззрения.
В своем дневнике за 1918 - 1920 годы писатель правдиво описывает события из жизни простого народы, толпы, еще живых сословий, литературных салонов, печатных органах. Первая публикация "Окаянных дней" состоялась в 1925 году в эмигрантской газете "Возрождение". Полностью книга вышла в 1936 году в издательстве «Petropolis».
Одна из записей повествует нам:
«В «Известиях» статья, где «Советы» сравниваются с Кутузовым. Более наглых жуликов мир не видал». Из дневника за10 февраля 1918 года.
Вскоре бунин записывает две совершенно парадоксальные новости от 19 февраля 1918 года:
«Коган рассказывал мне о Штейнберге, комиссаре юстиции: старозаветный, набожный еврей, не ест трефного, свято чтит субботу… Затем о Блоке: он сейчас в Москве, страстный большевик, личный секретарь А. Луначарского. Жена Когана с умилением:
– Но не судите его строго! Ведь он совсем, совсем ребенок!
В пять часов вечера узнал, что в Экономическое Общество Офицеров на    Воздвиженке пьяные солдаты бросили бомбу. Убито, говорят, не то шестьдесят, не то восемьдесят человек.».
А. Блок служит секретарем у Наркома просвещения Большевиков. Поэт пишет о своем видении событий Революции в  17-м году:
И мы подымем их на вилы,
В петлях раскачаем их тела,
Чтоб лопнули на шее жилы,
Чтоб кровь проклятая текла.
3 июня 1907
Сильное восприятие Блоком назревающей революции в России, после этих строк можно смело идти в секретари к Наркому просвещения А. Луначарскому! То было сильное время прозрения литераторов всех мастей! Каждый выпячивал себя Пророком России, ни больше, ни меньше! Чудна Россия в смутные годы своей неповторимой истории!
19 февраля 1918 года Бунин саркастически пишет в дневнике:
«Опять праздник – годовщина революции. Но народу нигде нет, и вовсе не потому, что опять нынче зима и метель. Просто уже надоедает. Разбегаются! Карахан назначен послом в Константинополь, Каменев – в Берлин…» Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая – не то интернационал, не то «русский национальный подъем»!
В этих строках чувствуется полное безразличие писателя ко всему происходящему на своей  Родине, тонущей во мгле неизвестного будущего. Иван Алексеевич  в это время прилагает  все возможное по распродаже  своих книг, чтобы собрать средства для  отъезда из России. В январе 1920 года Бунин, не приняв и не разделив идеи революции, а также происходившие изменения в стране, покинул Россию и поселился в Париже. Стоит сказать, что в дореволюционный период И.А. Бунин никогда не участвовал в политических событиях. Тем не менее, в эмигрантский период он активно включается в жизнь русского Парижа. Так, с 1920 года он встал во главе Союза русских литераторов и журналистов, выступал с воззваниями и обращениями, вел регулярную политико-литературную рубрику в газете «Возрождение» в 1925-1927 гг. В Грасе он создал подобие литературной академии, куда вошли молодые писатели Н. Рощин, Л. Зуров, Г. Кузнецова.
Всю свою жизнь Бунин горячо любил Россию. Вынужденный отъезд во Францию  тяжело переживался поэтом, прозаиком. Фактически было ясно, что он расстается с родиной навсегда. Мотивы печали, тоски по дорогой сердцу России отразились в стихотворениях, написанных в эмиграции. “У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…” – одно из первых таких стихотворений. Уже в первой строке Бунин обращается к природе. Родное гнездо разорено, поэту “пришлось сказать прости родному дому”. Лирический герой переживает горькое, горестное чувство утраты:
У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
            Как горько было сердцу молодому,
            Когда я уходил с отцовского двора,
            Сказать прости родному дому!
            У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.
            Как бьётся сердце, горестно и громко,
            Когда вхожу, крестясь, в чужой, наёмный дом
            С своей уж ветхою котомкой!  1922 год.
Свой отъезд он сравнивает с уходом из отцовского двора, где родился, вырос и возмужал. Он успел сказать только «прости» и услышал шум винтов отплывающего парохода. Человек признается, что в глубине души завидует птицам и зверям, потому что у них есть гнездо и нора, у них есть дом, а у него нет. Лирическому герою, за маской которого четко виден сам Бунин, приходится ходить по миру со своей тощей котомкой, слушая удары сердца, когда он крестясь входит в очередной чужой дом. В Европе Бунину не пришлось голодать и спать на улице, но это был не его дом, в его стране к власти пришла чуждая ему Власть Советов.  В стихах Бунина, написанных  в эмиграции, тема ностальгии по Родине звучит постоянно, Иван Алексеевич был и остался великим русским человеком, но так и не смог принять переворот 1917 года и стать советским гражданином. На протяжении всего периода жизни эмигранта, он пристально следит за происходящими событиями в России. Бунин И.А. оказался единственным писателем-эмигрантом, который, несмотря на понесенный творческий урон, сумел преодолеть кризис и продолжал работать в необычных, чрезвычайно неблагоприятных для любого писателя условиях, совершенствуя собственный художественный метод. За годы эмиграции Буниным было написано десять новых книг в прозе, в том числе «Роза Иерихона» (1924 г.), «Солнечный удар» (1927 г.), «Божье древо» (1931 г.), повесть «Митина любовь» (1925 г.). В 1943 году в свет выходит вершинная книга своей малой прозы, сборник рассказов «Темные аллеи», которая полностью была издана в 1946 году.
Источник: Михайлов О. Об Иване Бунине и этой книге./И. А. Бунин. Рассказы. М.; Советская Россия, 1978. С. 10.
Оказавшись в зрелые годы на чужбине, в глазах первого поколения русской эмиграции Бунин стал олицетворением верности лучшим традициям отечественной литературы. Вместе с тем, еще при жизни Бунина заговорили о нем, как о блестящем мастере не только российского, но и мирового уровня. Именно ему в 1933 году первому из наших соотечественников была присуждена Нобелевская премия по литературе, вручение которой проходило 10 декабря. В Нобелевском дипломе, выполненным специально для Бунина в русском стиле, было записано, что премия присуждена «за художественное мастерство, благодаря которому он продолжил традиции русской классики в лирической прозе.
Источник: Бабореко А. К. Бунин. Материалы для биографии (с 1870 по 1917). М.; Худ. Лит.-ра, 1983. С. 218.
Вместе с тем, стоит отметить, что далеко не все столь однозначно и благожелательно отнеслись к присуждению Бунину Нобелевской премии. Так, А. Толстой подчеркивал: «Я прочел три последних книги Бунина - два сборника мелких рассказов и роман «Жизнь Арсеньева». Я был удручен глубоким и безнадежным падением этого мастера…его творчество становится пустой оболочкой, где ничего нет, кроме сожалений о прошлом и мизантропии».
Годы Второй мировой войны Бунин провел в Грасе, испытывая крайнюю нужду. После 1917 года Бунин всегда оставался непримиримым противником советской власти, но, тем не менее, в отличие от многих именитых русских эмигрантов, никогда не был на стороне нацистов. Вернувшись после войны в Париж, Бунин посетил советское посольство, дал интервью промосковской газете «Советский патриот» и вышел из состава Парижского Союза русских писателей и журналистов, когда тот принял решение об исключении из своих рядов всех, кто принял советское гражданство. Во многом благодаря именно этим шагам стало возможным постепенное возвращение книг И.А. Бунина на родину еще в 1950-е годы. Русская эмиграция восприняла демарш Бунина как отступничество, тогда от него отвернулись многие близкие люди.
Источник: «Кругосвет»./ http://www.krugosvet.ru/articles/104/1010414/1010414a1.htm.
Тем не менее, Иван Алексеевич не вернулся в советскую Россию, несмотря на боль разлуки с родиной, не покидавшей его все эти годы. Вероятнее всего, это было связано, в первую очередь с тем, что Бунин прекрасно понимал, что жизнь его уже прожита и он не хотел оказаться чужим на своей любимой родине. Сам он говорил: «очень трудно и тяжко возвращаться глубоким стариком в родные места, где когда-то прыгал козлом. Все друзья, все родные - в могиле. Будешь ходить как по кладбищу.
Источник: Емельянов Л. И. А. Бунин (1870-1953)./И. А. Бунин Повести и рассказы.Л.; Лениздат, 1985. С. 638.
Последние годы жизни Бунина, внутренне одинокого, желчного и пристрастного человека, были проникнуты желанием осудить все, что ему представляется чуждым, а потому лживым и пошлым. Умер Бунин 8 ноября 1953 в Париже и похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Охватывая более шестидесяти лет, творчество Бунина свидетельствует о постоянстве его натуры. Все произведения Бунина, независимо от времени их создания, исполнены интересом к вечным загадкам человеческого существования, обозначены единым кругом лирико-философских тем. Среди основных тем его произведений (как лирических, так и прозаических) следует выделить темы времени, памяти, наследственности, любви и смерти, погруженности человека в мир неведомых стихий, обреченности человеческой цивилизации, непознаваемости на земле окончательной истины, а также родины. И.А. Бунин вошел в историю уникальным «архаистом-новатором». Он сумел объединить в своем творчестве высокую традицию русского слова с тончайшей передачей опыта трагически изломанной, приобщившейся к иррациональному, но взыскующей цельности человеческой личности XX века. При этом, опыт этот не разлагал язык классики, а подчинялся ему и поверялся им.
С началом Великой Отечественной Войны, писатель, как мог, помогал своей любимой Родине.
Иван Алексеевич  читал многое из того, что выходило в Москве. Восхищался К. Г. Паустовским и поэмой А. Т. Твардовского «Василий Теркин».
Десятого сентября 1947 года он писал Н. Д. Телешову: «Дорогой Николай Дмитриевич, я только что прочитал книгу А. Твардовского „Василий Теркин“ и не могу удержаться — прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передать ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый, требовательный) совершенно восхищен его талантом, — это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова! Возможно, что он останется автором только одной такой книги, начнет повторяться, писать хуже, но даже и это можно будет простить ему за „Теркина“»
Вот что писал Л. Ф. Зуров 8 июля 1960 года о чтении Буниным «Василия Теркина»:
«В тот год Иван Алексеевич был болен, лежал в постели. Медленно терял силы, но голова его была на редкость ясна. Обычно я брал на просмотр новые повести, романы и сборники стихов в „Доме книги“. Мы были бедны. Покупать не могли. В „Доме книги“ я увидел книгу Твардовского. Попросил ее одолжить на несколько дней. Начал читать ее в магазине, потом читал ее на бульваре Сен Жермен. Читал и в метро. Был в полном восхищении (а солдатскую жизнь я знаю).
Вернувшись домой, я передал книгу Ивану Алексеевичу.
— Что это с вами? — спросил он. — Отчего вы пришли в необыкновенный восторг?
— Прочтите, Иван Алексеевич.
— Ерунда, — недоверчиво сказал он, махнув рукой.
Он устал от литературной тенденциозности и фальши; раскрывая книгу, обычно махал рукой:
— Посмотрю.
Через десять минут он позвал меня к себе и, приподнявшись, держа книгу в руках, воскликнул:
— Да что же это такое! Настоящие стихи!
Он читал отрывки вслух и говорил:
— А здесь как сказано. Поэт! Настоящий поэт!
Иван Алексеевич был изумлен, обрадован, повеселел. Ему не терпелось, он хотел делать пометки, подчеркивать, но этого делать было нельзя — книгу я должен был через несколько дней возвратить.
— Молодец! Ведь это труднейшее дело, не так-то просто писать солдатским языком.
Он восхищался отдельными местами, читал, перечитывал. И мы с ним говорили о стихах Твардовского. Иван Алексеевич прекрасно знал народный язык, а я знал солдатскую жизнь.
— Настоящая поэзия, такая удача бывает редко. Какие переходы. Талантлив. Подлинный солдатский говор. А для поэта это самое трудное.
При соприкосновении с подлинным талантом Иван Алексеевич по-особенному радовался. Он обрадовался стихам Твардовского (а ведь сколько он прочитал за свою жизнь поддельных, головных и мертвых стихов. Он устал и от идущего по давно проторенным дорожкам изысканного стихоплетства).
— Не оценят, не поймут, — говорил он.
— Удивительная книга, а наши поэты ее не почувствуют, не поймут. Не поймут. В чем прелесть книги Твардовского. Да и откуда им знать? Разве они переживали что-либо подобное! Ведь они ни народа, ни солдатской речи не слышат. У них ослиное ухо. О русской жизни не знают и знать не хотят, замкнуты в своем мире, питаются друг другом и сами собою.
— Вот вы услышите, скажут: ну, что такое Твардовский. Да это частушка, нечто вроде солдатского раешника. А ведь его книга — настоящая поэзия и редкая удача! Эти стихи останутся. Меня обмануть нельзя.
И он читал лежа, смеялся, удивлялся легкости, предельной выразительности солдатского языка.
Источник: Бабореко А.К. " Бунин. Жизнеописание".
Часто просматриваю, прочитываю тома сочинений Ивана Алексеевича своей большой домашней библиотеки. Мной  постоянно охватывает волнение – как будь-то я сейчас встречусь с живым и великим писателем  Русской земли. Он легко читается, его язык письма завораживает, начав читать, не можешь оторваться от сильной магии литературного таланта писателя. Прочитанное откладывается в памяти на долгие годы.
Много раз себе говорю – хорошо, что в Советское время на жалел средств на приобретение хороших книг, помогающих жить и радоваться жизни!

20.04.2023     Игорь Назаров / Игорь Сибиряк /