Однажды летом, в школьные годы, я была в гостях у своей Нагаса-эжы, бабушки по матери, в забайкальском селе Усть-Нарин на берегу реки Ага.
После полудня приехала навестить родственников Ханда-абжа (моя тетя), старшая дочь Эжы. Ее многочисленная семья проживала и работала в колхозе «Путь Ильича», расположенном выше по течению реки Ага. Приехала она верхом на прехорошенькой лошадке - мохнатой маленькой монголке, под красивым маленьким седлом, оставив свою отару на сопке на другом берегу реки. Отару было видно и в бинокль, имевшийся у нее с собой, да и так - простым глазом.
Отара в полуденный зной, как обычно, кемарила, сбившись в гурты стоя, попрятав каждая свою голову в тенечке собратьев, а некоторые лежали рядом же. В такой зной им было не до кормежки. Но как только зной спадет, их нужно было гнать на водопой к реке. Мы все посматривали, как ведет себя отара тетушки, до которой было километра три.
Часа через два, как только мы все заметили, что некоторые овцы уже стали перебегать с места на место, тетушка стала собираться уезжать. Но Эжы предложила поехать к отаре мне верхом на ее лошадке, т.к. я с малолетства была приучена пасти отару родителей, хоть верхом на лошади, хоть пешком. А потом бы гостью подвез к отаре на машине ее младший брат и забрал бы меня. Но все взрослые не учли, что я никогда в жизни не ездила верхом на таких лошадях – монгольской породы, рост которых в холке обычно 125–135 см, а рост кавалерийских лошадей европейских пород в нашем конезаводе, затем овцесовхозе, был обычно в среднем см 160-165, и даже до 180 см. На отаре родителей мама и мы, дети, из-за нашего малого роста вынуждены были взбираться в седла рабочих лошадей с заборов или пенечков, специально вкопанных в землю вблизи коновязи. А в этот раз я вообще не задумывалась об особенностях монгольской породы, так хотелось прокатиться на новой лошадке! Тем более, что тетушка сказала, что на ней пасут отару и их дети, помладше меня на два-три года.
На крыльце дома осталась Эжы, а я одна пошла к стайке коров в конце огорода, где вне двора была привязана лошадка. С утра был дождик, высокая трава у изгороди все еще была влажная и везде были плюхи свежего коровяка (коровий навоз). Поговорив с лошадкой по-бурятски, т.к. она таращила глаза на незнакомого человека, погладив ее по шее, гриве и, увидев, что ее уши стали спокойнее, отвязала повод, и, как обычно, вставила удила в пасть (рот) отдохнувшей от них лошади; подтянула подпруги, левой рукой с поводом в руке хотела взяться за переднюю часть седла, т.к. обычно не доставала до луки седла лошади на родительской отаре. Как-то вскользь удивилась, что сумела достать с земли и взяться за переднюю луку с мыслью «неужели я так подросла за лето?», вставив носок ботинка на левой ноге в стремя, неожиданно достала и правой рукой за заднюю луку седла и, подтянувшись, изо всех сил вскинула тело в седло….
И оказалась на земле с правой стороны смирно стоявшей и любопытно взиравшей на меня лошадки. Причем приземлилась не только на мокрую траву, но и на свежий коровяк, благодаря которому проскользила некоторое расстояние, что и спасло меня от травм, обычных при падении с лошади. Повод при падении я выпустила из рук, как нас учил отец. Да к тому же я много раз видела в детстве, что бывает со всадниками, не выпускавшими повод из руки при падении с лошади да на скаку...
Пока я смеялась над собой чуть не вместе с лошадкой, лежа на земле, вся измазанная в коровяке, прибежали с криками «ой-ай, убилась» Эжы, тетушка, в общем вся родня и даже соседки из домов справа и слева.
Травм у меня, кроме синяков и ушибов, не оказалось. Зато долго пришлось отмываться от коровяка и его запаха, особенно в моих длинных волосах, а одежду – трико да рубашку, пришлось выбросить. Мне и всем стало понятно, что коровы спасли меня, подстелив на место моего падения свой свеженький навоз, да много! Но гораздо дольше пришлось отвечать на вопросы односельчан, которые со смехом тоже поняли, что разный рост монгольской и строевой лошадей имеет большое значение и что коровы не только молоком-мясом людям помогают!