Сквозной человек

Александр Пятков 2
Эдуард Всеволодович Митрошкин очень любил варенье. Вернее, он его очень полюбил после одного из самых счастливых моментов своей жизни – смерти доселе неизвестной ему дальней родственницы. Нет, Эдуард Всеволодович людей любил, конечно же, хоть и выборочно. А счастливый момент в смерти тётушки заключался в том, что по завещанию он являлся практически единовластным наследником. Ему только и оставалось поставить свою размашистую закорючку на нескольких экземплярах бумаг, услужливо предоставленных нотариусом. Все мероприятия по захоронению родственницы взяла на себя та же нотариальная контора, в которой и было зарегистрировано завещание. Поэтому Эдуард Всеволодович был избавлен от посещения кладбища, обязательного послепохоронного застолья и всего сопутствующего, если оно имелось, конечно. Ему просто вручили ключи, документы на квартиру и выразили соболезнование в связи с утратой горячо любимой родственницы.

Жила же ныне усопшая тётушка хоть и не в центре столицы, но и не на окраине, как её внезапный наследник. Поэтому переезд из серой и унылой однушки состоялся без всякого сожаления. Да и чего сожалеть-то? Четырёхкомнатная квартира в доме, который явно помнил ещё коронацию последнего императора России, поражала своими высокими потолками, извилистыми коридорами, несколькими чуланами. Про обстановку квартиры можно вообще вести отдельный разговор. Огромные полки с множеством книг, картины на стенах, вазы и статуэтки на изысканных подставках. Несколько старинных комодов ломились от кучи фаянса и фарфора. Кухня просто блестела от множества столовых приборов и наборов. Вон, одни только ложки с вилками, белые костяные рукояти которых украшала какая-то корона, чего только стоят! Да и вообще, всё это стоило просто огромных денег. Наверное, стоило. Беда в том, что Эдуард Всеволодович совершенно не разбирался ни в антиквариате, ни в искусстве, ни в живописи. И каждое утро по пути в ванную комнату, он просто мило подмигивал картине с четырьмя танцовщицами в голубых платьях.
А варенье Эдуард Всеволодович полюбил после того, как исследуя тётушкины хоромы, залез в один из чуланов. Щелчок выключателя заставил проснуться небольшую лампочку и нехотя осветить немалое помещение, полки которого от пола до высоченного потолка были заставлены самыми разнообразными припасами. Где-то через полчаса знакомства с банками, мешочками, мешками, сундучками и прочей тарой, стало понятно, что в ближайшие месяцев десять-двенадцать в магазине можно будет покупать только хлеб и молоко. Но самое интересное и вкусное ждало на верхних полках. Они просто ломились от разнокалиберных баночек и банок с вареньем. Самым разным. Абрикосовым, клюквенным, малиновым и смородиновым, клубничным и черничным. Всё это шикарное разнообразие было узрето тогда, когда новоявленный хозяин квартиры, уподобившись обезьяне, вскарабкался по крепким полкам на самый верх.

– Так и шею свернуть недолго, – с затаённым страхом поглядывая вниз, перевёл дыхание Эдуард Всеволодович. – Интересно, как же тётка сюда всё это ставила без лестницы? Должна же быть лестница, должна.

Но лестницы во всей квартире не оказалось. Поэтому и способ доставки варенья на верхние полки остался тайной. Что, впрочем, не мешало раз в несколько дней совершать очередное восхождение за баночкой густой ароматной сладости. Вот и сейчас, расколов статуэткой последний грецкий орех из любезно предоставленного чуланом мешочка, Эдуард Всеволодович захрустел вкусным ядрышком на крепких зубах, и призадумался. Перед мысленным взором с изящной серебряной ложечки на кусочек свежего батона стекал ручеёк сладкого жидкого янтаря. Варенье из крыжовника просто требовало, чтобы его сняли с той самой верхней полки. Без сожаления отставив небольшую статуэтку со сколотой надписью, от которой читалось только «К.Фаберж», хозяин квартиры проследовал мрачными изгибами коридоров в чулан. Очередное восхождение по полкам, очередное «Так и шею сломать недолго» и вот уже долгожданная баночка в руке.

Вчерашний батон явно не претендовал на лавры свежего, но и чёрствым ещё не стал. А покрытый янтарным одеялом из сиропа и ягод крыжовника, он просто заставлял глаза зажмуриваться от удовольствия. Не спеша прожёвывая первый кусок лакомства, Эдуард Всеволодович приоткрыл глаза в поисках чайника. Ведь всем же известно, что для полного счастья к батону с вареньем просто необходимо добавить чашку свежего вкусного чая. Чайник нашёлся на плите. А вот за ней, на стене… От неожиданности хозяин квартиры чуть не совершил кощунство в виде шумного выплёвывания вкуснейшего содержимого рта. Дело в том, что практически всю сознательную жизнь работая архивариусом одного из столичных предприятий, Эдуард Всеволодович просто ненавидел насекомых. Горы паутины, приведённая в непотребный вид бумага, документы да и просто мерзкий вид этих созданий привели к тому, что степень ненависти к насекомым становилась на одну ступень с ненавистью к главному бухгалтеру того предприятия.

На стене сидел таракан. Даже со своего места Эдуард видел все его лапки и противно шевелящиеся усы. В другое время можно было бы воспользоваться традиционным инструментом геноцида тараканьего племени, но мысль о том, что на тапке могут остаться внутренности гадкого насекомого, приводила просто в бешенство. Выскочив из-за стола, чуть не обернув драгоценную баночку с вареньем, Эдуард Всеволодович ринулся навстречу хитиновой мерзости и со всего размаха припечатал его ладонью. И еле смог удержать равновесие – рука по самое плечо провалилась в стену. Без шума, без кусков штукатурки, без боли.

Не веря своим глазам, Эдуард Всеволодович медленно отступил от стены – рука послушно и так же безболезненно вылезла из стены. Последующие несколько минут прошли в недоумении и созерцании невредимой ладони, и невредимой же стены кухни. Таракана, кстати, уже не было, да и не до него сейчас. Эдуард медленно приблизил кончик пальца к стене и коснулся её. Надавил сильнее. Ничего не произошло. Палец немного выгнулся в суставе, но наотрез отказался проникать в дореволюционную стену. Победоносно ухмыльнувшись результату, Эдуард Всеволодович уже готов был поверить, что всё это ему показалось, как вдруг вспомнился тот самый злосчастный таракан. Мгновенно наполнившись смесью злости, отвращения с желанием тараканоубийства, господин архивариус с криком ужаса наблюдал, как палец, а затем и рука по самый локоть погрузились в стену. И потом уже просто некультурно истошно завизжав фальцетом, Эдуард Всеволодович отскочил от стены, уставился на свою руку, сжимая, и разжимая ладонь, тыкая в неё пальцем другой руки.
Понадобилось несколько часов размышлений, проб и экспериментов для понимания того, что это не сумасшествие, а вполне реальная, и удивительная способность. Эдуард Всеволодович необъяснимым образом научился проникать сквозь стены. Как в одной из любимых книг Стругацких, по которой сняли бездарный, по мнению архивариуса, фильм. Но это чудодейственное умение начинало работать лишь в тот момент, когда всё тело переполняла злость пополам с отвращением. Но и с этим трудностей не возникло – достаточно представить на стене мерзкого таракана, как тело проходило сквозь препятствие так легко, будто никакого препятствия и не было. Первым успешным прохождением стало проникновение в соседнюю комнату. И вот тут выяснился существенный минус приобретённого умения. Любая одежда, которая была на теле, наотрез отказывалось сопровождать это тело по пути на ту сторону стены, опадая кучкой тряпья на пол. В то время как целый и невредимый Эдуард Всеволодович стоял уже за стеной, хоть и абсолютно голый.

В конце своих опытов он так осмелел, что даже решил пройти сквозь стену в соседнюю квартиру. Просто ради эксперимента, без каких-то мерзких целей. Но кто ж знал, что за стеной в выбранном месте будет соседская ванная комната? И уж никто не мог знать, что в это время соседка решила принять ванну. А тут Эдуард Всеволодович во всей своей сомнительной красе. Без одежды, естественно. Вопль соседки ещё долго стоял в ушах, пока архивариус трясущимися руками натягивал на себя одежду уже в своей квартире. И он совсем не удивился, когда по прошествии получаса в дверь позвонили и на пороге квартиры оказался работник полиции, о чём свидетельствовали форма, фуражка, большая кобура на поясе, и открытое удостоверение в вытянутой руке. Участковый лейтенант какой-то там. Ни разу в жизни не нарушавший закон, Эдуард Всеволодович был просто загипнотизирован удостоверением с гербовой печатью. И даже не сразу обратил внимание на соседку, что-то истошно вопящую, и при этом указывающую пальцем на него.

– Разберёмся, гражданочка, – многозначительно сказал участковый и закрыл дверь практически перед носом вопящей соседки.

Пройдя в квартиру, служитель порядка не спеша обошёл все комнаты, заглянул в чуланы, зачем-то попутно обстукивая согнутым пальцем стены. У картины с четырьмя танцовщицами он задержался, внимательно осмотрел изображённых девушек. Слегка пошкрябал ногтём поверхность картины и даже облизнул ноготь. Неопределённо хмыкнув, участковый направился к выходу, попутно записав в блокнотике данные нового квартиранта вплоть до места работы.
Закрыв за незваным гостем дверь, Эдуард Всеволодович обессиленно опустился на пол. Руки его тряслись, а горло буквальным образом пересохло от волнения. С одной стороны его очень напугал визит участкового, а с другой… Бедного архивариуса буквально затрясло от понимания, какие теперь ему открылись возможности. Подскочив с пола, он заметался по квартире, разрываемый самыми различными желаниями, просто вопящими о своей немедленной реализации. Для него ведь теперь не существует никаких преград! Он всесилен! Да! Всесилен! Буквально прокричав это своему отражению в зеркале, Эдуард Всеволодович решил немедленно приступить к исполнению вполне сформировавшихся мыслей и желаний. Адреналин, бурлящий по крови, затмил даже страх перед законом и последующим наказанием. Да и какое наказание, если он всесилен!

Вечерняя прохлада нисколько не охлаждала пыл Эдуарда Всеволодовича, спешащего в закрытый магазин. Для всех закрытый, но не для него. Придерживая полы стремящегося то и дело распахнуться плаща, архивариус просто поражался своему уму. Даже одежда была подобрана с учётом того, что облачаться в неё придётся быстро. Плащ, спортивное трико синего цвета и пляжные тапочки китайского производства. Естественно, что вся одежда осталась лежать неприметной кучкой у задней стены продуктового магазина, в который Эдуард Всеволодович и просочился. Он намеренно выбрал этот небольшой магазинчик по соседству с домом, а не один из огромным маркетов, усыпавших все свободные места города. Во-первых, магазинчик в это время закрыт, а во-вторых, там нет такой охраны, как в больших центрах. А вот поживиться очень даже есть чем. В этом архивариус убедился уже возле длинной и высокой полки с самыми различными алкогольными напитками. Несколько бутылок с красочными этикетками уютно разместились в большой хозяйственной сумке, взятой рядом с кассой. И тут Эдуард Всеволодович просто дал себе волю. Он голышом носился от полки к полке, наполняя сумку деликатесами, алкоголем, какими-то чашками, бокалами, носками и шариковыми ручками. Остановился лишь тогда, когда в сумке больше не оказалось места, а сама она с трудом отрывалась от пола. Пыхтя от напряжения, архивариус волоком потащил свою добычу к чёрному ходу магазина. Как и следовало ожидать, дверь легко открывалась изнутри. Правда после открытия раздался приглушённый звон сигнализации, но архивариуса, уже напялившего плащ, трико и тапочки, это мало беспокоило. Сумка будто убавила в весе, поэтому на приезд патрульной машины Эдуард Всеволодович уже наблюдал из окна квартиры, закусывая первый бокал коньяка куском сыровяленой колбасы…
Утро следующего дня встретило архивариуса жуткой головной болью от явно поддельного коньяка и жуткой рвотой от колбасы с истёкшим сроком годности. Странно, но вчерашнее преступление никаким образом не подействовало на совесть Эдуарда Всеволодовича. Казалось, будто она впала в спячку и происходящее её совершенно не касается. Чудом нашедшаяся во вчерашней сумке бутылка пива прояснила сознание страдальца и подтолкнула новую идею, которую следовало тотчас если не реализовать, то проверить уж точно. И архивариус начал собираться в городскую баню, которую любил всей душой, и телом. Нет, он любил не конкретную баню, а баню вообще. Веники, горячий пар, контрастные воды и несравнимое ощущение чистоты – всё это было одними из тех маленьких радостей, которые худо-бедно скрашивали жизнь Эдуарда Всеволодовича. Ведь даже сразу после переезда в тёткину квартиру, он нашёл неподалёку одну из бань и несколько раз сходил туда. Баня была отличная. А уж в этом архивариус понимал толк.

И вот, уже стоя в раздевалке бани перед зеркалом, Эдуард Всеволодович разглядывал себя со всех возможных сторон. Но как ни напрягал хиленькие мышцы, как ни выпячивал грудь, в отражении на него пялился всё тот же архивариус с обвисшим животом, стоящий на пронизанных синими венами тоненьких ножках.

– Да уж, не Аполлон, не Аполлон, – горестно вздохнул Эдуард Всеволодович и понуро потопал в парную.

Народу было совсем мало, поэтому и дождаться нужного момента не составило труда. Вволю напарившись, растрепав купленный в бане же веник, архивариус проводил взглядом последнего посетителя, скрывшегося за дверью. И тут же соскочил с горячего полка. Подойдя к стене парной, он глубоко вдохнул и представил на блестящем кафеле противного таракана. Переход по ту сторону вышел практически уже привычным и Эдуарда Всеволодовича обдало облаком густого пара, гаммой совершенно иных запахов и ароматов. Он стоял и с доселе неиспытанным удовольствием смотрел на женские обнажённые тела, покрытые пеной, натираемые мочалками, звонко хлестаемые вениками. В какой-то безудержной эйфории Эдуард Всеволодович раскинул руки и громко воскликнул:

– Мои вы хорошие!
Тишина, повисшая в женской части бани не сулила ничего хорошего, но архивариус воспринял её по-своему. Широко улыбнувшись, он сделал всего лишь один шаг. И тут же пригнулся от неописуемого переплетения женских криков, воплей, и визгов. А полетевшие в него бутылки с шампунями, мокрые мочалки и даже пластиковые тазики заставили буквально на четвереньках ретироваться обратно к стене. Но ударившись лбом о кафель, он опустился на пол и недоуменно затряс головой. А сзади уже приближалась толпа разъярённых женщин… Быстро представив на кафельной плитке жуткое насекомое, архивариус буквально занырнул в мужскую парилку, уже в самый последний момент очень больно получив по затылку тазиком. Выскочив в раздевалку, быстренько набросил на себя одежду и со всех ног ринулся к выходу. Уже отбежав от бани на безопасное расстояние, Эдуард Всеволодович перешёл на неспешный шаг, оглянулся и медленной походкой побрёл домой. Его просто распирало от самых разнообразных планов и желаний. В голове рисовались картины банковских хранилищ, чьи полки просто забиты пачками денежных купюр. Представлялись образы сногсшибательных красоток на берегу голубых океанских лагун. Им на смену приходили всё новые и новые картины богатой жизни, безграничной дозволенности. Эдуард Всеволодович шёл домой, погрузившись в сладостные грёзы. И совсем не замечал, что встречные люди уже не сворачивают с его пути, а просто проходят сквозь него.

А в квартире покойной тётки вовсю работала бригада судмедэкспертов. Специалисты осматривали квартиру, поражаясь количеству бесценного антиквариата. Соседка стояла у входной двери, вытирая сухие щёки платочком. А участковый с непонятным выражением лица стоял в одном из чуланов и смотрел на труп Эдуарда Всеволодовича, лежащего со свёрнутой шеей в луже крыжовникового варенья.