Мальчик, мальчик беловолосый в это время ждал, как решится. Он сидел столбиком на необозримом диване, сложив руки на коленках. Ноги подогнуты по-восточному, штанишки крохотные джинсовые, в сверкающих заклепках, майка банановая желтая. Непослушный мальчик, он у доктора не хотел как следует открывать рот, и теперь мама Джина обиделась. Она будет греметь крышками, напевая, что-то варить, говорить в трубку, перекрикивая телевизор, потом открывать окно, кричать в окно с картошкой в руке. Она будет вовсю балабанить, не замечая его, мальчиковых слез. А мальчик Кузя такой — он тоже первый не подойдет. Он тоже хотел бы смотреть телевизор и балабанить. И когда Джина отопьет из большой бутылки желтое, просить себе сок или коку. И ему бы тоже дали детский сок, а коку нельзя, покроешься. Мама Джина гремела, Кузя терпел. Потом пришла баба Ульяна, стала качать головой и молчать. Она платочком Кузины слезки вытерла и на кухню. Ала-бала! Ала-бала! Стали на кухне с мамой кричать. Кузя терпел.
Когда папа уезжал в свою работу, он сказал:
— Терпи, Кузя. Всё будет бананово.
И Кузя терпел, не орал. Но потом опять бананово не было. Что толку терпеть? И тогда он лег тихо на спинку и уставился на круглый аквариум у дивана. Там цветное конфетти кружилось замедленно, листики жёлтые и красные опадали, ниточки зеленые извивались. Рыбки шныряли как молнии — чирк, чирк. Им всё можно, ему нельзя ничего. Автомат купить нельзя, папе звонить нельзя. Тогда он взял, да и толкнул аквариум ногой! Сам не понял, зачем. Бдряммм! Он не испугался, а стал смотреть, что будет. Рыбки заскакали по коврам. В это время звонок у двери. Ку-ку, ку-ку. Папа звонок повесил для Кузи, чтобы лес был.
Вбежали баба Уля, мама Джина и тетя. Стали руками плескать да вздыхать. Мама и баба — ала-бала, ала-бала! Тетя рыбок собрала в баночку, аквариум подняла. На ковре полотенца разложила банные. Подошла к Кузе, погладила по голове и сказала:
— Скучно? Тебе скучно, Кузя?
Он закивал.
— А рыбки могут желание исполнять, знаешь? Но только золотые. А ты их вылил.
Кузя подошёл, показал пальцем на вуалехвоста в банке, который не плавал, а тупо лежал на дне.
— Бо-бо.
— Конечно, Кузя. Болеет рыбка. Не делай так.
Он опять сел столбиком на диван.
— Кузя-а-а, — вкрадчиво сказала тетя. — Ты — Кузя, — и она положила ладошку на Кузину грудь. — А я - няня Тоня, — и положила руку себе на грудь. — Няня. Подружимся, что ли?
Ладонь была тёпленькая. Кузя взял её руками и снова к себе приложил.
С первого дня голова у Тони загудела. Этот дом все силы у н её вытягивал, и не брезжило никаких просветов. Джина работала в банке, уходила рано, поэтому Тоня старалась смотаться на работу, убрать садик как можно раньше, сбегать домой, пошурудить на кухне, потом сразу в особняк Зерниных, кормить Кузьму, гулять Кузьму, потом разговаривать, заниматься, потом быстро на рынок, ребеночка-воспитанника на ручки, больно уж он тихо ходит.
По рынку Тоня неслась быстро, ведь мама Джина могла случайно увидеть её, и тогда всё воспитание быстро бы кончилось. Джина наполовину грузинка, гордая такая. Чуть что не так — вскидывается.
Мальчик нежный, сонный и безразличный, только покачивался на руках, как на верблюде. Пока Тоня платила, он мог схватить яблоко, сливу, и продавцы даже не возмущались, махали рукой — идите, идите с ребёнком. Но Тоня, отбежав, отбирала у Кузи всё, что он прихватил. Не углядишь, в рот потащит. Так получилось однажды. Схватил клубничину, сунул в рот молчком, а проснулся после тихого часа страшней атомной войны. Мама Джина с работы, а тут не пойми кто сидит! Какой-то осьминог вареный.
— Кузя! Тебе нельзя мандарин! Ты сыпью покроешься!
Но стоп. При няне Тоне эти выходки прекратились.
А когда приехал папа из Москвы, он велел няне Тоне переодеть платье и идти в машину. Джина вышла в макияже, а он: нет, лучше Антонина Петровна поедет с нами, она с ребёнком лучше справится, если что. И это маме Джине точно не понравилось. Но Зернину надо было ребенка врачу показать, и он долго не рассуждал.
И когда Тоня через неделю отпрашивалась на выходной, Джина не соглашалась
А Тоня сказала бесцветным голосом: «Извините, Джина, ко мне машина с бетоном придет».
Залить бетон надо было в нулевой этаж и на площадку перед домом.
Что-оо?
Муж никак не мог, у него другой бетон на стройплощадке был. И когда водитель подогнал бетономешалку к дому, не торопясь вылил часть через рукав прямо в подвал, оставалось только разровнять. А часть в огромную мульду около ворот. И тут только увидел, что появилась около мульды тонкая женская фигура с тачкой и лопатой. И у него, закаленного человека, перевернулось нутро. Он понял, что это по её душу пришла бетономешалка. Как же она сладит? И бригады все заняты, все в работе. И, чтоб не смотреть, уехал. А Тоня стала разравнивать. Потом тачкой в мульду. Потом сверху воды. Потом у мульды крышку еле закрыла. Ей так спину разломотило, что она зашла и легла на пол на кухне.
Когда опять приехал папа Зернин, он велел Кузю красиво одеть и посадил его в машину джип. Пристегнул. Мама смотрела на сборы, стояла. Но папа снова велел няне с ними ехать. Маме не разрешил. При няне Кузя не бесился. Он только тихо пинал няню ногой и показывал кулак, но няня всё время улыбалась. Няня Тоня, наскоро причесав свои мокрые кудри, держала Кузю за ручку и кивала ему. «Что творят! — думала она. — Помирить их надо. Что ж они как собаки, а Кузя мучается».
— Что ему купить? — спросил Зернин.
— Не надо ничего, — ответила няня. — И ягоды ему нельзя, будет сыпь, а от оружия в нем агрессия. Не надо ему автоматы покупать, он стреляет, грохот, слова нельзя сказать. Игрушки в окно кидает. Людям на головы.
— А что вы советуете?
— Вот таких куколок. Что на ручку надевают. Чтобы сказки играть.
— Да какие сказки. Что вы. Чушь такую современному ребенку.
— Трех поросят.
— Гм, — покачал головой Зернин.
— Вы у меня просили документ об образовании. У меня с собой. Пединститут.
— Да ладно. Вы правда думаете, он заговорит?
— Заговорит. У меня все говорят. Со временем.
Они приехали в какой-то белый кабинет. Там тетки в белых халатах все писали и что-то папе говорили, потом няне говорили. Ала-бала. Кузе было жарко, одиноко, и он заснул. Обратно Зернин на ручках нёс.
«Почему же он такой красный? — думала няня Тоня. — Может, от стыда? Может, потому что я в халате, словно из кухни вышла? Так меня никто не предупреждал наряжаться-то».
Ей было жалко могучего Зернина, который украдкой гладил губами голову Кузи, жаль его, жаль нервную жену Джину, которую даже не взяли на комиссию. Но няня ответила на все вопросы. И как занимается с ребёнком. Куда водит. Джина не занимается, только ругает. В общем, разошлись, аеё бросили на прорыв. Эх, родители… Сын вам не нужен. Сами не полюбили дитя, так давай ты, няня. Люби за деньги…
Продолжение эпизод 4 http://proza.ru/2023/04/17/1637