Рассказ
В один из ресторанов областного центра сразу после открытия зашёл высокий молодой человек.
«Чуть за двадцать, ровесник, наверное», - определила для себя дежурившая в зале официантка Инна Голубева.
Посетитель остановился у входа, то ли привыкая к полумраку помещения, то ли разыскивая гардеробную.
К нему тут же направилась Инна.
- Нам бы столик, - робко произнёс молодой человек, и засмущался вдруг, опустил голову, то расстёгивая, то застёгивая пуговицу на строгом, длинном пальто.
- Не робейте! – Инна улыбнулась. – Следуйте, пожалуйста, за мной.
- Мне бы раздеться, - извиняющимся тоном, всё так же робко повторил посетитель.
- У каждого стола стоит вешалка, - пояснила официантка, увлекая молодого человека к столику у окна. – Там и разденетесь.
- Здесь вам будет удобно?
- Да-да, - поспешно, словно извиняясь, подтвердил парень.
Инна отошла в сторонку, ждала, пока молодой человек разденется, займёт место за столиком.
Ещё у входа она обратила внимание, что левую ногу посетитель подтягивает, передвигает её неестественно для здорового человека, ставит её как инородную, чужую.
- «Протез? Бедняжка», - мелькнуло в сознании официантки, и тут же она переключилась на служебные обязанности.
Молодой человек снял пальто.
На нём был строгий чёрный костюм, приглушенного тона рубашка, галстук.
На левой стороне груди висели два равноконечных креста на пятиугольных колодках, обтянутых муаровой красной лентой с белыми полосками по краям.
На правой стороне груди была ещё одна награда, но уже в форме круга на колодке серебристого цвета с синими полосками по краям.
- «Ух, ты! Оттуда? - снова мелькнуло в сознании девушки. – Так ведь сегодня-то 23 февраля! А я-то, глупая, забыла, вылетело из головы. И война-то, война идёт или спецоперация, как официально говорят».
И уже когда подавала меню посетителю, успела разглядеть на крестах рельефное изображение герба Российской Федерации, а на другой награде - надпись «За отвагу».
- У меня к вам будет необычна просьба, - посетитель отодвинул в сторону меню.
- Да-да, пожалуйста! – Инна достала блокнот и ручку, приготовилась записывать.
- Накройте, пожалуйста, на троих, - на этот раз и в голосе, и в тоне, которым говорил юноша, были твёрдые, приказные нотки.
- Так вас будет трое? – спросила официантка.
- Да! – и тут же поправился:
- То есть, нет! Но вы накройте на троих.
- Хорошо! Я слушаю вас.
- Мне и Серёжке, - молодой человек указал рукой на место за столиком напротив себя, - по шашлыку и салаты из зелени. А Колька любит манты, - на этот раз он указал на место рядом с собой справа, и впервые голос парня дрогнул.
Но тут же взял себя в руки, снова заговорил приказным тоном:
- Бутылку водки, пожалуйста. Это нам с Серёжкой. А Кольке – негазированную воду. Он на дух не переносит спиртное, чудак. И газированную воду тоже.
- Хорошо, сейчас, ожидайте, - девушка, удивлённо пожав плечами, ушла на кухню.
Зал постепенно наполнялся посетителями.
Играла лёгкая музыка.
Инна уже давно накрыла стол для этого необычного посетителя. Но друзей его всё не было и не было.
Он сидел один.
Опустил голову, обхватив руками, еле заметно раскачивался на стуле.
То вдруг клал руку на соседний стул, у которого стояли манты, наклонялся туда, словно обнимал невидимого собеседника, и лицо его преображалось, становилось по-детски наивным, трогательным. Губы что-то шептали.
Потом вдруг, как опомнившись, сжимал челюсти, скрипел зубами, обхватывал голову, качался.
Инна не спускала глаз с него, и ей казалось, что он или плачет, или стонет.
Она оберегала его.
Несколько раз посетители норовили занять столик рядом со столиком необычного клиента. Но всякий раз она им отказывала. А потом и вообще поставила табличку «Спец обслуживание».
А парень всё продолжал удивлять её.
Он клал руку на стол к шашлыку напротив, и неотрывно смотрел на пустой стул, на пустое место за столиком. Смотрел долго, неотрывно.
И снова лицо озарялось улыбкой, преображалось. Ямочки появлялись на щеках. Глаза искрились.
Потом снова возвращался откуда-то из далёкого далёка, одному ему ведомого, одному ему понятного.
И снова обхватывал голову, скрипел зубами.
И снова Инне казалось, что он плачет или стонет.
А то замирал вдруг, откинувшись на спинку стула, уставившись куда-то вверх, в потолок.
И была в этом взгляде какая-то сила, хотя взгляд тот был не видящим, отрешённым, но пронизывающим, огненно-испепеляющим, готовым сжечь всё на своём пути, пронзить собою и этот ресторан, и всю Вселенную.
А лицо его в этот момент становилось спокойным, лицом человека уверенного, умиротворённого, мудрого. Знающего то, что не доступно простому смертному.
И вот этот контраст спокойного выражения лица и, в то же время, взгляда куда-то за горизонт, недоступного ей своей внутренней силою,заставляли девушку волноваться.
Тогда Инна робела и пугалась за юношу, подходила ближе, чтобы, если что, ухватить его, удержать, закрыть и защитить или помочь, если потребуется вдруг.
А он снова возвращался к своим невидимым собеседникам, то обнимал рядом сидящего товарища, то обращался к соседу напротив.
К водке так и не притронулся.
Как не притронулся и к пище.
Давно остыли манты и шашлыки.
- Будьте добры, рассчитайте нас, - молодой человек подозвал к себе официантку.
- Так вы… - она недоумённо повела рукой в сторону не тронутого заказа.
- Ничего-ничего. Рассчитайте нас. Просто Колька любит манты. А мы с Серёжкой – шашлыки.
- Так вы же один, - не переставала удивляться Инна.
- Вы не правы. Мы договорились ходить вместе в ресторан на 23 февраля. Они всегда со мной. Просто остались там. Мы опять придём к вам на следующий год, - твёрдо закончил юноша.
И уходил из ресторана, подтягивая за собой левую ногу, словно чужую.
И сам как из другой планеты.