Полк, в котором служил Захар, тоже попал в окружение и, неся большие потери, прорвал кольцо немецких войск и пытался выйти в расположение своих частей, но безуспешно. С одной стороны, путь к линии фронта в каждом случае преграждали вражеские воинские соединения, с другой стороны, полк просто не успевал за быстрым наступлением фашистов.
Приходилось экономить боеприпасы и вступать в бой только в крайнем случае.
Все дороги и днём и ночью были до отказа забиты немецким войсками.
Полк в основном продвигался по просёлочным дорогам или лесами и болотами.
Через два месяца бесполезных попыток прорваться к линии фронта, полк вконец измотанный, потеряв тяжёлое вооружение и большую часть командного и рядового состава, к вечеру вышел к небольшой деревушке. Она находилась среди лесов и болот отдалённого района Калининской ныне Тверской области.
Разведка доложила: немцев немного не более отделения, охраняют бывший колхозный склад горючего из нескольких небольших резервуаров, жителей в деревне нет.
Незнакомый Захару капитан средних лет, видимо, из кадровых офицеров, принявший командование полком, приказал окружить деревню плотным кольцом, чтобы ни один немецкий солдат не ушёл.
Бой длился всего десять минут. Вся охрана немцев: семь рядовых и ефрейтор были закиданы гранатами в служебном помещении склада.
В деревне стояли целыми все дома. По всем признакам немецкая авиация здесь не работала.
Данные разведки подтвердились, деревня была пуста, ни единого человека. Скорее всего, жители деревни эвакуировались или попрятались в лесах. Голодные бойцы разбежались по избам в поисках съестного, но кроме картофеля, квашеной капусты и солёных огурцов ничего не нашли. Зато большой запас продуктов обнаружили в избе, где жили немцы.
Задымили трубы. Красноармейцы готовили еду и сушили одежду.
Наевшись, после многих дней голодания и устроившись, где придётся, они уснули мертвецким сном.
Командиры, выставив на выездах из деревни часовых, впервые с момента окружения тоже спокойно спали.
В небольшом селе, которое находилось в нескольких километрах, имелся немецкий гарнизон. Услышав взрывы, немцы не стали спешить, зная по опыту, что «окруженцы» после таких скитаний не покинут деревню раньше завтрашнего полдня.
Перед рассветом немецкие подразделения, в сопровождении танка и двух бронемашин с пулемётами, выдвинулись к деревушке.
Легко и без шума убрав дремлющих часовых, немцы взяли деревню в плотное кольцо. Лишь только забрезжил рассвет, начался обстрел изб из танка. Выскакивающих на улицу красноармейцев расстреливали из пулемётов.
Несмотря на внезапность нападения немцев, младшим командирам удалось организовать локальные рубежи обороны. Это оказалось совершенной неожиданностью для немцев, понёсших первые потери.
Политрук, который спал в той же избе что и Захар, расставил нескольких бойцов по окнам со стороны леса, приказав экономить патроны и стрелять только наверняка.
С остальными бойцами он поспешил из избы и организовал круговую оборону.
Захару досталось небольшое оконце в чулане, Получилась удобная для стрельбы позиция.
Немцы шли цепью от леса, приближаясь к сарайчику на краю усадьбы. Расстояние было небольшим и трудно было промахнуться.
Когда после первого выстрела Захара упал один из немцев, остальные залегли и стали пытаться перебежками и ползком продвинуться к деревне.
Захар поражал перебегающих гитлеровцев, почти не целясь. Тем более немцы никак не могли понять, откуда идёт стрельба, потому, что угол пристройки к дому скрывал его от них.
Так же удачно действовали и остальные бойцы.
В конце - концов, немцы прекратили попытки зайти в деревню с этой стороны.
Захар, не опуская винтовку, продолжал внимательно контролировать из окна территорию, прилегающую к дому.
На снегу чернели шинели четырёх убитых немецких солдат.
Он не стал стрелять по немцам, которые вытаскивали своих раненых с опасного места.
По всей деревне слышалась беспорядочная стрельба, которая с каждой минутой затихала, а потом и совсем прекратилась.
Пошли тревожные минуты ожидания.
Когда рядом с избой послышалась незнакомая речь, один из бойцов пошёл к выходу и приоткрыв дверь выглянул в щель. Перед домом немцы строили красноармейцев в две шеренги, раздавая прикладами удары.
- Что будем делать? - бойцы собрались вокруг него, - Наших строят. Воевать дальше бесполезно, закидают гранатами и копец нам. Надо сдаваться.
- Я в первую мировую побывал у них в плену, ничего выжил, - поддержал его пожилой солдат.
- А, присяга, а, трибунал… Лучше спрячемся в подполе, может, повезёт и не заметят, - предложил Захар.
Так и решили.
Не прошло и полчаса, как наверху раздался стук кованых сапог о половицы. Открылся люк. В подпол опустилась рука с гранатой:
- Рус, сдавайса!
Боец, который предлагал сдаться, поднялся из подпола первым. Через мгновение раздался выстрел.
Вновь показалась рука с гранатой:
- Рус, выходийт!
Красноармейцы стали по очереди вылезать из подпола, со страхом ожидая выстрела.
Один из немцев со всей силы бил каждого прикладом винтовки, другой, с автоматом, - выталкивал за дверь. Выходя, пришлось переступать через застреленного бойца.
Пожилой боец вылез последним и стал пытаться объяснить, размахивая руками, что в подполе никого нет. Немец отпрянул от него и выстрелил. Получив ещё один удар по голове, Захар оказался снаружи.
Раздались взрывы гранат. Захар посмотрел в ту сторону, немцы забрасывали гранатами избу, в которой находились раненые красноармейцы.
Немецкий офицер, у которого, как заметил Захар, на петлицах были молнии, медленно шёл вдоль строя и через несколько шагов останавливался и повторял:
- Комунистен, официрен, йюде, выходийт, - и показывал на группу пленных стоящих в стороне под охраной автоматчиков.
Если никто не выходил, он внимательно всматривался в пленных и, только убедившись, что среди них таковых нет, шёл дальше. Иногда он указывал на кого-то из стоящих и произносил, или «йюде, или «официрен».
Солдат отводил пленного в сторону.
Рядом с Захаром стоял лейтенант. Он успел переодеться в солдатскую гимнастёрку и пилотку.
Немецкий офицер остановился напротив и показал своему солдату на пилотки. Тот сбил их с головы Захара и лейтенанта. Офицер, улыбаясь, ткнул пальцем в лейтенанта:
- Дункель официрен, - он изобразил пальцами, что-то вроде ножниц, - Чик-чик, - и показал на коротко постриженную голову Захара.
Его стрижка совсем не вязалось с чубом лейтенанта.
Пройдя до конца строя, офицер каким-то только ему известным методом выявил среди пленных двух евреев.
С задней шеренги раздался голос
- Господин офицер, господин офицер! - вперёд протиснулся невысокий лет тридцати боец.
- Вот коммунист, - и он показал на стоящего сзади бойца, - Я их всех знаю, и коммунистов, и комсомольцев.
Он стал ходить вдоль строя и указывать на стоящих в строю пленных.
- Все, больше никого нет, господин офицер.
- Гут, - офицер кивнул солдату в сторону отобранных пленных.
Тот отвёл предателя к тем, кого он только что выдал, несмотря на то, что он упирался и умолял,
- Господин офицер, я вам пригожусь, я готов служить немецкой армии…
Пленных построили и погнали, поторапливая выстрелами и прикладами, в сторону ближайшей железнодорожной станции.
Когда колонна пленных выходила из деревни раздались автоматные очереди. Расстреливали отобранных офицером солдат и офицеров полка.
Расстреливали и тех, кто не мог долго идти из-за ранения и падал, и даже тех, кто пытался им помочь.
«Окруженцев» гитлеровцы считали партизанами и для них эти пленные были вне закона.
На станции пленных погрузили в товарный вагон, набив его до отказа, можно было только стоять. Внутри стоял полумрак. Лица были еле различимы. Дневной свет проникал лишь через щели между досок обшивки стенок вагона да через дыры, образовавшиеся от попадания осколков авиабомб и снарядов.
Двое суток ничего не происходило, о пленных словно забыли. Спать приходилось стоя, потому что из-за тесноты не было возможности даже присесть.
Стоящий рядом с Захаром парень, попросил пленных потесниться, изловчился и с помощью ног оторвал несколько дощечек, прикрывающих дыру в полу вагона,
- Наступит ночь, смоемся.
Задуманное сорвалось, вечером вагон прицепили к составу, который, медленно набирая скорость, покатился в сторону Ржева.
Поезд двигался медленно, подолгу задерживаясь на перегонах.
В одну из ночных остановок парень толкнул Захара,
- Пора. Самое время.
Они отодвинули ногами доски. Парень опустился в образовавшийся люк и исчез в темноте. Захар сел на край дыры, опустив ноги, готовый спрыгнуть вниз под вагон, но несколько рук ухватили его за плечи,
- Не пустим.
- Хотите, чтобы нас расстреляли из-за вашего побега?
- Вылазь.
Снаружи раздались выстрелы,
- Понял, чем дело могло кончиться. Скажи нам спасибо.
Пленные напряжённо ждали появления немецкой охраны, но на их счастье состав медленно покатился, набирая ход.
Пошли четвёртые сутки с момента загрузки в вагон. Невыносимо мучил голод, а в ещё большей степени хотелось пить.
Захар, в который раз, нащупал в кармане галифе картофелину. Он подобрал её в подполе избы, где прятались от немцев, и берёг на самый крайний случай. Голод и невыносимая жажда взяли своё, и Захар вынул картофелину. Из другого кармана достал маленький перочинный ножичек, которым затачивал карандаши штабным офицерам, будучи писарем.
Он хотел снять кожуру, но передумал. И только начал отрезать небольшую дольку, со всех сторон к нему потянулись руки пленных. Он, на ладони, порезал картофелину на мелкие кубики и стал раскладывать в протянутые руки, положив несколько кусочков себе в рот. Хотелось тут же проглотить, но Захар вытерпел и, медленно разжёвывая, наслаждался каплями влаги находившейся в них.
На шестые сутки уже никто из пленных не мог разговаривать. Так пересохло во рту, что Захар не мог пошевелить языком.
Шёпотом удавалось произнести лишь несколько слов, и то не разборчиво.
Пленным, прижатым к стенкам вагона, повезло, снаружи начался снегопад, и снежинки залетали в щели и дыры. Их судорожно ловили языком или слизывали с досок.
Напротив Захара тоже была небольшая щель, и он прижался к ней раскрытым ртом и не закрывал его до той самой поры, пока снегопад ни прекратился.
Прошло ещё несколько суток, и Захар почувствовал, как тело прижавшегося к нему солдата стало остывать.
Пленные начали умирать от голода и обезвоживания.
Когда раскрылись двери вагона, и прозвучала команда выходить, пленные стали просто вываливаться из него не в силах удержаться на ногах.
Весь пол вагона был завален телами умерших. Немецкие солдаты, заглядывающие внутрь, закрывали носы, такой стоял смрад от пота испражнений и начавшихся разлагаться трупов.
Пленных, которые судорожно хватали снег и горстями запихивали в рот, при помощи прикладов и выстрелов отогнали в сторону.
Вагон облили бензином и подожгли.
Захар огляделся и оторопел, это была та же станция, на которой их сажали в вагон.
- Сволочи, надеялись, что мы все поумераем, - с трудом выговаривая, слова произнёс кто-то сзади.
Обернувшись, Захар узнал в пленном старшину разведчиков.
Пленных выстроили в цепочку, и повели в сторону полевой кухни. Полный пожилой повар-немец зачерпывал из котла что-то похожее на кашу из неочищенного овса, стряхивал в пригоршню подходившего к нему пленного и хохотал, когда тот, обжигаясь, хватал кашу ртом. Иногда к смеху прибавляя,
- Руссише швайн.
- Руссише швайн…
Уже пешим ходом пленных погнали под Сычёвку в фильтрационный лагерь. По пути гитлеровцы беспощадно расправлялись с теми, кто был не в силах идти, и их тела вехами лежали по обочинам дороги.
Лагерь представлял собой бывший скотный двор, огороженный невысоким забором из одного ряда колючей проволоки. По углам забора стояли вышки, на которых дежурили пулемётчики. Посреди двора был насыпан большой гурт зерна. Вокруг него были воткнуты таблички: «Яд». Видимо, отступающие вместе с войсками колхозники отравили зерно, чтобы оно не досталось врагу.
Когда прибывших загнали внутрь лагеря, они увидели, что вокруг гурта лежат тела военнопленных, отравившихся зерном.
В скотнике стояла большая дровяная печь с чугунной плитой.
Дров не было, поэтому, чтобы её топить, пленные разбирали деревянные перегородки, стойла и кормушки.
Навоз был не убран, и толстый его слой почти по щиколотку покрывал земляной пол.
Скотник был заполнен лежащими на соломе или прямо на навозе пленными.
Вновь прибывшие с трудом нашли себе место, чтобы устроиться на ночлег.
Захар спроси лежащего рядом солдата:
- Здесь кормят?
- Видел гору зерна? Вот и весь корм. Поел, и закончились мучения.
- Как же так? Без еды же не выжить.
- Ты, думаешь, что фашисты хотят, чтобы мы выжили? Местные жители приходят, бросают через проволоку хлеб, картошку варёную, свёклу. Иногда немцы привозят отбросы и объедки со своей кухни, смотрят и хохочут над теми пленными, которые дерутся за какую-нибудь кость или гнилую морковку. Когда это зрелище им надоест, начинают успокаивать пленных прикладами, а то и пулями. Внутри командуют надзиратели, из наших, предатели, выслуживаются. Вот, их-то кормят. Ты не отказывайся, когда будут отбирать на работы. Там можно всегда что-то раздобыть из съестного.
Рано утром в лагере производилось обязательное построение.
Комендант лагеря молодой лейтенант, рыжий высокий детина, медленно проходил вдоль строя пленных. В его руках всегда была толстая сучковатая палка, и если ему кто-то не нравился: не так посмотрел или наоборот прятал глаза, получал сильный удар, а то и не один. Иногда, словно наслаждаясь, он избивал пленного в кровь.
Среди пленных шёл слух, что это не немец, а финн. Особенно в этом были уверены те, которые воевали в финскую войну, но они ошибались. Комендант, по национальности был эстонец, уже не один год прослуживший в немецкой армии.
Пленных, прибывших накануне, поставили в первый ряд. Их комендант осматривал очень внимательно. Особое внимание уделял обуви, и если у кого-то она была справная, тыкал палкой ему в грудь. Следовавший рядом с ним надзиратель выхватывал пленного из строя и отводил в сторону.
На ногах у Захара были совсем новые ботинки с высоким верхом на шнурках, которые он носил с обмотками, перетянутыми сверху верёвкой. Чтобы не смущать мародёров, он обмотал ноги поверх ботинок тряпками.
Когда он увидел, что немец обращает внимание на обувь, заволновался, вдруг финн заметит его обман.
Комендант остановился перед ним и ткнул палкой Захару в ногу.
- Вас ист дас? Что этто?
- Захар вытянулся в струнку и, по возможности подобострастно глядя ему в глаза, тут же сообразил что ответить:
- Капут ботинкам, совсем капут.
Обошлось без битья.
Отобранных пленных заставили здесь же на территории лагеря закапывать трупы отравившихся зерном или умерших от голода, ран, болезней и холода.
В лагере царила страшная жестокость. Стоило пленному заболеть, и он уже не мог самостоятельно выйти на построение, тут же находились желающие его раздеть ради овладения одеждой, и человек был обречён на скорую смерть.
Захар очень обрадовался, что так получилось с обувью, очень уж ему не хотелось заниматься покойниками, да и сил от голода совсем не осталось.
Днём запрещалось лежать и поэтому пленные устраивались, кто как мог. Одни сидели на своей так называемой постели из навоза, от которого исходило хоть не большое, но какое ни есть тепло. Другие стояли, прислонившись к стенам, чтобы не упасть от истощения. Многие устраивались ближе к печи, хотя она, как ни старались пленные постоянно её подтапливать, не могла отопить весь скотник, стоящий без стёкол на окнах и с наполовину сломанными воротами.
Место у самой печи занимали те самые надзиратели, другим здесь места не было.
Когда Захар увидел, как надзиратель неумело разбирает очередную перегородку, вызвался ему помочь. В результате был отмечен тем, что тот поручил ему топить печь.
Это было не так сложно. Пилить и колоть дрова было нечем, поэтому концы досок или брёвен, если они были длинны, Захар засовывал в топку, а потом по мере сгорания продвигал их внутрь.
Соблазнив возможностью греться у печи, он отобрал из пленных нескольких помощников для заготовки дров, в результате выкраивал себе время, чтобы немного передохнуть и набраться сил.
В один из дней он еле таская ноги подошёл к гурту отравленного зерна и из любопытства смахнул ногой снег. Под снегом оказалась смесь овса и ржи. Её обычно заваривали кипятком и подкармливали зимой скот.
Захар стоял и не отрываясь смотрел на зерно. Рука сама тянулась, чтобы ухватить горсть этой отравы, и, наконец, вдоволь поесть, а там что будет.
- Думаешь, в могиле будет лучше? - это пленный, пришедший с товарищем, чтобы забрать очередной труп, решил остановить Захара, - На, - он протянул ему корку заплесневелого хлеба, - Сегодня воскресенье, у забора соберутся местные жители, будут бросать еду. Ты приходи ближе к полудню и стань вблизи колючей проволоки, но не рядом, на вышках этого не любят и уложат из пулемётов. В основном приходят искать своих родственников, но и нам перепадает кое-что из съестного, и тебе что-то достанется.
Захар в мгновение проглотил хлеб,
- Спасибо тебе за совет и за хлеб.
- Да, чего там. Я же помню твой кусочек картофелины, которым ты поделился в вагоне.
- Запомни, близко не подходи.
Действительно к середине дня за забором собралась толпа женщин. Они выкрикивали имена своих мужей и сыновей. Но стоило им подойти ближе к проволоке, раздались пулемётные очереди и у их ног запрыгали фонтанчики от пуль.
Если в лагере находился тот, кого они искали, то бросали через забор еду.
Рядом с Захаром оказался тот, кому повезло, и он среди женщин увидел свою мать. Она прокричала ему, о приказе немецкого командования, по которому жёны или матери могут забирать из плена своих мужей и сыновей, что требуется только разрешение начальника лагеря и подписка пленного не воевать с немецкой армией.
Когда женщина начала бросать сыну варёный картофель, началась свалка.
Захару перепало две картофелины, которые он тут же съел.
Не найдя родных, женщины бросали пленным свои припасы и со слезами уходили. На их место подходили другие, и так продолжалось до сумерек.
Это небольшое количество съестного, которое приносили женщины, спасало многих пленных от голодной смерти
Когда толпа начала редеть, Захар пошёл вдоль забора и начал по возможности громко выкрикивать,
- Холм-Жирковские есть!?. Холм-Жирковские есть!?. Холм-Жирковские есть!?.
- Я с Никитовки, - пожилая женщина помахала ему рукой, - Я… Ты, с каких мест будешь?
- С Филиппова, что за Днепром. Тётка, очень прошу, передай жене Сергеевой Елене, что я здесь. Она тебя отблагодарит.
У Захара появилась пусть мизерная, но надежда.
Солдат из похоронной бригады был прав, как только нескольких пленных в суматохе прижали к проволоке, работы ему прибавилось.
Голод становился всё невыносимее. Захар бродил по двору в поисках хотя бы чего-нибудь съестного, хотя бы какой-нибудь травинки.
На глаза попалась пустая консервная банка. Он поднял её, заглянул внутрь и провёл пальцем по стенке. Банка была совершенно сухой. Захар с огорчением выбросил её и уже отошёл от того места, когда его вдруг осенила неожиданная идея. Он вернулся, подобрал банку, осмотрелся и подвигав ногой снег нашёл ещё одну. Затем подошёл к зерну и превозмогая голод, чтобы не соблазниться и не поесть, зачерпнул банкой пару горстей зерна, а потом плотно набил банку снегом.
На плите уже стояло несколько посудин, это надзиратели кипятили себе воду.
Захар поставил банку на плиту, на что никто не обратил внимание. Дождался, когда вода закипела. Подождал ещё несколько минут и, взяв банку полой шинели, вышел из скотника.
Тщательно размешав содержимое палочкой, слил воду, затем вновь набил банку снегом и поставил кипятиться.
Это он проделал несколько раз, прежде чем решиться испробовать своё кушанье.
Зерно почти сварилось и казалось необычайно вкусным.
Сделав несколько глотков, Захар решил переждать хотя бы час, чтобы узнать результат. Он выждал сколько смог и не чувствуя ни каких симптомов отравления с удовольствием съел своё варево.
Этот процесс заготовки еды стал его основным занятием.
Вторую банку он передал тому солдату, который угостил его хлебом, объяснив ему весь процесс приготовления каши.
Через несколько дней, пленные поняли, что происходит, и к плите уже не было возможности подойти.
Зерно кипятили, в чём только было можно.
Началось массовое похищение посудин.
Чтобы его банку не украли, Захар привязал её к длиной палке и, устроившись на выступе печи, следил за банкой сверху. Если к ней тянулась чья-то рука, он выливал на неё часть кипятка, чем надолго отучал вора от подобных попыток.
Но судьба не долго была благосклонна к пленным, дрова закончились и варить кашу стало не на чем. Да и местные жители всё реже и реже появлялись у забора.
Наступила ранняя зима. Стояли сильные морозы, особенно ночью.
Количество пленных с каждым днём уменьшалось. Умерших было значительно больше, чем поступавших вновь.
Выжить в таких условиях содержания у пленных практически не было шансов.
Земля промёрзла, копать не было сил, и трупы складывали в штабель в углу двора рядом с гуртом.
Захару, в который раз повезло. Надзиратель, ранее назначивший его истопником, отобрал его в команду по уборке территории прилегающей к немецкой казарме и к штабу.
По пути, когда пленных вели к казарме, встретился большой ящик, сбитый из досок, с отбросами из немецкой кухни.
Пленные кинулись к ящику, хватали съестное, запихивали в рот и рассовывали по карманам. Только когда двое пленных упали с простреленной головой, все отпрянули от ящика.
Немец, стоящий у дверей штаба, жестом подозвал Захара к себе, указал на дверь и вручил ему веник из берёзовых веток.
Подметая полы, Захар заглянул в цветочный горшок, стоящий на табурете в коридоре у окна, в котором рос огромный фикус. Счастью его не было конца, горшок был до краёв наполнен окурками от сигарет, немцы тушили их о землю в горшке. Он сначала рассовал окурки по карманам шинели, но, подумав, перепрятал их за пазуху.
«На это можно прожить не меньше недели, выменивая у надзирателей окурки на еду», - подумал Захар, - «Хорошо, что не обзавёлся привычкой курить».