Штрафной батальон, в который был зачислен Захар, скрытно ночью перебросили на линию фронта. В окопах сразу заговорили о скором наступлении, не зря усиливают воинские подразделения на этом участке.
Уже несколько недель здесь было полное затишье. Лишь редкие выстрелы да взрывы снарядов иногда разрывали тишину.
Когда рассвело, Захар выглянул из окопа.
Вокруг расстилались поля несжатой ржи и нескошенные луга.
Окопы проходили вдоль неширокой мелкой речушки, в трёхстах метрах от неё. Берега свободные от растительности хорошо просматривались. По наведённому через реку мосту из брёвен проходила дорога. Вдоль неё по обоим берегам расположилась деревня, домов двадцать. За рекой, в километре, была видна колючая проволока перед окопами немцев.
Несмотря на то, что деревня находилась на нейтральной полосе, она продолжала существовать вопреки всему тому, что происходило вокруг. Обе противодействующие стороны, словно по договорённости, не обстреливали её и старались не повредить жителям этого единственного сохранившегося островка мирной жизни, той о которой вспоминали и советские, и немецкие солдаты.
Дошло до того, что бойцы начали наведываться в деревню за молоком, овощами, фруктами и часто за самогоном. Не раз случалось так, что в одном конце были красноармейцы, а на другом - гитлеровцы, часто непосредственно замечающие друг друга, но не проявляющие враждебности.
Среди вновь прибывших было большое количество побывавших в плену у немцев солдат, и они не могли терпеть присутствие тех, кого они возненавидели всей душой. Многие, в том числе и Захар, порывались прекратить эту идиллию, но были остановлены командирами.
В воинских частях под командованием Рокоссовского, в штрафных батальонах и ротах было много уголовников, которым их сроки заключения были заменены на участие в боевых действиях.
Группа уголовников пришла в блиндаж к командиру батальона Фаустову и предложила организовать разведывательно-диверсионную группу. Верзила с изрезанным шрамами лицом выступил вперёд,
- Что нам ваши винтовки, мы ножичками можем больше шороху наделать.
Они пришли вовремя. Их приход совпал с приказом командования взять языка, желательно с воинским званием не ниже майора.
Это задание и получила новая разведгруппа, в результате действий которой, и нарушилось это спокойное совсем не военное противостояние.
По тому, как у одного из блиндажей туда - сюда сновали немецкие военные, разведчики определили, что это штаб немцев.
Перед рассветом, когда редкий часовой превозмогает сон, они, убрав часовых, пробрались в штабной блиндаж немцев и «вырезали» всех без единого выстрела, оставив лишь, как им показалось, старшего по званию офицера, что и подтвердилось впоследствии. Офицер оказался начальником штаба полка и был очень ценным для командования языком.
В результате день начался с яростного обстрела нашей обороны. Рвались снаряды и мины, трещали пулемётные очереди.
В свою очередь мы отвечали тем же. Разгорелась жаркая перестрелка и дуэль артиллеристов и миномётчиков.
Как только артиллерия замолчала, со стороны немецких окопов показались цепи автоматчиков.
Командир взвода поставил Захара вторым номером к пулемёту «Максим». Не прошло и нескольких минут работы пулемёта, как пулемётчик упал на дно окопа с простреленной головой.
Захар растерялся, не зная, что делать. Он никогда не стрелял из пулемёта, поэтому побежал, пригнувшись под свистом пуль и осколков от рвущихся мин, к комвзвода. Тот быстро нашёл замену погибшему пулемётчику и приказал зря патроны не переводить, а стрелять только по конкретным целям.
Бойцы вернулись к пулемёту, но после нескольких очередей и этот пулемётчик съехал на дно окопа, зажав простреленную шею руками.
С криком,
- Санитары! - Захар бросился в ужасе к взводному.
На этот раз приказ командира был таков:
- Будешь первым номером. Сможешь?
- Не знаю. Не приходилось ни разу.
- Главное заправить правильно ленту.
- Это я видел, понял, как это делается.
- Ну, и отлично, солдат. А, уж как вести огонь, сам догадаешься. Обязательно смени позицию. Наверняка снайпер работает. Зафаров! - подозвал он стоящего рядом и изредка стреляющего из винтовки солдата, - Становись под команду пулемётчика.
Нашли подходящее место, установили пулемёт, и Захар стал маскировать его пучками полыни. Исходящий от травы запах навеял воспоминания детства, когда мать подметала избу веником из полыни. «Лезет же такое в голову», - подумал Захар и скомандовал,
- Дуй за коробками с патронами. Да, смотри не высовывайся. Там снайпер бьёт.
Захар издали наблюдал, как Зафаров стал выбирать из груды коробок те, что с лентами. Обхватив их двумя руками, он хотел развернуться, но окоп оказался узок и он машинально распрямился, забыв об осторожности, и тут же упал, забившись в конвульсиях.
Захар сам отправился за боеприпасами и принёс несколько коробок, не допустив для снайпера ни малейшей возможности для выстрела. Заправив ленту, он стал незаметно осматривать немецкую оборону, надеясь обнаружить снайпера, и ему выпала удача. На солнце, на нейтральной полосе, сверкнул зайчик на стекле прицела. Захар разглядел тёмное пятно за кустом ивняка и выпустил по тому месту длинную очередь.
Спасаясь, снайпер пополз к немецким окопам.
- Издохни, гад! – и Захар стал посылать очередь за очередью, пока снайпер перестал подавать признаки жизни.
Не прошло часа, как немецкое наступление сорвалось. Активные боевые действия закончились и к полудню совсем стихли. Иногда раздавались отдельные выстрелы с немецкой стороны, но и они вскоре прекратились. Немцы приступили к обеденной трапезе.
Шёл час за часом. Стрельба не возобновилась.
На этом участке фронта наступило прежнее затишье.
В течении последующей недели было заметно увеличение количества артиллерии и миномётов в тылу рядом с линией фронта. Все поняли - готовится наступление. И, когда в одну из ночей послышался рёв моторов, и появились танки, решили - наступление вот-вот начнётся.
Рано утром, сразу после прибытия нескольких танков, комбат собрал у себя в блиндаже взводных и командиров отделений:
- На сегодня намечена боевая операция на нашем участке фронта. Нам будет необходимо перерезать железнодорожную ветку, проходящую в трёх километрах за линией обороны гитлеровцев. По ней они перебрасывают технику, боеприпасы и войска вдоль линии фронта. Нам дан приказ: минимум, что сделать, выбить немцев из окопов и перекрыть ветку в районе железнодорожного переезда. Соседи слева и справа также будут участвовать в операции. Как только начнётся артиллерийский и миномётный огонь, выдвигаемся к речке, форсируем её, где вплавь, а где вброд, и, как можно ближе, продвигаемся к немецкой линии обороны. Как только обстрел закончится, вслед за танками, которые также пойдут на штурм укреплений немцев, поднимаемся в атаку. Вы должны до каждого бойца довести данный приказ и своим личным примером вести их за собой в атаку. И чтоб ни один ни спрятался в какой-нибудь воронке. Особо предупреждаю командира разведчиков. Тем более, разведке поручается самое важное - нейтрализовать пулемётные точки противника.
Политрук добавил,
- Коммунисты и комсомольцы, взводные и командиры отделений, разъясните бойцам важность операции для дальнейшего наступления по всему фронту. Вы должны быть впереди и своим примером вести за собой бойцов. Объясните штрафникам, что только кровью они могут искупить свою вину перед родиной, а они у нас основная часть красноармейского состава.
Артподготовка началась в то время, когда у немцев был обед. К обстрелу подключилась авиация, звено штурмовиков, которые, сбросив бомбы, начали пулемётный обстрел окопов противника.
Ещё не закончилась артподготовка, а танки уже начали форсировать реку.
С криком,
- Ура!.. - бойцы поднялись в атаку.
Не смотря на артподготовку и налёт авиации, фашисты неожиданно встретили атакующих достаточно плотным огнём артиллерии и миномётов. Словно сороки затрещали автоматы и пулемёты.
Захар, так получилось, пытался не отстать от политрука, который бежал впереди, размахивая наганом.
Даже среди шума боя был слышен его призыв,
- Вперёд! За Родину! За Сталина! Вперёд! Не отставать! Ура!..
Но его крик вдруг прервался. Захар увидел, как исчезла голова политрука, срезанная снарядом или осколком фугаса, но его тело продолжало бег, сделав несколько шагов. Неконтролируемый ужас охватил Захара. Он замер. Готов был броситься на землю и прижаться к ней всем телом, но заметив, что танки уже утюжат колючую проволоку и первую линию обороны немцев, побежал, пригибаясь, крепко держа двумя руками винтовку с примкнутым штыком.
Раздался невероятно громкий свист снаряда, и в земле перед Захаром, буквально в метре, образовалось отверстие. Это было последнее, что он видел. Бегущим за ним бойцам показалось, что его на куски разорвало снарядом.
Немцев выбили из окопов, и они спешно отступили за железнодорожную линию и даже дальше.
По бывшей нейтральной полосе и по окопам бродили санитары с носилками, подбирая раненых, для доставки в медсанбат. Похоронная бригада стаскивала трупы немцев в большую воронку. Для погибших красноармейцев подготовили братскую могилу рядом с деревней, на высоком берегу речки.
Захара спасло то, что он застонал, когда мимо проходили санитары. Они разгребли руками рыхлую выброшенную фугасом землю и обнаружили его в бессознательном состоянии. Лицо Захара было в крови.
Когда его доставили в медсанбат, Фельдшер при осмотре не обнаружил ни одного серьёзного ранения, кроме рассечения брови и большой ссадины на указательном пальце правой руки. Удивлению персонала медсанбата не было предела.
С помощью нашатыря его привели в чувства. Захар еле стерпел, чтобы ни закричать от сильной головной боли. С первой минуты он понял, что оглох, кроме шума в ушах ничего не слышал.
- Контузия, - решил фельдшер, - Обычное дело.
Его не стали отправлять в госпиталь. Фельдшер приказал медсестре проследить за ним и не давать ему несколько дней подниматься, пока хотя бы немного ни начнёт слышать. Через несколько дней слух стал возвращаться и Захар начал ходить и прогуливаться рядом с палаткой медсанбата.
При первом же взрыве бомбы при налёте немецкой авиации с Захаром случился нервный припадок. Он затрясся, упал на землю и забился в конвульсиях. Санитары подумали, что в него попал осколок, но ранений не было. Его в этот же день отправили из медсанбата в военно-полевой госпиталь.
Главный врач, прочитав записку фельдшера, произнёс, глядя с любопытством на Захара,
- Посмотрим, посмотрим, что будет через недельку, а потом батенька на передовую. Ты часом ни притворяешься ли?
При этих его словах Захара неожиданно начало трясти. Главврач позвал санитарку,
- Налейте ему сто граммов спирта и делайте это каждый раз, когда начнутся такие симптомы. Через недельку, вторую посмотрим, что с ним делать.
После того, когда комвзвода выслушал очевидцев, того, когда Сергеева разорвало в куски снарядом, он передал в канцелярию полка сведение о его гибели.
По его довоенному адресу подали сведения в райвоенкомат, и через месяц Елене вручили извещение о его гибели.
Когда она прочитала вслух всем домашним то, что было написано, то есть: «Ваш муж Сергеев Захар Петрович, уроженец села Филиппова, Смоленской области, 5-го февраля 1915 года рождения, пал смертью храбрых в борьбе с фашистскими захватчиками 26-го августа 1943 года», Ульяна запричитала, а Толя начал всхлипывать, и по его щёкам потекли слёзы.
Елена восприняла это известие как-то очень спокойно,
- Нет, жив Захар. Я чувствую - живой он. Вот увидите.
Она не могла понять, почему и отчего такая уверенность. И эта уверенность подтвердилась, когда пришло письмо от Захара, где он писал, что был контужен, вылечился и оставлен при госпитале в хозяйственном подразделении.
Прошло две недели. Слух ещё полностью не восстановился, головные боли прошли, но трясучка возникала при любом возбуждении. Плохо гнулся раненый палец, а в общем Захар выглядел вполне здоровым человеком.
Начальник госпиталя, майор медицинской службы Фридман, написал рапорт вышестоящему командованию об оставлении рядового Сергеева при госпитале до полного выздоровления для выполнения хозяйственных работ: переноски раненых, уборки, топки печей для обогрева, доставки воды и дров и выполнения прочих обязанностей. Рапорт был удовлетворён, и Захара оставили при госпитале, который постепенно перемещался вместе с боевыми частями на запад. В нём Захар прослужил до самого лета 1944 года.
В начале августа Захар вернулся в тот же батальон и в ту же роту, но ни одного знакомого бойца из тех, кто воевал вместе с ним до госпиталя, в ней не осталось.
На линии фронта стояло очередное затишье, но это было затишье перед бурей.
В окопах замечали, что в тылу, в штабах войск и на передовой идёт интенсивная подготовка к наступлению.
Всех охватило нахлынувшее чувство, не чувство страха, нет, скорее предчувствие близкой смертельной опасности.
В прифронтовой полосе стояло какое-то всеобщее напряжение от ожидания больших сражений и больших потерь.
Окопы, в которых оказался Захар, находились в нескольких сотнях метров от небольшого возвышения, называемого по-военному высотой.
Линия немецкой обороны проходила через вершину высоты и занимала более выгодное положение, поэтому овладение ею дало бы большое преимущество при наступлении.
На нейтральной полосе, шириной около километра, и с обеих сторон окопов не было ни кустиков, ни деревьев. Хорошо простреливаемая местность создавала особые трудности даже для разведки и сапёров, не говоря уж о проведении наступательных операций.
Спокойствие на линии фронта длилось почти месяц и только изредка прерывалось стычками разведок, да боями местного значения по выравниванию фронтовой линии.
Август отличился необычно сухой и жаркой погодой. Только редкие облака и лёгкий ветерок приносили иногда прохладу людям в окопах.
Несмотря на редкие взрывы снарядов и мин, над ржаными и гречишными полями, по которым проходила линия фронта, с утра до вечера кружили стаи птиц, питаясь опадающими из перезрелых колосьев зёрнами.
Несколько последних дней было заметно усиление позиций советских войск артиллерией и миномётами.
Бойцы, приходящие с тыла, рассказывали, что видели даже несколько «Катюш». Это означало - грядёт наступление.
Ждать пришлось не долго, через пару дней в окопы доставили большое количество стрелкового оружия, в основном автоматы и ручные пулемёты, а также большое количество патронов и гранат. Было приказано всем поменять винтовки на автоматы и ручные пулемёты. Многим это оружие было незнакомо, поэтому перед боем знатоки из офицеров и сержантов обучали бойцов обращению с ним.
Захару не хотелось расставаться с полюбившейся ему винтовкой, и он выжидал, авось ему не достанется новое оружие. И надежды оправдались - на всех не хватило.
Штрафникам при наступлении, как обычно, поручался захват самых опасных участков обороны фашистов. Результатом боя для них могло быть только одно: победить или умереть. Другого не дано. Остаться в живых, имея тяжёлое ранение - самая высокая награда для штрафника.
Перед самым закатом в блиндаже командира батальона проходило совещание, Комбат был краток,
- Объявляю вам, что рано утром начнётся наступление. Нашему батальону поручено взять высоту и удерживать её, не смотря ни на что, хотя бы сутки. Тактика боя такая. Во время артподготовки максимально скрытно приблизиться к окопам фашистов, по возможности конечно. Ночью сапёры проделают ходы на минных полях и отметят их вешками. Как только прекратится артобстрел, не ожидая команды, поднимаемся в атаку и, пока немцы не опомнились, захватываем первую линию обороны. Чем стремительней будем действовать, тем успешнее пойдут дела, и меньше будет потерь. Настройте людей на успех. Разъясните это каждому бойцу.
На востоке еле-еле забрезжил восход, как вдруг тишину нарушил залп артиллерии и свист снарядов. На линии окопов немцев загремели взрывы, образуя фонтаны земли, огня и дыма.
Штрафники, где перебежками, где ползком, быстро, как только могли, продвигались к немецкой линии обороны. Атака временно прекратилась, когда над ними раздался страшный вой. Бойцов словно кокой-то неведомой силой прижало к земле. Это заработали «Катюши». Страшные взрывы и огненные смерчи разразились над укреплениями немцев.
Захар поднял голову: - «Неужели после этого там кто-то выживет». Такого он ещё не видел. Ему хотелось, и он надеялся, что это продлится дольше, как можно дольше, чтобы ни один фашист не остался в живых.
Обстрел прекратился как-то неожиданно.
После страшного грохота наступила полная неестественная для этой ситуации тишина. Захару показалось, что он оглох, как тогда после контузии.
Раздалось сначала редкое, а потом всё более мощное и громкое «Ура».
Захар набрался решительности, вскочил и побежал, что было мочи к немецким окопам.
Артобстрел проделал много проходов в колючей проволоке. Добежать до первой линии окопов было не трудно. Комбат был прав. Фашисты не успели организовать оборону, и их сходу закидали гранатами в блиндажах.
Вторая линия обороны немцев попыталась отразить нападение, но видя быстро приближающихся к ним красноармейцев, фашисты не выдержали и отстреливаясь отступили.
Обе линии обороны были взяты с минимальными потерями: два бойца погибли, нескольких ранили.
Было приказано не задерживаться и, пока фашисты в панике отступают, гнать их как можно дальше.
Но атака неожиданно захлебнулась. Наступающих встретил шквальный перекрёстный огонь пулемётов противника. Обстрел вёлся из нескольких дзотов, не обнаруженных разведкой при подготовке наступления. Видимо немцы предполагали, а может и узнали от языка, что будет наступление на этом участке фронта.
Захар припал к земле. Вокруг взлетали фонтанчики от пуль. Они свистели над самой головой, пробивая вещмешок за его спиной.
Через несколько минут по цепи передали еле слышную команду: «Назад в окопы».
Захар развернулся и пополз назад, но вдруг страшная боль пронзила правую ногу, и он на мгновенье потерял сознание. Когда очнулся, почему-то вдруг в голове промелькнула мысль: - «Я даже ни разу ни выстрелил. Бежал, будто забыл, что у меня винтовка. Жаль, что ранили».
Винтовка лежала рядом. Попытался ползти, но боль не давала даже пошевелиться. Медленно, стараясь не делать резких движений, снял с себя вещмешок, ремень с закреплёнными на нём гранатами и подсумками с патронами.
После того, как освободился от вещмешка, свист пуль над ним прекратился, скорее всего, он стал незаметен, скрываемый стеблями ржи.
Решил доползти до ближайшей воронки и переждать в ней, надеясь на санитаров. Пересыпал патроны из подсумков в карманы шинели, накинул через голову ремень винтовки и пополз на руках, цепляясь за корни ржи, помогая себе левой ногой. Полз, превозмогая боль, с трудом преодолевая каждый сантиметр в поиске укрытия.
Стрельба всё усиливалась и усиливалась. Участились взрывы мин. Одна из мин разорвалась совсем рядом, и Захар почувствовал, как осколок со звоном ударил по винтовке, а другой - по каске. Снял и осмотрел винтовку. Приклад был разбит вдребезги. Захар с досадой отбросил её в сторону. Подумалось, - «Попробуй теперь, застрелись». Он продолжил движение. К счастью большая воронка от фугаса оказалась совсем рядом. Сполз в неё и с большим трудом перевернулся на спину, с криком от невыносимой боли.
Лежал и смотрел на небо. Уже совсем рассвело и наступило утро. По небу, словно барашки, плыли небольшие белые облачка. Это никак не вязалось с взрывами, стрельбой и криками раненых вокруг. «Надеюсь, в одно место снаряд дважды не попадает, как говорят. Авось повезёт. Эх!», - он вспомнил про разбитую винтовку, - «Ни одного фашиста не убил. Жаль».
В окоп сполз санитар с большой сумкой на ремне, с нарисованным на ней красным крестом. У него был испуганный вид, руки тряслись. Он опустился на самое дно окопа и не соображающим взглядом смотрел на Захара. Вздрогнул всем телом, когда Захар спросил громко, как мог,
- Ты санитар?!.
- Да!..
- Ну, так давай исполняй, - Захар поморщился, - Лечи, санитар, - и показал на разорванный пулями залитый кровью сапог, - Кровь останови.
- Да, вроде сильно не течёт… Потерпи чуток. Помогу, как могу. Сейчас, сейчас…
Санитар разрезал ножом и снял сапог. Размотал портянку. От колена почти до самой стопы зияли три сквозных ранения от пуль крупного калибра. По тому, как неестественно лежала нога, кость была перебита и не в одном месте. Припадая к земле при каждом взрыве мины или свисте пули над воронкой, санитар достал из своей сумки бинты и забинтовал раны. Кровь мгновенно просочилась сквозь бинты. Чтобы как-то укрепить перебитую ногу, санитар снял с ноги Захара второй сапог, отрезал от него голенище и, разрезав его вдоль, обернул покрытое повязкой место, плотно замотав сверху портянками. Захар стойко переносил боль, только иногда вскрикивал от прикосновения санитара к раненой ноге.
Немцы пытались выбить штрафников из захваченных ими окопов, но, встретив сопротивление, откатывались назад, и каждый раз, после очередной неудачной попытки, возобновляли миномётный огонь.
В течение всего дня штрафникам удавалось сдерживать немцев, но силы иссякали, бойцы гибли. На исходе были боеприпасы.
Когда совсем рядом Захар услышал немецкую речь, понял, - «Всё - это конец».
Стемнело. Бой совсем затих. В воронку опустилось ещё несколько раненых. Санитар помогал, как мог, потом вдруг поднялся,
- Я к своим, за бинтами и за помощью. Ждите, - и исчез в темноте.
Один из раненых произнёс,
- За бинтами… Слинял, фраер.
- А, вдруг приведёт помощь. По себе судишь о людях.
Говорили шёпотом, словно сговорились. Не успели продолжить разговор, как раздался крик,
- Хальт, - и в стороне, куда ушёл санитар, раздалась автоматная очередь.
- Жаль пацана… В натуре, жаль.
- Почему ты сразу думаешь о самом плохом? Может это не в него стреляли, - произнёс еле слышно Захар.
Почти до полночи раздавались редкие автоматные очереди. Это немцы добивали раненых красноармейцев, находя их в окопах, блиндажах, в воронках и просто лежащих во ржи.
Все собравшиеся в воронке затихли, вслушиваясь в темноту и ожидая со страхом очередной автоматной очереди, но уже по ним. «В атаке было не так страшно, как сейчас», - подумал Захар. Чувство страха притупляла только боль в ноге.
В этом ожидании смерти прошёл час. Луна не взошла, и над ранеными бойцами разверзлось бескрайнее тёмное звёздное небо. Иногда в ночном небе вспыхивали ракеты, освещая израненное, в воронках поле.
Рядом послышались шаги и кто-то приблизился к воронке.
- Живые есть?
Один из бойцов ответил,
- Есть, только раненые все.
- Ходячие имеются?
- Нет.
- Сможет кто из вас ползти?
Несколько бойцов ответили утвердительно.
- Тогда ползите за мной. Здесь оставаться опасно. Отдайте тем, кто остаётся, шинели и плащ-палатки. Пусть прикроются, может быть, и не заметят их в темноте немцы. Оружие оставьте, пользы вам от него никакой, да и ползти легче.
Захар, превозмогая боль, с трудом выполз из окопа. В темноте вырисовывался силуэт человека в офицерской фуражке.
Смогли ползти только пятеро из восьми раненых.
- Как нам к Вам обращаться? - шёпотом спросил Захар.
- Я комвзвода второй роты штрафного батальона, лейтенант Морозов.
Захар разглядел в темноте, что левая рука лейтенанта висела на перевязи из ремня, а грудь была забинтована поверх гимнастёрки.
- Постарайтесь от меня не отставать, надо поспешить.
Раненые медленно продвигались за лейтенантом, последней их надеждой на спасение. Иногда раздавались стоны, то один, то другой не выдерживали боли.
Отползли метров на сто от воронки, когда в той стороне, где они только что находились, зазвучала немецкая речь, и после короткой автоматной очереди раздался взрыв гранаты. «На этот раз опять пронесло, и пока я жив», - подумал Захар, отдавая все оставшиеся силы, чтобы не отстать от других. Большая потеря крови сказывалась, и с каждой минутой ползти становилось всё труднее.
Переползли через грунтовую дорогу, за которой тоже было поле. Когда удалились от дороги, лейтенант приказал сделать привал и добавил:
- Иначе далеко не уползём.
Захар сорвал спелый колосок и потёр в ладонях. Потом дунул на ладони. На них осталось лежать несколько зёрен. Он ссыпал их в рот, и стал повторять и повторять это занятие, постепенно утоляя голод. Его примеру последовали и другие.
Лейтенант поднялся и растворился в темноте.
- Неужели бросил нас?
- Да, конечно, зачем мы ему, с нами далеко не уйдёшь.
- Не похоже на него. Подождём.
- А, что ещё остаётся?
Час прошёл в тихом и сдержанном обсуждении дальнейших действий.
Прошёл ещё один час, и все окончательно уверились, что лейтенант их бросил.
- Я нашёл тут в километре сарай. Видно какая-то колхозная техника стояла, - раздался вдруг из темноты приглушённый голос лейтенанта, - Там можно укрыться и переждать.
В сарае был земляной пол, но бойцам было не привыкать спать на земле.
- Огонь не разжигайте, ночью любой огонёк за версту виден. Можете погрызть свёклу, она там, в углу, насыпана.
Свёкла оказалась кормовой и не съедобной, но сок немного утолял жажду, которая мучила всех.
- Наша атака на высоту неспроста проведена. Это был отвлекающий манёвр. Я думаю, наши войска ударили где-то в другом месте. Днём была слышна далёкая канонада, и если наступление было удачным, то немцы отсюда скоро уйдут, боясь окружения. Оставляю вас. Напоминаю про огонь. И не курить тоже. Я пойду в разведку, понаблюдаю за дорогой, - и лейтенант неслышно удалился.
Рассвело. Шёл час за часом. Лучи солнца пробивались через щели в стенах и крыше, вызывая воспоминания детства о ночлеге на сеновале. Внутрь сарая залетела бабочка-«шоколадница». Захару, наблюдавшему за её суетливым полётом, почему-то подумалось: - «Понимает ли она, что происходит среди людей? Вряд ли».
Шли часы ожидания, В сарае стало жарко и душно. Солнце грело так, словно сейчас не конец лета, а июль.
Настоящий рой больших чёрных мух, непонятно откуда взявшихся, одолел раненых, облепляя окровавленные бинты. Невыносимо хотелось пить.
Широко раскрылись ворота сарая.
- Всё, драпает немчура. Вся дорога забита. Так что скоро будем среди своих, - радостно объявил лейтенант и передал ближайшему к нему раненому флягу с водой,
- Хлебните по глоточку, а я пойду, ещё понаблюдаю.
Ждать пришлось не долго.
- Всё. Немцев нет. Дорога пуста. Надо подползти к ней и ждать. Должны идти наши войска, - и лейтенант, открыто, не пригибаясь, медленно пошёл в сторону дороги, стараясь не уходить далеко от ползущих за ним раненых.
Уже издали они увидели военную колонну: несколько танков, грузовики и батальон пеших солдат. По их виду сразу поняли - это свои, родные, товарищи. Пока они медленно ползли к дороге, она опустела.
Стояла не привычная для военного времени тишина.
Шёл час за часом ожидания помощи.
Некоторые раненые стали уже терять сознание от жары и потери крови, как вдруг раздался шум мотора, и показалась полуторка с брезентовым верхом. Лейтенант вышел на дорогу и, когда машина с ним поравнялась, разглядев на брезенте красный крест, прокричал:
- Ребята, ура! Это же наши, наш медсанбат. Живём ребята!
Из кабины выскочила медсестра и водитель, а из кузова два санитара с медицинскими сумками наперевес. Медсестра подбежала к раненым,
- Ребятки, родные, живые, - она не могла сдержать слёз, - Мы все окопы облазили. Никого из живых не нашли. Страшно. Весь батальон лёг на этой проклятой высоте. Живые. Родненькие мои, всё, всё, отвезём вас в госпиталь, там вас вылечат, и будите как новенькие.
Это были последние слова, которые услышал Захар перед тем, как потерял сознание.